Ну так Байрона ждёт жёсткое отрезвление! Уже существует организация, людская, известная как «Фебус», международный картель лампочек освещения, чья штаб-квартира размещается в Швейцарии. Управление в основном осуществляют ДжиЭл Интернешнл, Osram, и Объединённая Электропромышленность Британии, которые, в свою очередь, на 100%, 29% и 46% принадлежат компании Дженерал Электрик в Америке. Фебус устанавливает цены и определяет срок эксплуатации всех лампочек в мире, от Бразилии до Японии, до Голландии (хотя Голландский Philips это бешеная собака в картеле, может в любой момент вырваться и сеять неразбериху в Комбинации). С учётом такого состояния тотального подавления, похоже что не найти места для новорожденной Лампочки Младенца, кроме как начинать от самого дна.
Но в Фебусе ещё не знают, что Байрон бессмертен. Он начинает свою карьеру в притоне курильщиков опиума с женским персоналом в Шарлотенбурге, почти в пределах видимости статуи Вернера Сименса, светясь в бра, один из множества лампочек, повидавших самые апатичные формы Республиканского декаданса. Он познакомился со всеми лампочками в заведении, Бенито Лампоне из следующего бра, который постоянно планировал побег, Берни, что горел у туалета в конце коридора и имел неисчерпаемый запас анекдотов про уролагнию, и с его матерью Брендой на кухне, у которой только и разговоров что про шарики гашиша, про членозаменители, вызывать потопы болеутоляющих оргазмов в капиллярах влагалища, про молитвы обращённые к Астрате и Лилит, царице ночи, про заходы в истинную Ночь Иных, продрогших и голых на линолеуме полов после нескольких суток без сна, грёзы и слёзы становятся его естественным состоянием...
Одна за одной, из месяца в месяц, лампочки перегорают и нет их больше. Поначалу, это болезненный удар Байрону. Он всё ещё новичок, всё ещё не постиг свою бессмертность. Но накручивая часы горения, он начинает понимать преходящесть остальных: осознание, что надо любить их, пока они ещё тут, идёт успешнее, а также всё интенсивнее—любить, словно каждый час эксплуатации последний. Байрон вскоре становится Постоянным Старожилом. Другие могут распознать его бессмертность с первого взгляда, но она никогда не обсуждается, разве что в общих высказываниях, когда доходит, помаргивая, фольклор из прочих частей Электросети, сказания о Бессмертных, один в кабинете кабалистики в Лионе, владеющий, как полагают, магией, другой в Норвегии, над входом в склад, лицом к лицу с арктическою белизной, полон стоицизма, при одной лишь мысли о котором более южные лампочки впадают в ослабелую пульсацию. Если где-то есть ещё Бессмертные, то они отмалчиваются. Но это молчание таящее многое, возможно всё, в себе.
Вслед за Любовью, таков черёд, у Байрона начинается урок Молчания.
Когда его горение продляется до 600 часов, контролёры из Швейцарии начинают присматриваться к Байрону. Зал Наблюдений Фебуса расположен в малоизвестных Альпах, холодное помещение до потолка забитое Германской электроаппаратурой, стекло, медь, эбонит, массивные блоки терминалов, обросшие латунными зажимами и вкрутками, и работник в сверхчистом белом халате, что бродит от счётчика к счётчику, невесомый как снежные бесы, проверяя, что всё идёт штатно, что ни у одной лампочки средний срок эксплуатации не зашкалил. Можешь себе представить как скажется на рынке, если такое начнёт случаться.
Байрон минует красную черту на табло Наблюдающих, и тут же, как полагается, его мигом проверяют на сопротивление нити, температуру свечения, вакуум, потребление энергии. Всё в пределах нормы. После этого, Байрона проверяют теперь уже каждые 50 часов. Мелодичный звонок раздаётся на станции слежения по истечении срока.
На 800 часах—ещё одна рутинная предосторожность—Берлинская представительница отправлена в опиумный притон вывинтить Байрона. На ней перчатки козлиной кожи на асбестовой подкладке и двадцатисантиметровые каблуки, не для того, чтобы не затеряться в толпе, а чтоб дотянуться до бра, где вкручен Байрон. Остальные лампы смотрят в едва сдерживаемом ужасе. Новость распространяется по Электросети. С чем-то близким к скорости света, каждая лампочка, Азосы глядящие в улицы из бакелита, Нитралампен и Вотанг Жс освещающие ночные футбольные матчи, Юст-Вольфрамы, Моноватты и Сириусы, каждая лампочка в Европе узнаёт о случившемся. Они молчат в бессилии, покоряясь перед лицом насилия, которое полагали всего лишь мифом. Мы не в силах помочь, это общая мысль гудит над отарами спящих овец, вдоль Автобанов, и до резких окончаний угольных причалов на Севере , никогда не могли мы хоть что-то поделать... Стоит кому-то заронить в нас наиничтожнейшую надежду, выступить против, тут же вмешивается Комитет по Аномалиям Накаливания и его забирают. Некоторые всё же протестуют, быть может, тут и там, но это лишь информативно, приглушая свет, безвредно, ничего подобного взрывам в лица власть предержащих, как виделось когда-то Байрону, ещё в его Младенческой палате, в пору невинности.
Он перевезён в Нойкёльн, в подвальное помещение, в дом стеклодува, который боится темноты и станет держать Байрон включённым день и ночь взирающим на все те кремневые кубки, грифонов и цветы-кораблики, на прыгающих козерогов, зелёную паутину, угрюмых льдо-божеств. Это один из так называемых «пунктов контроля» для удобства наблюдений за подозрительными лампами.
Не прошло и недели, как грянул гонг в коридорах из льда и камня штаб-квартиры Фебуса и лица кратко вздёрнулись от своих счётчиков. Гонги тут не часты. Гонги особая весть. Байрон миновал 1000 квт-часов свечения и теперь следует стандартная процедура: Комитет по Аномалиям Накаливания направляет в Берлин убийцу.
Но тут происходит нечто странное. Да, чертовски странное. Планировалось разбить Байрона, измельчить и в той же мастерской расплавить—вытащив вольфрам, разумеется—чтобы мастер перевыдул из него свой следующий сюжет (воздушный шар отправляется в путешествие с верхушки небоскрёба). Вообще-то, не слишком плохой исход для Байрона—ему не хуже Фебуса известно сколько на нём уже часов. Здесь в мастерской он насмотрелся достаточно стекла перерасплавленого в бесструктурную массу, из которой возникают и перевозникают все стеклянные формы, и не прочь сам пройти через это. Но он оказался пойманным в Кармическое колесо. Сияние оранжевой купели было просто насмешкой, издевательством. Для Байрона нет избавления, он осуждён на бесконечный круговорот электрических патронов и лампочных ворюг. В мгновенье ока юный Ганс Гешвиндиг, Ваймарский уличный беспризорник—выкрутил Байрона из потолка в насторожённый карман и Гешшшшвинннд! обратно за дверь. Тьма пеленает сны стеклодува. Из всех неприятностей, что проникают в его сны из ночной атмосферы, погасший свет всего жутче. Свет, в его снах, всегда дарил надежду: обыкновенную, смертную надежду. Когда контакт спирально оборвался, надежда обернулась тьмой, и стеклодув резко пробуждается в ночи, крича, «Кто? Кто?»
Фебус не то, чтобы прямо тебе с ума сходил. Такое уже случалось. Имеется ещё одна процедура к исполнению. Она выливается в сверхурочные для некоторых сотрудников, так что тут присутствует то неопределённое удовольствие избавления кишечника от распиравшего ветра, с настолько же неясной возбуждённостью от ломки рутины. Хочешь эмоций покруче, забудь про Фебус. Их непроницаемо-лицые поисковые партии выдвинулись на улицы. Им, в общих чертах, известно где вести поиск в городе. Они исходят из предположения, что никто среди их потребителей не догадывается о бессмертии Байрона. Так что инструкции по Не-бессмертным Лампоперехватам вполне приложимы также и к Байрону. Ну а инструкции с чего-то приебались к нищим секторам, Еврейским секторам, наркоманским, гомосексуальным, проститутским и шулерским секторам столицы. Именно тут самые логически допустимые ламповоры, исходя из характера преступления. Сверьтесь со всей пропагандой. Это же моральное преступление. Фебус открыл—одно из самых великих необнародованных открытий нашего времени—что потребителям необходимо ощущать чувство греха. Что вина, в правильных невидимых руках, самое сильное оружие. В Америке, Лайл Бленд и его психиатристы располагали цифрами, показаниями экспертов и деньгами (деньгами в Пуританском смысле—открытое и явное «добро» их намерениям) достаточными, чтобы приоткрыть Открытие Вины на стыке между научной теорией и фактом. Темпы роста в поздние годы должны были изнурять Бленда (вообще-то, Бленда изнурил секстет почётных гробоносцев из Салитиери, Пура, Наша, де Брутуса и Бленда Младшего, который чихал. Бадди в последний момент решил посмотреть Дракулу. Ему повезло). Из всего наследия оставшегося после Бленда, Ламповоровская Ересь была, пожалуй, его самой грандиозной. Она не означает лишь, что кто-то просто не покупает лампочку. Она ещё означает, что тот же самый кто-то не подаёт напряжение на её патрон! А это грех как против Фебуса, так и Электросети. Ни тот, ни другая не допустит, чтобы подобное сходило с рук.
