Воспоминание десятое. Дурные слова

  Дома мама, очень бледная, но улыбающаяся, суетилась вокруг трапезного столика. Она выглядела усталой, движения родных рук были какими-то замедленными, изломанными. Мы обнялись, и я обратила внимание на то, что мама одета в одно из своих дорожных платьев, а её волосы, обычно аккуратно собранные в красивую причёску, кое-как уложены вокруг головы и обмотаны платком.

  Скрипнул пол под папиными ногами. Я обернулась и перехватила папин взгляд. Быстро посмотрев на маму, а затем на папу, я успела заметить короткие кивки, которыми они обменялись. Я не стала задавать никаких вопросов. Я поняла, что сейчас они мне ничего не расскажут.

  На столике призывно исходили паром тарелки с горячими лепёшками и мелко нарезанными фруктами. Папа сразу же с удовольствием принялся за еду. Маму заметно обеспокоило моё состояние. Она потрогала мой лоб, вгляделась в усталые глаза и велела поесть, сколько смогу, а затем отправляться спать. Я кивнула в знак согласия, чувствуя навалившуюся сонливость.

  Но едва я притронулась к пище, тревожные ощущения усилились, и мне стало совсем не до сна. Лепёшки были не свежеиспечёнными, а подогретыми, горячими снаружи и чуть прохладными внутри сладкого, рассыпчатого теста. Это были ночные лепёшки, приготовленные, должно быть, пока я лежала без чувств. Но для чего мама готовила их так поздно? На общей кухне оставалось ещё много еды, приготовленной в честь праздника.

  Сложив вместе, как кусочки мозаики, папин измученный вид, нервную бледность мамы, дорожное платье и ночные лепёшки, я поняла, что родители готовились отправляться в путь. Они собираются покинуть селение? Но почему?

  Осознание пришло сразу же - мой обморок был тому причиной.

  'Ты так нас всех напугала!'

  Страх сжал льдистой лапой моё сердце. Что такого произошло со мной ночью, из-за чего родители решили бежать?

  Делая вид, что мне очень хочется есть, я осталась за столом и ещё немного понаблюдала за родителями, изо всех сил стараясь сохранять вид спокойный и безразличный. Я пришла к выводу, что сейчас они уже не собираются никуда уходить. К тому же, я не заметила, чтобы какие-либо из наших вещей были собраны. Значит, ночью они хотели уйти, но затем что-то заставило их переменить решение. Что-то... Или кто-то...

  Я вдруг поняла, что мне необходимо повидаться с сёстрами. Ведь они были ближе всех ко мне прошлой ночью, и уж точно должны были видеть всё, что со мной тогда случилось. Раз уж мама с папой не хотят мне ничего рассказывать, и не собираются делиться своими тревогами, мне придётся что-то придумать, чтобы уйти из дома, и найти кого-нибудь из девочек. Я должна получить ответы, и понять, что мне делать дальше.

  Родители не хотели отпускать меня одну, уговаривая остаться и попробовать снова уснуть. Но я была тверда.

  - Мне нужно идти, - говорила я, - если Боги отвергли все дары, мы должны попытаться всё исправить. Возможно, мы могли бы провести ещё один Танец Семи Желаний.

  Родители снова обменялись своими таинственными взглядами и кивками, и папа уже было открыл рот, чтобы насовсем запретить мне выходить из дому - я видела это по его глазам - однако тут в дверном проёме появилась взлохмаченная фигурка Италы. Сестричка звонко поздоровалась и сказала, что меня на главной площади уже ждут наши братья и сёстры и что Вождь собирается сказать нам всем что-то очень важное.

  Мама негромко вскрикнула и прижала руки к губам, папа тут же обнял её, поддерживая. Нахмурившись, он сказал:

  - Чему быть, того не миновать, Аммед. Мы должны идти.

  - Только Ан! - вмешалась Итала, - Вождь велел привести только её.

  Папа недоумённо взглянул на девочку, но Итала, жизнерадостно встряхивая своими тонкими косичками, уже крепко держала меня за руку и тащила прочь.

  - Ты как, нормально? - спросила она, едва мы отошли на несколько шагов.

  - Нормально, - подтвердила я, ощущая, как поневоле плотный завтрак действительно вернул мне силы.

  - Ну и хорошо. Представляешь, все наши подарки остались на песке! Все-все! И те горшочки, которые мы с Палати вылепили, и куклы, что шила Кауали, и оружие, что делали братья, и твои цветочные бусы...

  - Венки, - поправила я. От звонкого голоса Италы у меня снова начинала болеть голова. - Мы с Каном делали венки. Что, даже Тунины колечки не унесло в океан?

  - Даже их!

  - Но ведь они такие лёгкие! Это очень странно.

  - Точно! Каплекун говорит, такого никогда не случалось! Больше сорока лет Боги принимали все-все подарки, а в этом году не стали!

  Я изумлённо раскрыла рот. Каплекун, упомянутый сестрёнкой, был летописцем племени и нашим учителем, а также одним из самых старших жителей в посёлке. Его память хранила множество событий из жизни нашего народа и слушая его, мы узнавали порой действительно удивительные подробности былых времён.

  - Каплекун не говорит, почему это могло случиться?

  - Нет! - округлив глаза, ещё пуще прежнего заверещала Итала, - он не знает, представляешь! Говорит, это плохой знак, очень плохой!

  - Плохой знак, - задумчиво протянула я, - Итти, послушай...

  Итала остановилась, всё так же крепко держа меня за руку и внимательно глядя мне прямо в глаза.

  - Что было вчера ночью? После того, как мы закончили танец... Мне стало плохо, но больше я ничего не помню.

  - Не помнишь? - Итала наклонила голову вбок, ввинчиваясь в меня чёрными-пречёрными зрачками.

  - Нет, совсем ничего. Я только утром пришла в себя, уже дома. Мама и папа молчат об этом.