Трое медленно шагали по тихой заснеженной улице. Никто не разговаривал и от этого тишина зимней ночи казалась особенно густой. Снег бесшумно падал с темных небес, снежинки танцевали в слабом свете уличных фонарей, кружили в воздухе пушистыми белыми мухами. Юзуха подняла голову навстречу летящим с небес ледяным хлопьям и они таяли на ее избитом лице, охлаждая жар в ссадинах и успокаивая противную ноющую боль в самих костях ее черепа. Девушка чувствовала себя полностью опустошенной, иссушенной до дна, но вместе с тем неожиданно освобожденной. Что делать с этой свободой теперь, когда над ней и Хаккаем больше не нависает угрожающая тень Тайджу? Юзуха не знала свободы, не понимала, как распоряжаться ею теперь, когда ее оказалось так много, но и думать об этом пока что не хотела. Теперь у нее будет время, так много времени, чтобы разобраться в своих чувствах и понять, что делать с их новой жизнью. В которой не будет страха и ненависти, вздрагивания от слишком сильно хлопнувшей входной двери. Неужели так действительно бывает?
Каждый новый шаг отдавался болью в ее теле, но оно того стоило. Она вынесла бы еще больше боли, намного больше, если результатом было их с Хаккаем освобождение. Юзуха готова была убить родного брата ради этой свободы. Несколько синяков и ссадин были поистине ничтожной платой по сравнению со спасением ее души. К тому же, ей грех было жаловаться. Ее увечья были совсем легкими и несерьезными по сравнению с ранами ее брата и, тем более, его лучшего друга. Того самого человека, который не дал ей очернить свое сердце, удержав от убийства, на которое она решилась.
И кстати о нем, Мицуе и впрямь досталось больше всех из их троицы. Пусть он и был в состоянии самостоятельно передвигаться - в отличие от того белобрысого мальчишки (Такемичи? Кажется, так его зовут. Нужно будет позже поблагодарить его отдельно), которого Майки увез на своем байке в бессознательном состоянии — но все равно, учитывая перенесенные побои, тот факт, что Мицуя мог идти, и даже почти не хромая, уже было немалым достижением. Свой «Импульс» он доверил Чифуе, решив не садиться за руль с разбитой головой, поэтому пошел домой пешком, вместе с ними. Девушка была искренне впечатлена его выносливостью, хоть пока что и не была готова озвучить комплимент ему лично.
Юзуха искоса бросила задумчивый взгляд на лучшего друга ее брата. Он смотрел прямо перед собой, руки засунуты глубоко в карманы черных брюк, куртка все так же не застегнута, кровь лениво струится по щекам из широкой раны на лбу, но Мицуя будто не замечал этого. Вероятно, от боли его спасал все еще не выветрившийся после драки адреналин. Юзуха не завидовала тому, как он будет чувствовать себя через несколько часов, когда иссякнет это адреналиновое обезболивающее.
Парень слегка повернул голову в ее сторону, и девушка поспешно отвела взгляд. Он больше не смотрел на нее, вынул телефон и принялся что-то писать в нем. То, что Мицуя сделал там, в церкви… Юзуха на миг вновь ощутила тепло его твердого тела, когда он подхватил ее, почти лишившуюся чувств от боли, отчаяния и ярости. Никогда ранее Юзуха не смотрела на него дважды. Мицуя Такаши всегда был не более чем лучшим другом ее брата, к которому Хаккай был привязан настолько, что это иногда (часто) бесило девушку. У дурака Хаккая даже на заставке в телефоне была фотка этого Мицуи. Он бы еще алтарь для поклонения своему дружку обустроил! Тем не менее, Мицуя Такаши был привычной константой в их с братом жизни, будто еще одним — как ни удивительно, адекватным — членом их дисфункциональной поломанной семьи. Но тогда, в его руках, Юзуха вдруг впервые действительно поняла, чем этот парень заслужил такую щенячью преданность от ее младшего братишки. В тот момент она испытала чувство, которого никогда ранее не было в ее жизни. Чувство защищенности. Кто-то другой, более сильный, с такой легкостью забрал с ее плеч тяжкий груз, который она несла столько, сколько помнила себя. Мицуя просто сделал это, не требуя ничего взамен, как будто это было самой естественной вещью на свете. Никто и никогда не делал ничего подобного по отношению к ней. И теперь Юзуха никак не могла перестать думать об этом. Думать о нем.
На очередном перекрестке Мицуя вдруг остановился. Юзуха и Хаккай успели сделать еще несколько шагов вперед, прежде чем заметили, что он больше не идет с ними. Хаккай поднял брови, вопросительно глядя на друга. Разбитые губы Мицуи дрогнули в слабой улыбке.
- Давайте тут попрощаемся. - сказал он с привычной легкостью в голосе.
Хаккай удивленно дернул головой.
- Э? Твой дом же дальше по улице, Таканчик.
Мицуя лишь беззаботно пожал плечами.
- Я переночую на старом складе на соседней улице. Домой мне в таком виде нельзя, мама с девочками будут слишком переживать. Написал им, что побуду у тебя, а домой пойду, когда чуть подлечусь.
Хаккай неопределенно качнул головой в ответ, но Юзуха смотрела на Мицую с возмущенным удивлением. Да на нем же места живого не было, и он собирался в таком состоянии отправиться ночевать на какой-то старый склад? Совсем из ума выжил?
- У тебя голова разбита и кровь течет отовсюду. - сказала она плоским голосом, надеясь воззвать к его обычно работающему здравому смыслу. Который сейчас почему-то так не вовремя отказал.
Мицуя вновь лишь пожал плечами, и это его движение уже начинало ее порядком бесить.
- Да ничего, сама и остановится, в первый раз что ли. Вон снега сколько уже навалило, хватит, чтоб вытереть.
Юзуха таращилась на него в немом шоке. Этот дурак так сильно получил по голове, что вовсе чокнулся или как? Взгляд сам собой остановился на снежинках, облепивших его длинные ресницы, и серебристыми бликами отражавшихся в его лавандовых радужках. Мицуя моргнул, смахивая снежинки с ресниц. Юзуха в возмущении мотнула головой.
- Не мели ерунды. Раз написал родным, что ночуешь у нас, значит у нас и переночуешь. Не хватало еще тебе помереть на этом чертовом складе в таком состоянии.
Не дожидаясь ответа, Юзуха уверенно зашагала вперед. Она не стала оборачиваться, чтобы проверить, пошел ли он с ними. Что за ерунда, в конце концов. И придумал же, ночевать на складе в таком виде. Да он же там отрубится и замерзнет насмерть. И все ради чего? Чтобы не волновать маленьких сестер и маму? Это было так глупо и по-дурацки и, и… и самоотверженно, и как-то… мило? Юзуха возмущенно фыркнула в ответ на свои мысли. Нашла чему умиляться. Такой-то дурости? Ну и что, что это мило с его стороны. Все равно ведь глупо. Через несколько секунд звук шагов третьей пары ног дал ей знать, что Мицуя послушался. Непрошеная улыбка сама собой растянулась на губах и Юзуха быстро закусила нижнюю губу, чтобы остановить ее. С ней происходило что-то странное.
Дома Юзуха вынесла из ванной аптечку и пачку обезболивающего, и оставила все это у парней в гостиной, решив, что они и сами разберутся со своими ранами (Мицуя был прав, это было не впервой обоим), после чего отправилась прямиком в душ. Горячая вода постепенно развязывала тугие узлы, в которые, казалось, скрутились все ее мускулы, и Юзуха блаженно вздохнула, подставляя лицо теплым струям. Выйдя из душевой кабинки и завернувшись в халат, она подсушила полотенцем, а затем и феном свои густые волосы. Затем вытерла запотевшее зеркало и принялась угрюмо обследовать свое отражение. Левый глаз припух и вокруг него уже наливался впечатляющий синяк. Над бровью был порез, который было бы неплохо заклеить, но весь пластырь был в аптечке, которую она отнесла мальчикам. Может, в ее личных запасах в комнате завалялся какой-то старый пластырь, нужно будет поискать. Нос и левая щека пестрили ссадинами, но их было достаточно просто промыть. Она отделалась легко, в отличие от того же Мицуи, у которого на лбу красовалась жуткая рана, от одного вида которой становилось не по себе. У него вполне может быть сотрясение мозга, надо бы как-то загнать его в больницу завтра. Но как заставить идти к врачу человека, который в таком состоянии собирался ночевать на складе, без всякой помощи? Перед мысленным взглядом Юзухи вдруг снова промелькнули его запорошенные снегом темные ресницы. Зачем парню такие длинные, спрашивается? И почему она думает о его ресницах? Бред какой-то. Юзуха фыркнула и, потуже завязав халат, вышла из ванной.
