Алиса встряхивает головой, а я делаю, возможно, самую большую глупость в своей жизни: накрываю её рот своим.

Я даже сообразить ничего не успела, когда Сергей за мгновение одним-единственным шагом перечеркнул безопасное расстояние между нами. Качнулся в мою сторону, и вот он совсем рядом, всецело занял собой моё личное пространство. Вот только что мы обсуждали безумные планы наших детей, потом немного поговорили о прошлом – на удивление очень похожем, и от этой общности и взаимопонимания я размякла и поплыла, и вот он уже просит меня помолчать. А сейчас…

Когда у меня закончились последние отношения? Пару лет назад, да… собственно, они и длились всего несколько месяцев и как-то довольно быстро и безболезненно рассыпались на части. Да, я живая женщина, ещё молодая, совершенно здоровая с кучей планов на будущее, с ворохом надежд и стремлений, полностью состоявшаяся, но… обжегшись на молоке, всегда дую на воду.

И вот чужие губы зависают в нескольких миллиметрах от моих. Они дают всего мгновение на то, чтобы оттолкнуть, избежать, сбежать, но, удивительное дело, в моей голове царит густой туман, я спокойна и расслаблена и не могу думать ни о чём, кроме того, что ждёт впереди.

Мне хочется этого. Я будто бы маленькая девочка, стоящая у ворот, за которыми шумит ярмарка, а там и клоуны, и факиры, и сладкая вата. Нужно только шагнуть навстречу радости.

Коснувшись почему-то очень тёплыми пальцами моего лица, Сергей слегка надавливает на кожу, наверняка оставляет на ней белёсые следы от своих настойчивых прикосновений, а горячее дыхание, кажется, способно растопить все льды на обоих полюсах. Обоняние улавливает аромат мяты и едва различимый алкоголя, меня закручивает в странном вихре, когда требовательные губы сминают мои.

Поцелуи бывают разные: невесомые, словно летняя паутинка, несмелые, трепетные, нежные, неуклюжие, нахальные. А бывают вот такие – жадные, ищущие, жёсткие, отчаянные. И, кажется, ещё немного и рухну прямо на снег, погребённая под остатками самоконтроля и извечных табу.

И чтобы устоять на ногах, хватаюсь за скользкую ткань лыжной куртки, пытаюсь хоть так удержаться от падения. Важнее всего сейчас – не потерять ориентир, не сбиться с курса, сохранив хоть какие-то границы реальности. Но вместо этого я падаю всё ниже и ниже – туда, где бьётся живое сердце земли, а кипящая лава лижет кожу языками пламени.

Влажный язык проникает в рот, находит мой, сплетается с ним в извечном древнем танце, и где-то рядом на все лады грохочут африканские барабаны. Эта музыка – она не снаружи, она внутри. Вибрирует в солнечном сплетении, и сердце вторит ей, то скользя вниз, то взлетая куда-то к горлу.

Как долго мы целуемся? Возможно всего лишь долю секунды, а может быть, вечность. Разве время имеет значение, когда настолько хорошо в этом ледяном царстве, а вокруг кольцо сильных мужских рук?

– Шустрый какой, – замечаю, когда всё, на что остаётся моих сил, это прижаться лбом к его плечу. Ткань охладела на морозе, и приятно освежает разгорячённую кожу.

– Мне нравится делать то, что хочется, – рокочет где-то вверху его внезапно севший хриплый голос. – Сейчас мне захотелось поцеловать тебя.

Я хочу посмотреть в его глаза. Они у него тёмные, в ночи почти чёрные, но кажется: стоит это сделать, и момент разрушится окончательно. Наступит осознание, что я зря поддалась порыву, не знаю… но что-то точно произойдёт. Но Сергей, похоже, не из тех, от кого так легко спрятаться в привычной для меня скорлупе:

– Посмотри на меня.

Требуя, он ловит пальцами мой подбородок и одним ловким движением заставляет слушаться.

– Алис, это просто поцелуй. Чего ты прячешься?

– Я не прячусь, пф, – фыркаю и даже улыбаюсь, но Сергей качает головой, не веря. – Правда, я просто… чёрт, я триста лет ни с кем вот так вот не целовалась. Да ну, так я не целовалась, кажется, вообще ни с кем.

Губы Сергея – припухшие и от этого чертовски соблазнительные – растягиваются в горделивой и слегка порочной усмешке, а мне хочется его стукнуть. Снова хочется, потому что нельзя быть таким симпатичным. Отцу Костика таким быть нельзя и точка.

– Алиса, мы же взрослые люди, ну… а жизнь такая короткая, чтобы отказывать себе во всём подряд.

– В поцелуях, да? – смеюсь, понимая, что он прав. Только… – А если…

Если, если. Их так много в моей жизни, но мужчина, стоящий так близко, сминает все барьеры, словно это не выстроенные годами каменные бастионы, а перегородки из тонкого картона.

– Молчи, – повторяет недавнюю просьбу, а меня захлёстывает мощной волной жара, когда вспоминаю, что после неё последовало. – Я знаю, о чём ты думаешь. О Маше, о Костике, о том, что нам нельзя, потому что это пошлость и непотребство – целоваться с мужчиной, который произвёл на свет зятя. Верно, я же угадал?

– Теперь я у тебя спрошу: мужчина, что ты делаешь в моей голове? – И смеюсь, поражённая тем, что никогда прежде я не встречала человека, способного так точно угадать, что творится на моём сердце, в мыслях.

Сергей оставляет шуточный вопрос без внимания, а вместо этого убирает мои растрепавшиеся волосы за уши, до самого горла застёгивает на мне пуховик, словно вот такая нехитрая забота – смысл его жизни. И… мне это нравится, честное слово.

– Кстати, домой мы сможем уехать только утром.

– Почему?

– Потому что я выпил, а за руль в таком состоянии никогда не сажусь. В некоторых моментах я жуткий зануда.

– Утром? А как же? Нет, слушай, у меня дел завтра с самого утра вагон, у меня важная встреча с родителями одной из учениц, я не могу.

А потом вдруг думаю: а почему это я не могу? Встреча только после обеда, а до полудня ведь так много времени.

Да, я люблю быть хозяйкой своей жизни, а романтика… на неё как-то никогда не оставалось времени. Любимое дело – студия современного танца – приносит не только деньги, геморрой и проблемы. Она ещё дарит такой чистый кайф, будто мощный наркотик и афродизиак в одном флаконе.

Я благодарна судьбе. Да, даже за то, что восемнадцать лет назад мне пришлось научиться выживать в сложном мужском мире, где женщине практически невозможно выплыть без состоятельного мужа, любовника или покровителя. Да ещё и с ребёнком на руках. Но я счастлива, что мне на пути встретились люди, всегда готовые протянуть руку помощи, подсказать и научить.

Мне никогда не нужна была рыбка, но вот невод… в этом я нуждалась. И у меня всё вышло, потому сейчас, в тридцать восемь, я счастливая женщина: у меня есть любимое дело, которым горжусь, прекрасные ученики, чудесные подруги и умница дочь. А больше мне ничего и не нужно, обойдусь.

Так казалось ещё вчера, да и час назад думала точно так же. Но Сергей… что-то есть в нём, что заставляет вспомнить: ты живая, Алиса, ты ещё можешь быть счастлива.

– Но обещай, что до обеда мы обязательно вернёмся в город, – тревожусь, ибо не могу по щелчку пальцев забыть обо всём важном, что есть в моей жизни. – Мне нужно будет попасть на встречу, я с этими родителями уже месяц хочу побеседовать, но они так сильно заняты.

– Обещаю.

И я верю, что будет именно так, как он сказал. И вдруг понимаю, что мне можно расслабиться.

– Пойдём, – говорит и снова ведёт меня куда-то. – Я покажу тебе одно место, потом сама же уезжать не захочешь.

***

– У тебя есть ключи? – удивляюсь, когда Сергей достаёт связку из кармана тёмно-синей куртки, но в ответ получаю лишь неопределённый кивок головы. – Подожди, дай угадаю… у тебя с самого начала они были?

Сергей тихо смеётся, а я цокаю языком, словно веду беседу с неразумным первоклашкой, решившим показать в школьном коридоре фокусы, но вместо этого пустил здание по воздуху.

– Ты бы предпочла, чтобы мы ворвались в дом и увидели голые задницы наших детей? – Сергей распахивает передо мной створку кованых ворот и пропускает вперёд. – Уж извини, я пока не готов к такому стрессу.

Я тоже, потому приходится согласиться: войти гостями, предупредив о своём приходе звонком в дверь, оказалось неплохой идеей. И хоть у нас с Машей нет особенных секретов друг от друга, и о контрацепции беседы я проводила, но предполагать и видеть своими собственными глазами вовсе не одно и то же.