Ричарда выплюнуло в реальность.

И он обнаружил себя, лежащим перед алтарем. Он видел босые ноги мертвеца, и алые его одеяния, которые в полумраке словно бы светились. Бледный лик его, искаженный мукой.

– Теперь ты понимаешь? – спросил жрец.

– Да, – Ричард провел языком по зубам, убеждаясь, что они на мести, что выбили их не ему, невезучему некроманту, а несчастному служителю старых Богов. – Но… это был не он…

– Хочешь, я расскажу, что было дальше? Харвар вернулся в свой дом. Он пришел к отцу, который был верным слугой Императора, и вогнал ему нож в живот. В печень. Он мог бы убить его быстро, но ему нравилось смотреть на чужую смерть. И когда отца не стало, он отправился в покои матери, чтобы перерезать горло ей. Он убил теток, а кузин отдал своим людям… он изнасиловал родную сестру…

– Зачем ты мне рассказываешь? Это… это все равно сделал не он… – Ричард сел. – Это было… давно было… столетия тому… он обыкновенный лойр… не святой, нет… но, похоже, и не гнилой, если… мог бы бросить меня, а полез…

Он замолчал, не зная, что еще сказать.

Защищать постороннего и, положа руку на сердце, не слишком симпатичного человека… слишком уж альтруистично.

– Гнилая кровь. Его предок родился от противоестественной связи брата и сестры…

– Помнится, читал я, что у вас эти связи были совсем не…

– Император должен был сохранить божественную кровь, – спокойно ответил жрец, – но для остальных подобное неприемлемо… уходи. Я разрешу тебе взять то, за чем ты пришел… и быть может, у тебя получится.

– Что?

Жрец улыбнулся, и улыбка его была печальна.

– Не скажешь? Конечно… все вы горазды тайны разводить. Но… я не уйду один.

– Тогда останетесь здесь оба.

Хреновый выбор.

И надо бы… да уходить… силенок Ричарда не хватит, чтобы противостоять духу, жаждущему мести…

– Не мести, – покачал головой тот. – Справедливости.

– Смерть за смерть – это справедливо?

– А что ты можешь предложить?

…торг…

…был бы тут Грен, он бы нашелся… он умеет торговаться, а Ричард…

– Искупление, – сказал он, облизав губы. – Он… он может… захоронить тебя… твои останки… с почестями, как… как положено по обряду…

Дух молчал.

– И… храм… здесь ведь не мешает прибраться? Он согласится… дары… твои боги не откажутся принять дары…

…он не сомневался, что лойр Шаннар окажется щедрым дарителем.

Но дух молчал.

Наверное, это было хорошо, если он не спешил отвечать отказом. Но и соглашаться не желал.

– Чего ты желаешь сам? – со вздохом спросил Ричард. – Если не брать во внимание его смерть… его род состоятелен. Известен. И на многое способен. Поэтому…

– Ты понимаешь, что порукой за этого человека будет твоя жизнь?

– Да.

Под лопаткой засвербело, намекая, что идея-то не самая лучшая. Однако других у Ричарда не было.

– И ты готов ею рискнуть?

– Да.

– Не зная его. Не испытывая даже тени дружеских чувств? – дух был определенно заинтересован.

– Да, – вздохнул Ричард.

– Почему?

– Потому что идиот, – не упустил момента Альер.

– Потому что должен…

В храме воцарилась тишина. И даже шелест птичьих крыл стих.

– Что ж… – дух отступил. – Пусть будет так… пусть он даст мне уйти… для меня давно готов склеп. А кровь его будет лучшей из жертв…

Ричард кивнул.

Передаст.

И лойр Шаннар кивнул тоже. Слышит? Но понимает ли… хорошо бы, поскольку жизнь у Ричарда, как ни крути, была одна.

– …ты говоришь, что он богат? Пусть использует свое богатство во благо людям…

– Каким?

А то мало ли… вдруг да потом окажется, что люди имелись в виду совершенно конкретные. Но дух лишь взмахнул рукой и рассыпался роем ледяных снежинок.

Змея свернулась клубочком на ладони Тихона, и он нежно проводил пальцем по темной ее чешуе. И кажется, змее эти прикосновения были по вкусу. Во всяком случае, она не пыталась ни вывернуться, ни укусить альва.

– Это очень редкая рептилия, – сказал, наконец, Тихон.

– Ты про кого? – уточнила я на всякий случай.

Ноэль пришла в себя, хотя изо всех сил притворялась бессознательной, но я слышала, как изменилось ее дыхание. И ресницы подрагивали.

Тихон улыбнулся уголками губ.

– Тебе не идет злость, Оливия… она роднит тебя с ними…

– С кем? – поинтересовалась Ноэль, сообразив, что дальнейшее ее лежание лишено всякого смысла.

– Не важно, – Тихон подошел к нашей гостье и присел рядом. – Кто послал тебя?

Она фыркнула и отвернулась.

– Кто?

– Тебя это не касается, ушастенький… только бегать вам недолго осталось… так что, будь паинькой, развяжи и тогда, быть может, я дам совет, как избавиться от неприятностей.

– Знаешь, – Тихон провел мизинцем по ромбовидной голове, и сонная рептилия открыла глаза. – Это хорошо, что у Грена дела в городе… это очень хорошо, просто замечательно…

– Почему?

Тихон пожал плечами.

– У него излишне, как на мой взгляд, трепетное отношение к женщинам. И он бы не одобрил того, что я собираюсь сделать.

– А…

Спросить я не успела, как Тихон просто стряхнул змею на грудь Ноэль. Та дернулась, но быстро взяла себя в руки.

– И что? Думаешь, я испугаюсь и заговорю?

– Думаю, – согласился Тихон и щелкнул пальцами, а змея, повинуясь этому знаку, развернулась и впилась в плечо Ноэль.

– Ты… ты…

Она побелела.

И посерела.

– Ты… не можешь…

– Я не могу, – Тихон поднял рептилию, которая вновь затихла и свернулась на его ладони, только голову выставила из витков. – А она – вполне… мне стоит рассказать, что тебя ждет? Яд черной горянки действует не так быстро, как, скажем, алой ленточницы… будь здесь ленточница, ты бы умерла раньше, чем успела бы испугаться… и конечно, у нас имеется некромант, поэтому на вопросы ты бы так или иначе ответила, но так уж вышло, что я предпочитаю иметь дело с живыми.

Я стиснула кулаки.

Нельзя вмешиваться.

Я умом понимала, что нельзя, что моя нынешняя внезапная жалость, может, и свидетельствует о моих моральных качествах, но в остальном является совершенно бесполезным чувством.

– Пока ты чувствуешь лишь боль в месте укуса, но очень скоро тебе станет жарко… я уже вижу испарину на лбу. Жар – первый признак того, что яд распространился по твоему телу. Затем появится ломота в суставах. И боль в животе. Она будет усиливаться с каждым мгновением, а твоя кожа… у тебя удивительно белая и ровная кожа… для человека, само собой… так вот она побелеет еще больше… и станет весьма чувствительна. Настолько, что малейшее прикосновение будет причинять боль. Впрочем, к этому времени у ты вряд ли будешь обращать внимание на подобные нюансы… яд будет разъедать изнутри твое тело… и кровь альва не поможет, напротив, лишь удлинит агонию.

Она слушала.

Внимательно так слушала.

И сглатывала часто. И не пыталась умолять о пощаде.

– Чего ты хочешь?

– Правды, – Тихон оставался спокоен. – И я излечу тебя. Ты знаешь, мы способны на подобное…

– Хорошо…

Спокойно, Оливия, он не собирается ее убивать. Пугает и только… а что правдоподобно, так… так на то и расчет. Какой смысл пугать, если звучит это неправдаподобно… и вообще, я ведь знаю Тихона… я…

– Мой… приятель… временный приятель, – Ноэль облизала губы. – Мы иногда встречаемся… оба свободные люди… он наемник из первой десятки…

– Кто?

Она поморщилась, но покорно сказала:

– Пью Трехглазый… его так прозвали за то, что у него чутье отменнейшее, а стреляет так, будто…

– Ближе к делу.

– Я слышала, как он говорил со своим приятелем… а у него приятелей среди лойров хватает… об одном деле… заказ и крупный… за ваши шкурки с полсотни тысяч обещали…

– Щедро.

– При условии, что содержимое вашего фургончика не тронут… Пью держит слово… он поклялся… а я вот… я подумала, что такого здесь есть, если полсотни дают? Взять можно… больше можно…