– Саш? – я уткнулась носом в его плечо.

– М-м-м? – он рассеянно теребил в пальцах мой кудрявый локон.

– Может, переберёмся на диван? Тебе удобно? Мне кажется, от окна дует? Тебе не больно лежать на жестком полу? – тараторила я.

– Маленькая, пожалуйста, расслабься! – он потянулся к моим губам и нежно поцеловал – здесь легче дышать. Марусь, смотри весь город как на ладони. Давай представим, что мы летим…

– Я полечу с тобой куда угодно, – улыбнулась я хитро, – но только после очень большой кружки кофе! И бутерброда с расплавленным сыром! И маленького кусочка шоколада!

– Вот же конъюнктурщик мелкий, – проворчал Сашка, осторожно поднимаясь, придерживаясь одной рукой за стену.

– Саш, не надо! Я сама! – я мгновенно вскочила, чтобы его остановить.

– Пока я могу передвигать ноги, я буду варить своей женщине кофе! И пусть кто-то, – он сердито сдвинул брови, – попытается меня остановить!

Я крепко обняла его, проскользнув руками под серую футболку, глубоко вдохнула родной запах:

– Никто и никогда не сможет сварить кофе лучше тебя, – шепнула я дрожащим голосом.

Мы тогда ещё не знали, что он в последний раз сварил мне кофе. В последний раз щекотал меня, читал вслух “Маленького принца”. Я плакала, он смеялся. Он в последний раз целовал меня так, что кружилась голова, а по спине бегали мурашки, и я забывала, как дышать. В этот последний счастливый день мы были только вдвоем. А потом пришла боль. Она заполнила собой всё пространство. Я вдыхала и выдыхала боль, я тонула в ней как в океане. Я разбивалась на кусочки. В груди зияла дыра, словно мне вырвали сердце. И когда на горизонте моей жизни показалась надежда я навсегда закрыла двери того дома.

Все девять месяцев в ожидании сына я провела у Даши с Женей. Приехала к ним с положительным тестом на беременность в руках и не смогла вернуться в стены родного дома. Хотелось сбежать подальше от своих страхов, от возможных встреч со знакомыми, от неуместных вопросов, укрыться от любопытных глаз. А ещё мне нравилось представлять, что Сашка остался в Москве в нашей квартире, что он встает рано утром на пробежку, потом пьёт кофе с молоком, спешит в офис. Он там, а я здесь.

Удивительно, но именно в этот момент у меня появился лучший друг – Максим. После “Тёмного дня” было больно видеть его, одного без Сашки, потерянного, раненого. Читать в его глазах своё собственное жалкое отражение. А потом, он занялся продажей моей квартиры и поиском новой, подходящей для нас с будущим малышом. Постепенно взял на себя и ремонт и обустройство. Сначала приезжал по выходным, а после всё чаще чудом, выкраивания в своем сложном графике время, чтобы по пробкам добраться к нам. Макс привозил продукты, витамины, книги для беременных и специальные подушки, сопровождал к врачу, гулял со мной. Но самое главное мы начали разговаривать. Много и обо всем. Нам удалось разрушить стену отчуждения, мы впервые за долгие годы общения увидели друг друга настоящих. Без буфера созданного Сашкой.

Когда я узнала, что беременна, Сашка во снах стал исчезать при любой попытке к нему прикоснуться. Тогда же я впервые заметила тоненькую золотую нить соединяющую наши руки. Он был рядом, но не позволял выпасть из реальности. Всякий раз стоило лишь на долю секунды подумать о том, что я хочу остаться, неизменно произносил “Маленькая, просыпайся!”. Он как мог охранял мою хрупкую жизнь и жизнь моего будущего сына.

Где-то за месяц до предполагаемой даты родов Соколовский слетел с катушек. Он в принципе вёл себя как гиперзаботливый папочка. А тут буквально ни на секунду не отходил от меня. Не спал ночами, похудел и казалось вот-вот полностью поседеет.

– Марусь, ты какая-то бледная, – друг внимательно всматривался в моё лицо, – может я позвоню Константину Николаевичу?

– Максик, я хорошо себя чувствую. А бледная потому что гемоглобин упал. Для моего срока беременности это абсолютно нормально…

– Я тут решил отпуск взять…

– Отпуск?! Ма-а-акс?! Ты сам-то хорошо себя чувствуешь? Ты отпуске в последний раз когда добровольно был? Когда… – я осеклась.

– Марусь, я между прочим не молодею! А у меня скоро сын родится! И вообще мне в офисе надоело торчать, пока вы тут своей весёлой компанией каждый день развлекаетесь! – обиженно ворчал Соколовский.

– Но как же там без тебя?

– Мне есть кому делегировать полномочия! Саня и тут позаботился обо всём! Марусь, – уже мягче произнёс он, – я завтра поеду за вещами, давай заскочим к Константину Николаевичу, на пол часика?

– Хорошо, уговорил! Если бы можно было отстегнуть мой живот, ты, наверное, его бы выкрал и скрылся в Мексике!

– Умница ты моя! – друг нежно потрепал меня за щечки, – но Мексика мне не очень нравится, там уровень преступности высокий, и вообще я бы к дедуле в деревню махнул! У него там сосны кругом, воздух чистейший, банька … м-м-м.

Я же понимала истинные причины волнения. Мы привыкли быть режиме ожидания катастрофы, разучились просто радоваться, просто жить, просто плыть по течению.

Мой “беременный на всю голову” друг подговорил моего же врача и заставил лечь в больницу на обследование. Приехал рано утром, напуганный и всклокоченный, без лишних слов и объяснений быстро собрал сумку с моими вещами, только сказал, что ему очень тревожно. Отвёз меня в Москву. Я не стала спорить. Это была одна из вариаций благодарности, за всё что для меня делали близкие. Если их что-то беспокоило, я не спорила не протестовала, не пыталась закрыться. Старалась, успокоить их и выполняла все требования. Чтобы Макс перестал дергаться, решила: побуду под наблюдением несколько дней, а когда всё утрясется, вернусь с чистой совестью домой.

Утром, после очередного звонка Соколовского с проверкой моего состояния, я сонно брела по пустому больничному коридору, чтобы сдать стандартные анализы. Голова немного кружилась, но я списывала это на ранний подъем и больничное питание. Кроха всё утро неугомонно пинался. Я гладила свой танцующий живот, и каждый раз не могла сдержать улыбки. Мы медленно с короткими передышками ковыляли, перекатываясь как императорские пингвины. Все беременные в это время суток выглядели одинаково умильно.

У меня потемнело в глазах. Остановилась перевести дух и когда готова была двигаться дальше, живот пронзила резкая боль. Я не могла ни вздохнуть, ни пошевелиться. По ногам побежало что-то тёплое и вязкое. Теряя сознание, лёжа на полу посреди холодного больничного коридора я увидела растекающуюся от меня алую лужицу крови и Сашку бегущего навстречу. Я медленно проваливалась в кровавую бездну, только Его голос где-то вдалеке был моей спасительной соломинкой:

– Маленькая, я здесь! Я с тобой не бойся ничего, я всё время буду рядом! Возьми мою руку!

– Саш… ты здесь… – шептала я, – я так и знала…

– Конечно, Маленькая! – он нежно гладил меня по голове, его руки были тёплыми, – ты только не отпускай меня, слышишь! Сосредоточься на моём голосе!

От его прикосновений мир вокруг залился слепяще ярким светом. Я уже не могла толком понять где нахожусь. Он держал мою руку, целовал лицо и гладил волосы. Я снова чувствовала его тепло, и весь мир ушёл куда-то на задний план. Только нежные прикосновения имели значение. Мне стало так легко и спокойно, ушла вся боль, все душевные раны исчезли, словно их никогда и не было. Я поняла весь смысл слова покой.

Его голос выдернул меня на поверхность:

– Маленькая, это мальчик! – шептал он мне, – Маленькая у нас сын, Мишка! Как наши папы! Ты должна его увидеть! Ты должна! Просыпайся Маленькая, пожалуйста! Просыпайся!

– Наш сын… Саш, я люблю тебя, – прошептала и свет погас.

Очнулась в реанимации и меня встретили тревожные заплаканные глаза Даши.

– Ты! – она с трудом могла связывать слова, – ты хотела нас бросить!

Даша рыдала громко всхлипывая. Я прохрипела, собрав все свои силы:

– Прости…

От чего она заплакала ещё сильнее.

– Как Мишка? – слабым шёпотом спросила я.