Полностью одевшись, я иду по ее следу за ней. Гнев пульсирует с каждым ударом моего сердца. Когда найду ее, я заставлю понять, что она не может поступить так снова. Она — мое величайшее сокровище, и я не позволю ей умереть. Я останавливаюсь и опускаюсь на колени. Ее следы четкие, и по ним легко идти. Глядя вперед, я вижу заросли деревьев баоба.

Черт побери, там живут маджмуны. Может быть, она свернула. Я бегу, в глубине души зная, что она этого не сделала.

Ее крик пронзает воздух, и я расправляю крылья, подпрыгивая с каждым шагом, чтобы двигаться быстрее.

— ЛЭЙДОН! — выкрикивает она мое имя, и гнев пульсирует в ответ на ее вопль.

Что бы ей ни угрожало, оно испытает на себе мой гнев. Я голыми руками разорву его на части. Она моя, никто и ничто не может причинить ей вреда. Я перепрыгиваю через упавшую ветку, добравшись до деревьев. Племя маджмунов на земле кружит вокруг нее. Их альфа держит ее за волосы и тащит по кругу, в то время как остальные колотят по земле и по груди.

— КАЛИССССТА! — реву я, подпрыгивая высоко в воздух и выхватывая из-за спины свой лохабер.

Мои ноги касаются дерева баоба на высоте нескольких футов, и я использую его, чтобы оттолкнуться и прыгнуть еще выше. Мой крик привлекает внимание маджмунов. Они смотрят вверх и кричат в страхе и отчасти в предвкушении вызова. Альфа перестает таскать Калисту. Он встает на задние лапы и колотит себя в грудь, рыча на меня. Я поднимаю свой лохабер над головой, держа его обеими руками, и опускаю вниз, намереваясь вонзить ему в череп. Я замахиваюсь на его голову, а он наносит удар — бьет меня в живот — отбрасывая назад.

Из меня выбивают воздух. Я машу крыльями, пытаясь восстановить равновесие, а мой хвост бешено мечется из стороны в сторону. Я врезаюсь в дерево баоба достаточно сильно, чтобы травмироваться, но моя чешуя спасает меня от любых повреждений. Я складываю крылья и позволяю себе соскользнуть вниз по стволу дерева и приземлиться на корточки с лохабером наготове. Альфа колотит по земле и рявкает — звук очень смахивает на смех.

— Онипиналименякакмячик, Лейдон, — говорит Калиста слова, которые я не понимаю, но в конце узнаю свое имя.

Я не спускаю глаз с альфы. Он выдвигается вперед, угрожающе колотя по земле. Я стою на месте и не спускаю с него глаз. Если я это сделаю, он будет чувствовать себя доминирующим. Он на моей территории — никто здесь не властен надо мной. Я делаю шаг вперед, он отступает, и я издаю беззвучное шипение. Альфа качает головой, бьет по земле, затем делает несколько быстрых шагов вперед, снова ударяя по песку. Я стою неподвижно, и он отступает.

Маджмуны вокруг него заулюлюкали, видя, что их альфе брошен вызов. Они стучат кулаками и подстрекают его. Он оглядывается, потом смотрит на меня. Мы долго смотрим друг на друга, потом я делаю шаг вперед, держа наготове свой лохабер. Я бы предпочел не убивать его. Они неплохие животные и не дают стаям гастеров бесконтрольно плодиться. Их мясо не годится в пищу, так что я ничего не выиграю от его смерти. Все, что мне нужно, это чтобы он сам это понял.

Он колотит по земле, потом встает на задние лапы и широко раскидывает передние в стороны. Калиста наблюдает за ним из-за спины и начинает пятиться назад.

— Лэйдон! — вскрикивает она.

Мои глаза на мгновение устремляются к ней, а затем альфа бросается в мою сторону. Я разворачиваю свой лохабер и опускаюсь на корточки, держа его перед собой, готовый принять его атаку. Он тормозит, проехавшись и остановившись практически перед оружием. Он бьет по земле. Я убираю одну руку с лохабера и стучу по земле, затем указываю на деревья. Альфа мотает головой, поэтому я повторяю движения. Он медленно пятится, потом издает какой-то звук. Он отскакивает назад, перелетает через Калисту и цепляется за одно из деревьев баоба. Остальная часть стаи присоединяется к нему, и через несколько мгновений они исчезают в кроне деревьев.

Мое сокровище бежит и обнимает меня. Я на мгновение обнимаю ее, затем хватаю за талию и решительно отстраняю.

— Тебя могли убить! — кричу я от страха за ее безопасность и от злости на маджмуна все еще бурлящую внутри. Она убежала и подвергла себя смертельной опасности. Я не понимаю этого.

Она качает головой, и в ее глазах появляется влага, что еще больше смущает меня.

— Нет! Ты не можешь так поступать, разве ты не понимаешь, насколько опасно то, что ты только что сделала? Что, если бы я не пришел вовремя? Этот альфа утверждал, что ты принадлежишь ему. Ты могла бы умереть! — Я хочу, чтобы она поняла, что не должна так больше поступать. Влага в уголках ее глаз стекает по щекам, и она отступает от меня, выставив руки вперед, чтобы защитить себя.

Я делаю шаг вперед, указывая пальцем на деревья.

— Опасность! — громко говорю я, пытаясь донести до нее смысл этого слова.

Она отшатывается назад, и тогда я вижу это.

Ей страшно, она боится.

Меня.

Я останавливаюсь и в шоке смотрю на нее. Влага стекает по ее щекам, и она качает головой, что-то повторяя снова и снова. Это одно и то же слово, поэтому я внимательно вслушиваюсь в его звучание, пока оно не становится знакомым.

— Прости, прости, прости, — говорит она, дрожа, когда капли продолжают катиться по ее лицу. Я опустошен. Весь мой гнев ушел, оставив после себя сожаление.

Она дрожит, и каждое вздрагивание ее тела ощущается так, словно мое собственное сердце разрывается на части. Она скрещивает руки на груди и смотрит в землю, все еще повторяя одно и то же слово снова и снова. Я двигаюсь медленно, чтобы не напугать ее, пока не подхожу достаточно близко, чтобы обнять. Она прижимается ко мне, кладет голову мне на грудь и продолжает рыдать. Я крепко притягиваю ее к себе и глажу по голове, издавая успокаивающие звуки. Она прижимается ко мне, пока наконец рыдания не прекращаются, и она просто крепко обнимает меня.

Я глажу ее волосы, потом спускаюсь по спине и снова поднимаюсь. Мне нравится, как она ощущается в моих объятиях. Желание пульсирует в моем животе. Я хочу ее, но не тогда, когда это снова подвергнет ее опасности. Я не понимаю, что с ней происходит. Я даже не знаю, как долго мы вот так стоим, но этого достаточно, чтобы она успокоилась.

— Мы должны вернуться в лагерь, — говорю я, глядя на солнце.

Уже поздно. Мы не успеем добраться до безопасного места до наступления темноты. Оглядев Калисту я вижу, что она вся покрыта порезами и синяками, которые нужно обработать, чтобы избежать инфекции. Я держу ее на расстоянии вытянутой руки, осматривая, пока не убеждаюсь, что серьезных повреждений нет. Она говорит, много чего говорит, поэтому я киваю, а потом подхватываю ее на руки и несу.

Мне не требуется много времени, чтобы вернуться в наш лагерь. Я усаживаю ее прямо в укрытие и жестом прошу оставаться на месте. Когда я удовлетворен тем, что она, кажется, понимает, я иду в сердце оазиса и наполняю обе наши бутылки водой. Возвращаясь в лагерь, я чувствую легкий трепет, потому что мне кажется, что она могла снова убежать. Чувство облегчения захлестывает меня, когда я выхожу из-за деревьев и вижу, что она все еще сидит там, куда я ее посадил.

Я беру свою сумку и достаю мазь, которую ношу с собой. Я делаю ее из когтей сисми. Когда я перемалываю их и смешиваю с соком из листьев квета, получается паста, которая борется с инфекциями и помогает ранам быстрее заживать. Пахнет ужасно, но очень эффективная. Я вынимаю пробку из тюбика, в котором ее храню, и опускаюсь на колени рядом с Калистой. Хотел бы я понять, что она говорит. Нескольких слов ее языка, которые я знаю, недостаточно, чтобы понять, о чем она говорит. Но она не прекращает говорить. Мне нравится, что ей есть что сказать. Прошло очень много времени с тех пор, как я разговаривал с другим существом.

Я беру ее левую руку в свою и внимательно осматриваю. Одна царапина особенно глубокая и, скорее всего воспалится. Я погружаю палец в мазь и намазываю ее на рану. Как только я дотрагиваюсь до нее, она подпрыгивает и вскрикивает. Она пытается вырваться, но я крепче сжимаю ее руку и не отпускаю.