– Даже если это и так, в чем я лично сомневаюсь, будет любопытно встретиться и с вашим супругом, – беспечно пожал плечами новый знакомец.

– А можете объясниться по обоим пунктам?

– Ну, если бы вы были замужем, то нормальный муж ни за что не отпустил бы вас одну на это мероприятие, это же очевидно. А если он все же безумно занят, то мне было бы крайне интересно познакомиться со столь беспечным мужчиной, крайне небрежно охраняющим такое сокровище.

– Простите, я вынуждена прервать нашу беседу. Мне очень важно посмотреть следующее выступление, – смутившись от такого откровенного комплимента, я вытащила наконец свою руку из его слишком длительного пожатия и сосредоточила все свое внимание на сцене, успев отметить и набитые костяшки, и твердые мозоли. Похоже, этот мужчина много времени проводит не просто в спортивном зале, а на ринге. Как мой му… Бывший. Все. Бывший. Не мой.

А моя звездочка стояла там, в самом центре бального зала. Пара под номером тридцать четыре.

Мы еще вчера шутили с ней, что повезет обязательно, ведь им с Адамом по семнадцать, на двоих как раз тридцать четыре, а значит… Ерунда, конечно, но мы всегда искали любые зацепки, которые можно было бы объявить хорошей приметой и поверить в нее: – ой, смотрите, нам навстречу едет такая же машина, как у нас, а вон какая-то пожилая леди выгуливает собаку – точь-в-точь наша Пич; ты только посмотри, у председателя жюри туфли, как у мамы – точно хорошая примета! Ну и наиглавнейший талисман «на удачу» – сама мама, сидящая в седьмом ряду на седьмом месте. Фергал мог быть занят, Айвен тоже, а я должна была присутствовать обязательно. И я исправно ходила на все соревнования – где бы они ни проходили, объездив со своей звездочкой все соседние штаты.

Ярко освещенный танцпол будто подернулся расплывчатой дымкой, мешающей четко видеть то, что там происходило. Зато перед глазами как наяву встала другая сцена: мой муж, страстно сжимающий в объятиях другую женщину. Пальцы впиваются в обнаженную откровенным платьем спину, ее нога бесстыдно обвивает его поясницу, а шея откинута для поцелуя, горячего, агрессивного, оставляющего след на нежной коже.

Я помнила такие поцелуи – не поцелуи, а пылающие печати, тавро, помечающие принадлежащее только ему, ему одному, ни для кого больше хода на эту территорию быть не могло. И не было. Уж по крайней мере не на ту, которая являлась мною. За все двадцать два года, с самой первой нашей встречи, я принадлежала только ему. Ему и нашим детям…

– Татьяна, а вы азартны? – внезапный вопрос снова стал спасением от очередной волны воспоминаний. Что-то я сегодня совсем разошлась. Видно, недостаточно устала на работе, раз мозг функционирует.

– Ну-у-у, даже не знаю, что вам ответить, – ответила, по-прежнему не отрывая взгляда от сцены. – Смотря что вы подразумеваете под словом “азарт”?

Андрей как-то загадочно хмыкнул.

– Ну, на что вы готовы пойти ради достижения заманчивой цели? Когда выигрыш уже маячит перед глазами и нужен лишь последний рывок? С крыши бы прыгнули, если бы за это получили взамен джекпот? Человека бы смогли убить? Ну или хотя бы обмануть?

Я невольно поежилась. До развода я и не подозревала о наличии в себе многих, незнакомых ранее эмоций. Ведь решилась же я полностью поменять свою жизнь, значит ли это, что я готова в экстраординарной ситуации пойти и на…

– Н-не думаю, что до таких крайностей я бы дошла, – покачала я головой.

– Значит, не настолько азартны, – усмехнулся он. Я бросила на него короткий взгляд, недоумевая, к чему мужчина клонит, и испытывая некоторое чувство дискомфорта из-за того, что беседа повернула в непредсказуемое русло. Но Андрей лучезарно улыбнулся.

– Простите. Неудачная шутка вышла, правда? Хотел вас подколоть по-дружески, не более того.

– Я понимаю шутки, – пресекла я его извинения и, желая поддержать разговор, добавила: – Наверное, я все же азартная. Бабушка говорила, что я не умею проигрывать, и страшно веселилась за мой счет, выигрывая у меня раз за разом в “Русского дурака”, как она называла.

– Я тоже ненавижу проигрывать, – кивнул Андрей. И предложил: – Тогда давайте сыграем в русскую рулетку?

– Это как? Вернее, я знаю, что такое русская рулетка, но не понимаю, как в нее можно сыграть во время соревнований по бальным танцам.

– А мы возьмем два листика, напишем на них номер той пары, за которую болеет каждый из нас, сложим их, не показывая друг другу до объявления победителей, и посмотрим, чья выиграет. – Андрей тут же достал два небольших огрызка бумаги и протянул один из них мне.

– А дальше?

– Ну, – он закатил глаза, делая вид, будто задумался. – Если я выиграю, то выбираю, где мы сегодня ужинаем.

– А если проиграете?

– Тогда плачу за сегодняшний ужин.

– Прелестно, – усмехнулась я. – Экий вы хитрец. Вариантов без ужина сегодня не предвидится ни при каком раскладе?

– Как я сказал, я терпеть не могу проигрывать, – кивнул мужчина. – Ну-с, так за кого мы сегодня болеем? – он прикрыл ладошкой свой кусочек бумаги и что-то быстро черкнул на нем. – Подруга? Или сестра?

Слушайте, ну честно. Каким бы натянутым ни был подобного рода шаблонный комплимент, но и он греет душу женщине бальзаковского возраста. Не отрывая взгляда от сцены и комкая от нетерпения предложенный листик, я чуть ли не отмахнулась от собеседника, пряча очередной румянец удовольствия. Вот это мастер соблазнения мне попался. И где? На соревнованиях по бальным танцам.

– Дочь.

– Да бросьте! Взрослая дочь у такой юной мамочки? Слушайте, я уже готов довольствоваться оплатой счета. Дети – это святое, – вдруг совершенно сменив легкомысленный тон, он протянул мне свою бумажку. – В конце-концов, проиграть красивой женщине, это почти победить.

“Тридцать четыре”.

Blyat!

Тридцать четыре – номер пары моей звездочки. Мои руки слегка задрожали.

– Откуда вы знаете?

– Что именно? Что вы красивая женщина? Это и слепой заметил бы.

– Откуда вы знаете, в какой паре танцует моя дочь?

Ведь не бывает таких совпадений? Русскоговорящий, поймал меня, наговорил кучу комплиментов, а теперь еще и типа угадал мою Эйприл?

По спине тонкой струйкой прополз холодок. И вдруг стало неуютно и даже немного тревожно.

– Господи, вы побледнели? – совершенно искренне встревожился собеседник. – Только, пожалуйста, не подумайте ничего такого. Я… скажем так, моя мамуля очень верит во всякого рода… эм-м-м, знаки Вселенной, как она их называет. Мы с вами сидим на креслах под номерами три и четыре. Девушка, теперь я понимаю, что это ваша дочь, в зеленом платье – а это мой любимый цвет. Это просто совпадение. Честно. Если вы испугались меня, то я отзову все свои предложения об ужине – хотя мне этого ужасно не хочется – просто чтобы вы не подумали ничего дурного.

Иисусе, я, наверное, дура?

Подумала невесть что о хорошем человеке. Чуть не обидела его своими глупыми подозрениями. А совпадения в жизни действительно порой случаются. В конце концов, это не он полез в мой ряд, не он стукнул меня по голове, не он практически упал мне в руки.

Balda!

– Нет-нет, все хорошо. Душновато немного. И очень волнуюсь за дочку. Мне приятна ваша поддержка, – вымучила я из себя улыбку и отвернулась к сцене.

В глазах расплывалось от слез.

Боже, наконец-то, впервые за эти несколько месяцев я плакала от счастья и радости. Радости, гордости и восхищения своей дочкой, стоявшей на верхней ступеньке пьедестала почета со своим партнером.

– Я же вам говорил. Знаки вселенной – классная штука, – прошептал сосед и протянул мне мужской носовой платок. – Клянусь, он чистый.

– Спасибо.

Этих слез я не стыдилась. Их понимал любой сидящий в этом зале.

А те, что я выплакала за прошедшие сто восемьдесят дней, те скрывала от всех. Только Эйприл, видя по утрам мои красные глаза, лишь вздыхала и крепко обнимала меня, шепча на ухо ласковое: