Он больше не улыбается, а выглядит серьезным и задумчивым. Наверное, мне стоит испугаться: почему он до сих пор здесь? Почему не ушел? Но мы были вдвоем у двери моей открытой квартиры, и он не причинил мне вреда.

Не знаю, почему у меня нет страха перед ним. Перед этим темноволосым красивым парнем, который всю дорогу, пока мы шли к моему дому, оставался собой, не стараясь произвести на меня впечатление. Конечно, его прямота немного шокировала, но также и подкупала.

Что в нем такое, что я не могу просто взять и задернуть жалюзи, оставив его за ними одного?

Почему мое сердце забилось чаще, стоило увидеть его вновь?

Он поднимает голову и находит меня в окне. Смотрит молча, словно прикипает взглядом.

Я беру в руку телефон, показываю ему, и он догадывается. Набирает мой номер:

– Привет, принцесса.

– Алекс? Разве ты не ушел домой?

Он смотрит долго, прежде чем ответить:

– Нет.

– Почему?

– Мне понравилось здесь. Решил отдохнуть.

– А если серьезно?

– А если серьезно… – в динамике слышен его размеренный вдох. – Я не бездомный, но у меня такое чувство, что мне больше некуда идти.

Не знаю, говорит ли он правду – я не из тех людей, кто умеет читать мысли других. До него не предлагала свое общество никому, а ему говорю:

– Поужинаешь со мной?

И улыбаюсь, когда слышу в ответ:

– Буду рад.

– Лена Мартен… Какая необычная фамилия. Точнее, я никогда прежде не встречал такой. Твои предки были французами?

– Да, мой прадед попал в Америку еще во вторую мировую войну и здесь остался. Это мамина фамилия, я никогда не знала своего отца. Знаешь, несколько лет назад я каталась с Чарли на катере, упала за борт и едва не утонула. А когда очнулась, то ничего не помнила. Единственное, что смогла назвать, это имя мамы – Адели Мартен, и то не сразу. Так что моя фамилия мне очень дорога.

Мы сидим с Алексом в моей квартире за небольшим столом, расположенным в кухонной зоне, и едим пасту с сыром и ветчиной, запивая всё соком. Услышав о происшествии, которое едва не стоило мне жизни, Алекс мрачнеет и застывает с вилкой в руке, странно-тоскливо глядя на меня.

– Кто такой Чарли?

– Это мой дедушка. Но я его почти не помню, как и половину своей прошлой жизни. Так что я не совсем обычная девушка, иногда со мной непросто.

Однако я не хочу, чтобы он грустил и приподнимаю уголки губ.

– А что именно ты помнишь, Лена?

– Очень хорошо детство. Аризону, Техас… Подругу Камиллу, с которой мы вместе ходили в школу в Хьюстоне. Наш подержанный «Форд», небольшие квартирки, вот как эта, и дороги, дороги… В Хьюстоне мы прожили с мамой почти два года, а до этого много переезжали. А потом провал. Не черный и пустой, а будто затянутый туманом. Иногда в нем проступают какие-то лица, особенно во сне, но стоит проснуться… как они сразу же исчезают. Мой врач считает, что я сама не хочу их помнить. Странно, правда?

– Почему?

– Потому что в памяти остались все знания, полученные мной за последние годы. Исчезли только люди и окружение. Словно сознание само их стерло.

Пальцы Алекса крепко сжимают вилку, и я пробую перевести разговор:

– Извини, не хотела тебя расстроить. Так вышло. Лучше расскажи о себе.

– Нет, мне интересно! Скажи, Лена… как ты все перенесла?

Похоже, ему действительно интересно, и я признаюсь:

– Первый год после выздоровления было очень сложно – у меня были глубокие порезы на ногах, рассечен лоб и сломана лодыжка. Я была все время в подавленном настроении и ничем не могла это объяснить. Но мама очень хотела, чтобы я жила дальше и многое для этого сделала. Я не могла ее подвести.

Алекс удивляется так искренне, что его мимика вызывает у меня улыбку.

– Твоя мама? То есть, я хочу спросить… Она все это время была с тобой?!

– Ну, конечно! Мы с ней очень близки. Правда, она из тех людей, кто не любит сидеть на месте. Последние два года она много путешествует.

– Дай угадаю. Проводит время на каком-нибудь лайнере в Средиземном море?

Я смеюсь.

– Нет, ты что! Не угадал! У нее сейчас экспедиция в штате Монтана по заповедным местам. Ее группа изучает разломы возле хребта Флинт-Крик. Она всю юность мечтала стать геологом, но Чарли был против. Он растил ее один и в семнадцать лет заставил выйти замуж за одного богатого человека, после чего мама много лет с отцом не общалась. Так что ее любимая одежда сейчас, это джинсы, кроссовки и бейсболка.

– А ты здесь одна?

– Не совсем. Я с Пейдж и Дэвидом. У них небольшое десертное кафе неподалеку отсюда. Иногда приезжает Чарли.

– Они тоже твои родственники?

– Нет, хотя мы очень близки и часто видимся. Это они нашли меня в ту ночь.

– Расскажи мне, Лена! Как это было? Где они тебя нашли?

Мне не очень приятно об этом вспоминать, но глаза Алекса ждут ответа, и я продолжаю:

– На берегу, выше Морхед-сити. Только представь: ночь под звездами, палатка на двоих, Дэвид организовал романтическое свидание и сделал Пейдж предложение, а тут я… Конечно, я всего этого не помню, но Дэвид сразу же отвез меня в клинику. Пейдж потом рассказывала, что было жутко. Я не подавала признаков жизни и напоминала белого дельфина, выброшенного штормом на берег. Они попали в такую ситуацию впервые и не знали, что делать – то ли бросить меня и ехать за помощью, так как средства связи намеренно оставили дома, то ли сразу везти самим. Дэвид потом признавался, что будь они опытнее и хладнокровнее, они бы оставили меня лежать на берегу до приезда полиции. Но Пейдж страшно испугалась и все время кричала: «А вдруг она жива? А вдруг она жива, Дэвид?! Я не хочу, чтобы они засунули ее в морг!»

Я делаю глоток сока и грустно улыбаюсь:

– Теперь в их семье это добрый мем. Стоит кому-то прихлопнуть муху, как другой обязательно выкрикнет: «А вдруг она жива?!»

– Это страшно.

– На самом деле, да. Сейчас я рассказываю обо всем с улыбкой, а тогда только благодаря их растерянности и желанию Дэвида показаться мужественным перед Пейдж меня спасли. Еще бы немного времени на холодном берегу, и вся моя жизнедеятельность завершилась бы до приезда полиции. А так я оказалась в одеяле на заднем сидении пикапа. Будешь еще сок?

Алекс смотрит серьезно. На его лице нет и тени улыбки.

– Я хорошо помню то время, но ничего не слышал о спасенной девушке на побережье, – говорит он. – В прессе и на телевидении не было никаких новостей.

– Когда я ненадолго пришла в себя, то назвала имя мамы, а она запретила полиции придавать мою историю огласке. Тогда она ушла от мужа и переживала тяжелый развод, думаю, это тоже стало причиной почему она не хотела, чтобы кто-то знал, где мы. Ее привез в Джексонвилл дедушка и первое время очень нам помогал – той ночью они помирились, но я никогда не спрашиваю их о прошлом. Ты еще не устал меня слушать?

– Нет. А что твои друзья сейчас?

– Пейдж и Дэвид? Продолжают меня опекать, но мне удается потихоньку отвоевывать свободу. Адели их обожает и целиком доверяет. Они считают меня своим крестным ребенком, хотя сами ненамного старше.

Вот сейчас Алекс позволяет себе улыбнуться.

– Пейдж – эта та светловолосая фурия с косой из кафе? – спрашивает, морщась. – Похожая на амазонку? Она готова была меня поколотить, когда я спросил ее о тебе! Хочешь правду? – он наклоняется ближе и накалывает кусочек ветчины из моей тарелки на свою вилку. Сунув его в рот, смотрит в глаза, приподнимая бровь. – Если бы пришлось угадать, кто из них в ту ночь испугается больше – я бы поставил на Дэвида!

Что? Я смеюсь. На самом деле он близок к истине и мне легко с ним вдвоем.

– О, да, – признаю, – Пейдж боевая девушка! Но вообще-то она очень хорошая. Не обижайся на нее, они с Дэвидом сейчас ждут малыша, и она стала немного нервозная. Вот в этих коробках, которые ты принес, – показываю взглядом в комнату, – кое-какие образцы. Они хотят сделать сказочную зону в кафе для самых маленьких посетителей, и я пытаюсь им в этом помочь. Нанять дизайнера стоит денег, а у них их немного. Так что попробуем справиться своими силами.