В тот первый миг, задолго до полёта:

Ущелье, динозавр (летающие кони

И челюсти разбиты вдрызг) шипящий змей,

Что на тебя напал в твоей пещере,

Птеродактиль либо паденье, нет—пронесло…

Пока висела там я, ночь и лес сливались вместе,

И полыхали факелы на стенах,

Висела в ожидании Явления из ночи,

Я тогда молилась не за Джека мешкавшего глупо

На палубе—о, нет. Я думала о Денхаме,

Лишь он, вооружённый камерой и пистолетом,

Прокрадывался с умудрённостью бродяги

По Земле Темнейшей, снимая всё подряд,

То камерой, то из пистолета—

Карл Денхам, режиссёр мой, мой незабвенный Карл…

Ах, укажи куда смотреть, шепни мне реплику...

Мы видели их под тысячью имён… «Грета Эрдман» всего лишь одно, этих дам, чья работа всегда покорно съёживаться в Ужасе… ну а дома после работы они засыпают, как и мы, и видят в снах убийц, заговоры против хороших, порядочных людей...

Примат приблизился к Слотропу, передаёт ему в руки то, что нёс йааггхх это круглый чёрный шар анархистской бомбы, вот это что такое, и бикфордов шнур уже горит... Обезьяна скачками бросается прочь. Слотроп всё так же просто стоит там, в скользких сырых залахах, его макияж начинает расплываться, оцепенение в глазах несомненно, как полированный мрамор, а губы стиснулись в тугой волдырь пчелиного укуса: ну-и-что-мне-на-хрен-теперь-делать? Он не может вымолвить ни слова, связной всё ещё не явился, а его голос выдаст его маскировку... Шнур горит, становясь всё короче. Слотроп озирается. Все писсуары заняты. Может просто сунуть шнур перед чьим-нибудь хуем, в струю мочи… уф, но если подумают, что я заигрываю или ещё чего-то там? Блин, иногда хочется, чтоб я не был таким нерешительным… м-может если я выберу кого-то слабее себя… но с другой стороны у недоростков рефлексы резче, не забывай—

Его избавил от нерешительности высокий, толстый, несколько Восточного вида, трансвестит, чей идеал, личный и киносценичный, скорее всего Маргарет О’Брайен. Этому Азиату как-то удаётся выглядеть грустным и с косичками даже когда он выхватывает у Слотропа шипящую бомбу, бегом уволакивает плюхнуть её в унитаз и спустить воду, возвращается к Слотропу и остальным с выражением гражданского долга исполненного как следует, когда вдруг—

КРАППАЛУУМА гремит грандиозный взрыв: вода взмётывается изумлённым зелёно-синим языком (когда-нибудь видел туалет орущий «Ой!»?) из всех и каждого покрытого крышкой унитаза, трубы сорвались и визжат, стены и пол содрогаются, штукатурка начинает осыпаться полумесяцами и пыльными полотнищами, а все тараторившие трансвеститы смолкают, тянутся притронуться к кому-нибудь рядом жестом, подготовить к Голосу из Репродуктора, огласившего:

– Это была натриевая бомба. Натрий взрывается при контакте с водой.– Значит шнур был уловкой, грязная крыса... – Вы были свидетелями кто бросил её в унитаз. Это опасный маньяк. Схвативший его, получит большое вознаграждение. Ваш клозет мог бы превратить вид Нормы Ширер в корзину для мусора из подвала глазной клиники Гимбела.

Тут они все они набросились на бедного протестующего фаната Маргарет О’Брайен, покуда Слотроп, которому унижение, а также (раз прибытие полиции всё больше и больше запаздывает) сексуальные издевательства и пытки всерьёз грозили (Ну ты мне ответишь, Папочка!), ускользает, развязывает, приближаясь к выходу, атласные тесёмки своего платья, неохотно сдёргивает, с намащенно-зализанной головы, сияющий парик невинности...

Реприза с Такеши и Ичизо, Комичными Камикадзе

Такеши высокий и толстый (но волосы не заплетает в косы как Маргарет О’Брайен), Ичизо невысокий и худой. Такеши пилотирует Зиро, Ичизо пилотирует Охку, это длинная бомба, вообще-то, с кабинкой, где сидит Ичизо, с короткими крыльями, ракетным двигателем и парой контрольных манометров позади. Такеши отзанимался в Школе Камикадзе две недели, на Формозе. Ичико пришлось учиться в школе Охка пилотажа шесть месяцев в Токио. Они так же несхожи, как арахисовое масло и варенье. Нечестно спрашивать кто из них кто.

Их всего лишь двое Камикадзе на этой авиабазе, которая довольно удалённая на самом деле, на острове, который мало кого, честное слово, уже заботит. Сражения ведутся на Лейте… потом на Айто Джива, продвигаясь к Окинаве, но всегда чересчур далеко, чтоб долететь отсюда до боя. Но у них есть приказ, и есть их ссылка. Не слишком много развлечений, кроме как бродить по пляжам в поисках дохлых остракод. Это такие рачки трёхглазые, формой как картошка и кошачьи усы с одного бока. Если высушить и измельчить, остракоды отличный источник света. Чтобы пыль засветилась в темноте, тебе надо просто воды добавить. Свет от них синий, странный синий с множеством оттенков—зелёный есть в нём, и есть индиго—на удивление холодный, полуночно синий. В безлунные или облачные ночи, Такеши и Ичизо снимают свою одежду и брызжут друг на друга Остракодным светом, бегают и хохочут под пальмовыми деревьями.

Каждое утро, иногда и вечером, Бесшабашные Друзья-Самоубийцы отправляются к покрытому листьями сарайчику с локатором, узнать не появились ли Американские цели, стоящие чтоб в них садануться, в пределах радиуса их полёта. Но всякий раз одна и та же история. Старый Кеношо, сдвинутый оператор радара, что постоянно гонит саке в помещении передатчика, а змеевик склепал из трубки магнетрона каким-то злостно-Японовским способом, который Западной науке не постичь, и всякий раз с приходом парней этот старый подлец-пропойца начинает квохтать: «Никак не помереть сегодня! Никак не повезёт вам помереть! Дико извиняюсь!» и показывает на пустой экран локатора, зелёные радиусы молча бегают круг за кругом по пустой сетке зелёного шампуня, ничего кроме моря не отражается дальше, чем можешь пролететь к роковой мандале, к которой рванулись бы два юных сердца, ни зелёного пятна авианосца в окружении чёрточек эсминцев, ничего… нет, каждое утро одно и то же—только белые буруны на волнах и старый истеричный Кеношо, который сейчас на полу захлёбывается слюной и языком, в своём Припадке, заранее предвкушаемая часть каждодневного визита, каждый из приступов старается превзойти предыдущий, или по меньшей мере привнести новую деталь—заднее сальто, укус-другой за сине-жёлтые патентованные краги Такеши, импровизированное хайку:

Любимый сиганул в вулкан!

Там метра три,

И он потухший—

пока два пилота кривляются, хихикают и скачут вокруг, стараясь избежать брыканий седого старого локаторщика—что? Тебе не понравилось хайку. Прозвучало не слишком воздушно? Не Японисто вовсе? Фактически, смахивает на что-то прямиком из Голливуда? Ну Капитан—да-да, вы, Морской пехоты Капитан Эсберг из Пасадены—вы только что Магически Угадали! (ахи-охи и предварительные аплодисменты) и потому вы—становитесь нашим Параноиком… Дня! (оркестр грянул «Застегни своё пальто» или другим подходящим паранойно бодрящим маршем, пока изумлённый участник конкурса буквально вздёрнут на ноги и вытащен в проход этим Врачом из Комиссии с раскраснелым лицом и ходуном ходящей челюстью) Да, это кино! Ещё одна комедия положений Второй Мировой Войны и вам повезло узнать каково оно на самом деле, потому что вы—выиграли (барабанная дробь, ещё ахи с охами, аплодисменты усиливаются прорезаемые посвистами) бесплатное путешествие, в один, конец на одного, на реальное место съёмок, экзотический Пуки-хуки-луки-и Остров! (секция укулеле в оркестре подхватывает теперь звенящую репризу из той мелодии «Привет, Белый человек», что мы в последний раз прослушали в Лондоне обращённой к Гёза Рожевёгли ) в гигантском ТВА Созвездии! Вы станете там ночи коротать, извлекая москитов из вашего собственного горла! Напрочь слепнуть в потоках тропического ливня! Вычерпывать крысиные какашки из бочки питьевой воды для военнослужащих! Но не одни же головокружительные ночные восторги, Капитан, потому что днём, с пяти утра ровно, вам предстоит ознакомление с Камикадзевым Зиро, который и будете пилотировать! Все рычаги и кнопки управления отсоединены, вам достаточно знать лишь где предохранитель бомбы! Аа-ии конечно же, держитесь подальше от этих двух Несмышлёных Япов, Такеши и Ичизо! пока они переживают свои шумные еженедельные приключения, явно забыв о вашем присутствии, и откровенно зловещей направленности распорядка вашего дня...