Он холодновато улыбнулся и не стал тратить время на любезности:

– Мы слушаем.

Несколько дней назад ему сообщили: один секретный осведомитель, давний, опытный агент, внезапно запросил встречи с руководством областного управления. И сделал это не тупо в лоб, а умелым ходом, зная на какие рычаги нажать, какие струны дернуть, чтобы кто надо озабоченно зачесал в затылке и доложил на самый местный верх, то есть лично Абакумову.

Тот, разумеется, отреагировал сдержанно. Спешить не стал, затребовал дополнительные сведения об информаторе, причем так, чтобы ни одна лишняя душа об этом не узнала.

Выяснилось, что тот, сын среднего руки купчишки, впоследствии спившегося и разорившегося, сам гимназист-недоучка, в девятьсот пятом году связался с эсерами, занялся терроризмом, был схвачен, отправлен в ссылку, бежал, добежал аж до Америки, откуда занесло его в Мексику, где он сражался против против диктаторов Диаса и Уэрты… Словом, не жизнь, а перекати-поле. В июне семнадцатого вернулся, в самый разгар революции. А дальше – туман. Где был, что делал в Гражданскую войну?.. В анкетах, автобиографиях видно, что темнил, писал расплывчато, а кадровики то ли проморгали по глупости, то ли наоборот, перемудрили: мол, агент хороший, работает безупречно, а вот анкетные данные… ну, если что в нужный момент легче будет жестко взять за мягкое место.

Впрочем, это разумно. Абакумов мысленно одобрил неизвестных предшественников.

Дальнейшее изучение бумаг показало, что секретный агент дает сведения нужные, полезные, по делу; не мутит, из пальца чепуху не высасывает, чем нередко грешат его коллеги… И это Абакумов оценил.

Работал же этот субъект бухгалтером в областном сельхозуправлении, а кроме того, подрабатывал по договорам в ряде организаций, что начальники-чекисты поощряли: охват населения больше, стало быть, и сведений больше. Ну, а в ценности поставляемой информации сомневаться не приходилось.

И вот он обратился к руководству областного НКВД. Сделал это, надо повторить, с умом: написал анонимное письмо на известный ему адрес, зная, что такого рода корреспонденция тщательно перлюстрируется специальными сотрудниками. И акценты в письме расставил именно так, чтобы спецсотрудники пошли на контакт, а при встрече убедил их, что действует через голову своего прямого начальства ради исключительно важного дела, о котором он готов рассказать лишь первому лицу управления.

Так просьба дошла до первого лица. Оно подумало тщательно, постаралось взвесить все «за» и «против» встречи, после чего решило «за».

И вот она, встреча. Капитан Абакумов убедился, что все без обмана, инициатор разговора горит желанием поведать нечто исключительно любопытное. Ну, а капитан готов слушать.

Он нарочно взял с места в карьер, посмотреть, какова будет реакция. Реакция была самая спокойная, ясно, что к беседе готов.

– Это коротко не расскажешь. Придется заглянуть в прошлое.

И умолк выжидательно. Абакумов после малой паузы усмехнулся:

– Заглядывай.

Агент откашлялся и заговорил. Видно было, что хотел начать солидно, с расстановкой, собственно, так и начал, но все же сорвался на торопливость, малость сбивался, но в целом докладывал ясно и логично.

– Вы знаете, наверное, – сказал он, – что я работаю бухгалтером и счетоводом в разных организациях. И вот, значит, в психиатрической больнице, как ни странно… А хотя, что здесь странного! Предложили, я не отказался, денег лишних не бывает…

Здесь он чуть притемнил, кое-какой особый интерес к психушке у него имелся, впрочем, чисто личный. А по большому счету он в самом деле собирался подкалымить. Но по ходу дела неожиданно стали открываться ему разные разности.

Прежде всего, в одном из пожилых пациентов он опознал давнего знакомого по шальной эсеровской юности. Удивился, но виду не подал; а вскоре догадался, что старый соратник здесь попросту прячется, пережидает опасные для него времена. И тот узнал, в лице переменился, правда, быстро выправился, продолжая усиленно симулировать, но бухгалтер уже успел сделать выводы.

Докладывать по начальству, однако, пока не стал. Он был, можно сказать, эстет своего дела. Увидел перспективу: наверняка ведь кто-то из персонала прикрывает здесь симулянта, иначе и быть не может! Профессиональный интерес агента вспыхнул бикфордовым шнуром. Он начал тайное дознание.

– Постой, – властным тоном перебил Абакумов, как бы случайно говоря на «ты», но в самом деле намеренно, расставляя присутствующих по местам. – Но ведь он тоже догадался, что ты его раскусил, разве нет?

Образованием капитан Абакумов не мог похвастать, но в практическом рассудке ему никак нельзя было отказать. У него была отличная память, он быстро соображал и неплохо разбирался в людях. И сейчас он мгновенно уловил проблемную зону в рассказе агента, и не мог упустить случая показать, что видит ее.

Тот так и подхватился:

– Определенно, догадался. Но я и бровью не повел. А он так понял, что я его не сдам. Успокоился. Ну, а я хожу себе и будто знать не знаю, кто он такой. И наблюдаю!

Задача захватила его. Он не сомневался, что старый эсер в сговоре с кем-то из врачей. С кем? Вот вопрос! Бухгалтер с подъемом пустился в самодеятельное следствие.

Рассказывая, он разгорелся, раскраснелся, и Абакумов, невозмутимо глядя и слушая, чувствовал, как разбирает и его, и ему был отлично знаком этот сыщицкий кураж, жажда распутать клубок тайн. Но он никак не давал о том знать.

Агент работать умел. Приглядывался, задавал невинные вопросы, да и без них улавливал разговоры персонала. И вскоре интерес его закрутился вокруг одной немолодой докторши.

Несмотря на торопливость, он все же старался говорить ровно, но тут голос его дал слабину. В нем проскользнула нотка торжества: агент ужасно гордился своим расследованием, старался скрыть эту гордость и не сумел. И сказав о докторше, он сделал эффектную паузу, на которую ни капитан, ни сержант никак не отреагировали. Протянулось неловкое молчание, и наконец, бухгалтер прервал его:

– Фамилия этой врачихи – Шпильрейн. Сабина Шпильрейн.

Абакумов хмыкнул:

– Немка, что ли?

– Нет, – рассказчик криво ухмыльнулся. – Еврейка.

– А-а, – равнодушно протянул Абакумов. – Ну-ну, слушаем дальше.

Агент начал осторожно копать прошлое этой докторши… и когда оно стало постепенно раскрываться перед ним, испытал удивление, изумление, а затем и восторг оттого, что напал на верный след. У Сабины Шпильрейн оказалась поразительная биография!

Тут рассказчик совсем разволновался, его понесло как из пулемета, и не удержавшись, он вскочил, забегал близ стола:

– …понимаете?! Она когда-то была под крылом Троцкого, можно сказать, одна из его приближенных. Он ведь любитель был всяких причуд, вот и с ней, похоже, что-то задумал… не знаю, смогу ли я верно объяснить, но это какие-то работы по улучшению психики. Ну, что-то вроде нового сознания, нового человека… ну, вы знаете, наверное.

Когда Троцкий царил в зените власти, Виктор был совсем юнцом. Но позже, очутившись в системе ОГПУ, он не раз слыхал от старших товарищей, в том числе и по пьяному делу, о чудесах, творимых большевиками в те ранние годы. Сумев удержать власть, они ударились в столь безграничные социальные эксперименты, словно решили из принципа переплюнуть революцию французскую, с которой, вообще говоря, очень много чего обезъянили. Философский спарринг-партнер Ленина Богданов-Малиновский занялся массовым переливанием крови от человека к человеку с целями не то омоложения организма, не то изменения сознания людей – дескать, если дворянину или купцу перелить кровь, взятую у пролетариев, то и сознание у дворянина с купцом тоже станет пролетарским… некий профессор Иванов пытался вывести гибриды человека с шимпанзе; сотрудники спецотдела НКВД во главе с Глебом Бокием ушли с головой в изучение всяких оккультных явлений… И вот среди этой коммунистической фантастики мелькало в том числе название «Институт психоанализа» – данная организация занималась, по слухам, вопросами поиска скрытых резервов человека.