– Княгиня Здебора велела…

– Княгиня Здебора лесной ведьме не хозяйка, а Великому князю и подавно. А тебе и вовсе нечего делать возле покоев князя. Топай отсюда.

Маланья вскипела, точно позабытое молоко на печи.

– Ты кому тут указываешь, холоп? Невольный будет вольной говорить, что делать?

Ключница полезла вперёд, на порог. Она толкнула Третьяка в грудь, вмазала ему ладонью по лицу, завизжала, закричала, а юноша ловко вывернул ей руку да пнул под зад коленом.

Народ загоготал, захохотал на разные голоса. Слетела напускная печаль, забылись переживания. Стенания сменились смехом, а Маланья зарычала, сгорая от стыда.

– Какого лешего тут творится? – из княжеских покоев выглянул боярин и оглядел внимательно всех собравшихся. – Кто начал этот беспорядок?

Он говорил негромко, и в светлых глазах не отражалось ничего, кроме лёгкого беспокойства. В ухе сверкала серьга, длинные светлые волосы лежали на плечах, в короткую бороду по имперскому обычаю вплетены были золотые бусины. Дара узнала его, не раз она видела боярина на совете у Ярополка, только имени вспомнить не могла.

– Ты пришла, – он заметил её, улыбнулся мягко, как старой знакомой. – Идём, тебя ждут.

Дара шагнула вперёд, зачарованная мягким голосом.

– Не отвечай княгине Здеборе, что бы она ни говорила, – шепнул на ухо боярин. – Дай мне со всем разобраться.

Он чуть придержал её за локоть, проводя мимо слуг и других бояр, из одной горницы, где раньше Ярополк встречал Дару, в другую, где вокруг широкой постели собрались князь Чернек и его жена, воеводы и Брат Мефодий.

Ярополк лежал на подушках, оголённый по пояс, лицо его посерело. Он плотно сжимал губы, голубые глаза горели лихорадочно, и он впился взглядом в лесную ведьму, как только она показалась на пороге.

На груди князя лежала пропитанная кровью повязка, и служанка прижимала её крепко одной рукой, а другой отирала кровавые струйки, что текли на простыню.

– А вот и моя… спасительница, – выдавил Ярополк.

Дара сорвалась с места, подлетела к постели, отстранив чернавку в сторону, и замерла с протянутой к багровой повязке рукой.

– Кто её сюда пропустил? – от волнения рдзенский говор Здеборы стал сильнее обычного. – Я же велела…

– Велела нарушить приказ Великого князя? – удивлённо спросил светлобородый боярин. – Потому что сам Ярополк позвал за госпожой лесной ведьмой.

– Моя жена хотела сказать, что стоило позвать и других знахарей, – выдохнул громко Чернек, и если бы Дара поглядела его в сторону, то увидела бы, как он схватил Здебору за руку, стараясь сдержать её пыл. – Лесные ведьмы известны за свою разрушительную силу, а не целительские навыки.

– За лекарями послали, но в городе беспорядки, вряд ли выйдет быстро их привести. К тому же кто может быть могущественнее лесной ведьмы в любых чарах?

– Князь, – Ярополк разлепил сжатые губы, – я тебе всегда рад, но теперь оставь меня с моей лесной знахаркой. Колдовству не нужны лишние глаза.

– И правда, а то вдруг даже смотреть, как оно творится, – греховно? – без тени улыбки добавил боярин.

Брат Мефодий попытался выпросить разрешение остаться, чтобы читать молитвы и оберегать князя от нечистой силы, но и он, и все остальные, за исключением единственной служанки, Дары и князя, были выдворены из покоев.

Наступила неожиданная, оглушающая тишина. Ярополк устало прикрыл глаза. Дара выдохнула медленно, приводя мысли в порядок.

– Я сама позабочусь о князе, – она забрала тряпицу из рук служанки, ополоснула в воде и с силой отжала. – Принеси мне побольше чистой воды и пошли кого-нибудь за травами. Пусть найдут полынь, ромашку и крапиву.

Служанка кинулась исполнять приказания, а Дара подошла к печи, подбросила поленьев, разворошила прогоревшие головешки, распаляя огонь.

Вернулся боярин, имени которого она так и не вспомнила.

– Воевода к тебе просится, лесная ведьма, – сообщил он. – Не один.

– С козой? – спросила Дара.

– С овцой, – невозмутимо, без тени издёвки ответил мужчина. – Если будешь резать её, давай я велю убрать ковёр с пола.

– Не надо.

Дара захлопнула заслонку и вернулась к постели князя.

Ярополк дышал тяжело, натужно. Губы его побледнели, а постель вокруг побагровела теперь, когда служанка перестала смывать кровь.

В дверях жалобно заблеяла овечка. Горыня тяжело протопал, держа вырывающееся животное.

– Вот, госпожа лесная ведьма, – сказал он недовольно и опустил овцу на пол.

Она тут же дёрнулась, бросилась в сторону, но мужчина удержал её за верёвку, повязанную на шею.

Боярин сложил руки на груди, изогнул правую бровь, наблюдая за ними.

– Что ещё тебе понадобится?

– Травы, за ними я уже послала, – выговорила Дара, не глядя на мужчин. – Воевода, – обратилась она, – привяжи животное, чтобы не сбежало.

Овца брыкалась, как если бы злой дух в неё вселился. Чуяла, бедняжка, беду. Горыня схватил животное в охапку, привязал к ножке кровати, и когда уже поднялся и собрался отойти в сторону, овца лягнула его копытом в колено. Воевода стерпел, не издал ни звука и ушёл поскорее прочь. Дара заметила, как, обернувшись на пороге, Горыня осенил Ярополка священным знамением.

Боярин молча наблюдал за Дарой, а она растерянно стояла между овцой и князем и не знала, с чего начать. Ей хотелось скрыться от любопытного взгляда, но отчего-то боярину она приказать не посмела.

– Теперь всё, – произнёс мужчина раньше, чем Дара успела заметить вернувшуюся служанку.

– Я всё принесла, госпожа, – пролепетала она еле слышно, поставив в стороне большой таз с водой.

– Тогда уходи.

На согнутом локте служанки висела корзина, на дне которой лежали засушенные пучки трав. Сухие, ломкие, хрупкие. Дара забрала корзину, кончиками пальцев взяла лист крапивы и, медля, повертела перед глазами.

Служанка на мысочках тихо, точно мышка, выскользнула из покоев.

– Иди, Святослав, – сказал Ярополк.

Боярин, оглянувшись, тоже вышел.

Дара бросила крапивный лист обратно в корзину, выбрала несколько веточек посеревшей полыни и крапивы.

Зафырчал огонь, когда отворилась заслонка печи, подуло в лицо жаром. Дара подожгла щепку и подпалила пучок трав. Потянулся дым серой струйкой, в нос ударил резкий запах.

Дара прошлась вдоль стен, окуривая ложницу князя.

Тряслась кровать, овца вырывалась и блеяла. Издалека, из-за дверей доносились голоса собравшихся, и Дара кожей чуяла их страх. Пучок трав в её руках подрагивал.

Горький дух полыни заполнил комнату, и домовой заворочался в углу за печкой, уползая дальше, прячась в тенях.

Дара оглянулась на дверь, но там никого не было. Боярин ушёл.

Визгливо закричала овца, стуча копытами по полу.

– Добей уже или меня, или эту проклятую овцу, – раздался голос Ярополка.

Овца заблеяла ещё громче и противнее, точно назло призывая скорую смерть.

– Надеюсь, не придётся, – сказала Дара.

– Боишься убивать? – сверкнула из-под чёрных ресниц небесная лазурь. Даже будучи при смерти, он умудрялся смущать одним только взглядом.

– Нет. Но не хочу.

– Так-то лучше, – хмыкнул Ярополк. – А то я стал опасаться, что ты изменилась.

Дара подошла к постели, поставила на пол у изголовья миску с травами так, чтобы дымок не затух. Она придвинула серебряный таз с водой, окунула тряпицу.

– Когда я встретил тебя, ты была смелее. Отчаяннее.

Губы пересохли от волнения. Дрожащими руками Дара потянулась к повязке, стянула, оголяя грудь и живот. Под рёбрами дрожала, точно живая, тонкая глубокая рана, а из неё била кровь.

– Ловко меня, да?

– Помолчи.

Ярополк усмехнулся и закусил губу, глотая собственный смех.

Дара прикрыла глаза, перевела дух.

Снова заблеяла овца.

Когда лесная ведьма тащила Старого Барсука из ледяной хватки Мораны, её переполняла сила. Огонь плескался в крови, но даже его не хватило, тогда Дара была выпита до дна. Теперь жизни в ней было столько же, сколько в обычном чародее. И всё равно больше, чем в любом человеке. Но даже одной жизни чародея недостаточно, чтобы разделить её с другим и оттащить его от границы Нави.