— Черт побери! — кричу я и в отчаянии бросаю палки.

Мой живот громко урчит, а все, что мне удалось сделать, это то, что мне стало нестерпимо жарко и я еще более голодна, чем, когда начинала всю эту затею. Разочарование переполняет меня, и накатывают непрошеные слезы. Я падаю на задницу и шлепаю руками по земле, качая головой. Он подходит ближе и тихо говорит. Он неуверенно тянется ко мне и, когда я не отстраняюсь, вытирает слезу с моей щеки. Он держит слезу на пальце, изучает ее, потом что-то говорит.

— Я не знаю! — кричу я. — Я голодная и хочу пить, и я не могу есть это сырым!

Он смотрит на мясо, на меня, потом на мою кучу трута. Клянусь, в его глазах светится понимание. Они расширяются и загораются, потом он снова что-то говорит и показывает на мясо, потом на мою кучу трута. Он повторяет те же слова и движения еще дважды, пока я не качаю головой и не пожимаю плечами, слезы все еще текут по моему лицу. Он снова нежно вытирает слезы с моих щек и издает звук, так похожий на успокаивающее «ш-ш-ш», что я затихаю.

Затем он снова поворачивается к моей куче трута и наклоняется, с шипением выдыхая. И та загорается! На самом деле он настоящий огнедышащий дракон!

Инопланетный мужчина-дракон берет несколько веток, которые я собрала, и подкладывает их в огонь, пока не разгорается небольшой костер. Он улыбается и оглядывается на меня через плечо, затем хватает сырое мясо, насаживает его на палку и держит над огнем. Он вонзает палку в землю, чтобы она сама удерживала пищу. Через несколько мгновений воздух наполняется мягким шипением и ароматом готовящегося мяса, и мой желудок урчит еще громче.

— Спасибо, — говорю я, вытирая последние слезы. — Спасибо. Боже, если бы мы только могли поговорить.

Он говорит что-то, а потом уходит в убежище. Когда он выходит, то протягивает мне бутылку с водой. Я беру ее и с благодарностью пью. Он показывает на свои глаза, потом на мои, потом на бутылку с водой.

По интонации его слов я догадываюсь, что это вопрос, даже если я не могу его понять.

— Прости, — говорю я, извиняясь, не зная за что.

Наверное, за то, что плакала. За разочарование, за то, что вела себя как ребенок, неважно. Он был так добр ко мне. На самом деле он был самым милым, самым добрым мужчиной, с которым я когда-либо общалась. Кто знал, что я скажу такое об огромном инопланетном драконе?

Дома, на корабле, мужчины были совсем другими. Всегда существует тщательное соотношение и ожидание, что все будут спариваться и размножаться, так что следующее поколение будет сильным. Отношение гораздо более… бесцеремонное, я полагаю? Мужчины ожидают, что вы просто сделаете то, что они хотят, что вы дадите им то, что они хотят, и это именно так. Как, например, Гершом. Он приставал ко мне с тех пор, как я стала достаточно взрослой, чтобы заниматься сексом, но ни разу по-настоящему не был добр ко мне. Просто простая, элементарная доброта. Например, принести мне покушать, предложить воды или вытереть слезы с удивительной нежностью.

Он поворачивает палку так, чтобы пламя оказалось на противоположной стороне мяса, затем протыкает второй кусок. Этот мужчина-дракон такой другой. Огромный, намного больше любого мужчины, которого я когда-либо видела. Он, наверное, больше, чем Дуэйн Скала Джонсон на пике своей карьеры. Если бы Скала был выше и пропорционально больше, он, вероятно, был бы примерно такого размера. Конечно, у Скалы нет ни чешуи, ни хвоста, ни крыльев, которые время от времени трепещут у него на спине.

Его крылья завораживают. Они выглядят почти как кожа, но имеют красивый блеск, который притягивает взгляд. Но они не могут быть достаточно большими, чтобы он мог летать. По сравнению с его размерами, они слишком малы для этого, просто следуя основным законам физики. Я изучаю их и думаю о том, что я видела на этой планете, и тут меня осенило. Они не для полетов, а для того, чтобы сделать его легче. Планета в основном покрыта песком, ну, из всего, что я видела, а пробираться по песку — это то еще удовольствие. Во время небольшого путешествия, я вязла в нем и мне приходилось бороться за каждый шаг. Если бы эти крылья просто дали ему некоторую подъемную силу, они сделали бы его легче, позволив ему гораздо легче передвигать свое большое тело по песку. Это означает, что хвост предназначен для помощи в маневрировании!

Я хихикаю, когда мои мысли обращаются к науке. Открытия всегда приносили мне самую большую радость в моей жизни, и выяснение природы его эволюции завораживает. Он оглядывается через плечо и улыбается, услышав мой смех. Я улыбаюсь ему в ответ.

— Спасибо, — говорю я.

Он кивает. Мы общаемся! Меня переполняет восторг. Я могу это сделать. Я могу поговорить с пришельцем.

Ладно, это только начало. Хорошо, хм, а как насчет имен?

— Я Калиста, — говорю я, указывая на себя. — А ты? — спрашиваю я, указывая на него.

Он хмурится, или, по крайней мере, супит брови, и его губы складываются в тонкую линию.

— Калиста, — указываю я на себя, очень медленно произнося свое имя. — Ка-лис-та.

Я произношу его и продолжаю указывать на себя. Он пристально смотрит, наблюдая, как двигаются мои губы, как будто запоминает не только звуки, но и движения. Я повторяю это десятки раз, надеясь добиться успеха. Это самая примитивная форма общения, но любой язык можно выучить, если найти отправную точку. Я повторяю и показываю, затем он кивает и указывает на себя.

— Лэй-дон, — медленно произносит он.

Мои глаза расширяются, когда я вскакиваю на ноги и кричу от радости, потрясая кулаком в воздухе.

— Да!

Он тоже подскакивает, оглядываясь по сторонам с поднятыми руками и расправленными крыльями. Его хвост мечется из стороны в сторону.

Я отрицательно качаю головой.

— Нет, все в порядке. Все в порядке.

Он еще раз оглядывается, прежде чем остановить взгляд на мне.

— Все в порядке, — повторяю я.

Он снова опускается на колени и переворачивает второй кусок мяса. Он наклоняется ближе и смотрит на первый кусок, принюхиваясь. Явно удовлетворенный, он вытаскивает палку из земли и протягивает мне еду.

— Ка-лиссс-та, — говорит он, растягивая звук «с» в моем имени.

Мое сердце подпрыгивает к горлу, и я ухмыляюсь от уха до уха. Мое собственное имя никогда еще не звучало так красиво из чьих-то уст.

— Да! — восклицаю я, взволнованно кивая и беря мясо.

Он улыбается, и сажусь и принимаюсь за еду. Это очень вкусно. Мясо влажное и сочное, с богатым вкусом, который вызывает удивление. Он выжидающе смотрит, как я ем.

— Это вкусно, — говорю я, вытирая сок с уголка рта. — Очень вкусно.

Я машу руками и улыбаюсь, и он, кажется, понимает. Он берет свой кусок мяса и, несмотря на то, что он должен быть обжигающе горячим, хватает его с палки голыми пальцами и засовывает весь кусок в рот. Он спокойно жует его, глядя вдаль.

— Лэйдон, — говорю я, и он смотрит на меня, и чешуйки над его правым глазом поднимаются, точно так же, как если бы человек приподнял бровь, чтобы задать вопрос.

Я указываю на него и медленно повторяю его имя. Он улыбается.

— Лэйдон, — говорит он, указывая на себя и кивая. — Калисссста. — Он указывает на меня, все еще растягивая букву «с».

Я испытываю сильное чувство удовлетворения. Это не глубокий интеллектуальный разговор, но мы общаемся. Я хватаю бутылку с водой и делаю глоток.

— Мне нужно к друзьям, — говорю я, вставая и оглядываясь вокруг, пытаясь сориентироваться.

Я заблудилась. Ну, возможно, это немного глупо звучит. Я потерялась с тех пор, как потерпела крушение на неизвестной планете, но теперь я понятия не имею, как вернуться к моим друзьям. Лэйдон наблюдает за мной с большим интересом.

Я прикрываю глаза от солнца и оглядываюсь вокруг в поисках чего-нибудь, что могло бы послужить ориентиром. Убежище, в котором мы спали, находится в оазисе. Там есть небольшой пруд, около двухсот метров в ширину и около сотни в длину, с пышной зеленой травой с широкими листьями и толстыми, тяжелыми корнями, окружающими ее. Территория обсажена деревьями. Стволы деревьев действительно широкие у основания, некоторые из них достигают по меньшей мере четырех метров, но они становятся меньше, чем выше поднимается дерево. Вершины не больше полуметра в поперечнике. Листья — это массивные пальмы, которые растут только вокруг вершины.