Через несколько дней, проведённых в поездках по Белфасту и за городом на его роскошном синем Бугатти, Виктория всё-таки сдалась, с удовольствием ложась в его постель. Но Карл Стэнтон не был бы Карлом Стэнтоном, если бы спустя несколько недель его интерес не начал угасать. И теперь она вызывала в нём больше раздражения чем желания. Особенно сегодняшним утром. Кажется, пора было с ней завязывать.

– Слушай, – начал он, прочистив горло. Карл терпеть не мог делать это при личной встрече. Проще было послать девчонку по телефону. Но раз уж она уже была здесь. – Мы отлично развлеклись в эти пару месяцев, но…

– Я беременна, – перебила его Виктория, полыхая нарастающим гневом. До неё даже не сразу дошло то, что он успел ей сказать. А когда его слова всё-таки достигли её сознания, девушка сдулась, как воздушный шар, понимая, что со всей этой ситуацией ей придётся справляться самой.

– Избавься от ребёнка, и дело с концом, – Карлу было всё равно. Не она первая, не она последняя. Если бы ему платили каждый раз, когда какая-нибудь девчонка прибегала к нему с этой новостью, он был бы уже так же богат, как и его отец. – Там в бумажнике есть пару тысяч, должно хватить, – поморщившись, парень качнул головой в сторону стеклянного журнального столика, стоящего посреди огромной гостиной, на котором в хаотичном порядке валялись бумажник, ключи от машины, пачка сигарет с зажигалкой и несколько фольгированных пакетиков.

– Я не могу этого сделать, чёртов ты мудак! – воскликнула девушка, переходя на русский язык и вскакивая на ноги.

– Что? Красотка, я ничерта не понял, – Стэнтон накрыл голову диванной подушкой. Он мучился с похмелья, а столь громкие звуки только ещё больше ухудшали его состояние и настроение. А ведь ещё совсем недавно его жутко заводило, когда она переходила на свой родной язык, каждое слово которого, слетая с её губ, звучало как непристойность.

– Я сказала, что мне нельзя делать аборт.

– Оу, – парень выглянул из-под подушки. Но тут же на его лице расползлась гаденькая улыбочка. – Мне жаль, правда. Но тут уж я ничем не могу помочь.

– Что? – перестав накручивать круги по комнате, Виктория нависла над ним, упирая руки в бока и выглядя ещё более разъярённо, если это вообще было возможно. – Я не собираюсь тащить всё это на себе.

– Это не моя проблема. Я вообще не уверен, что этот ребёнок от меня, если он действительно существует.

– Ты что же считаешь меня шлюхой, ложащейся под всех подряд? – девушка зло прищурилась, от чего её симпатичное лицо совершенно утратило свою привлекательность.

– Ну, если учесть, что я трахнул тебя на какой, второй, третий день нашего знакомства? Всё может быть, – Карл наконец-то смог затащить ноги обратно на диван и, дотянувшись до пледа, с удовольствием укутался в него, переворачиваясь на живот.

– Да как ты… – Виктория задохнулась от бешенства и, снова перейдя на русский язык, обложила его такой отборной руганью, что работяги в порту залились бы краской, потупив взгляды в пол как маленькие девочки.

– Если мы закончили, – голос Карла был слегка приглушён подушкой, в которую он уткнулся лицом, – то я был бы рад, если бы ты наконец перестала орать и освободила мою квартиру. И захлопни дверь, пожалуйста.

Сжав кулаки от злости, Виктория, громко топая и впиваясь высокими шпильками в натёртый до блеска пол, вылетела из квартиры. Дверь за ней захлопнулась с такой силой, что стоящая на столике в коридоре дорогая антикварная ваза закачалась и едва ли не упала, только чудом оставшись стоять на своём месте.

На улице девушка поймала такси, не переставая думать о том, как выкрутиться из сложившейся ситуации. В университете придётся брать академ, чтобы никто не видел её огромного живота. А после родов она спокойно вернётся к учёбе. Потеряет полгода. Подумаешь. А отцу, русскому бизнесмену из Москвы, пославшему любимую доченьку учиться в Европу, она что-нибудь наплетёт про дополнительный семестр. Папочка в ней души не чает, так что поверит любому её слову.

Виктория выдохнула. Это было похоже на план.

– Твою ж мать… как больно-то… – это было невыносимо. Ещё никогда Виктория не чувствовала себя так паршиво. Она из последних сил старалась выполнять указания молодого врача, но понимала, что выдыхается.

– Давай, девочка, постарайся, в последний раз, – уговаривал Трент Фишер, единственный, кто поддерживал её все девять месяцев, пока она вынашивала ребёнка. Начинающий врач, которому она рассказала и про свою ситуацию, и про нерадивого парня, отказавшегося нести хоть какую-то ответственность. Врач, работающий в глубинке, куда она переехала, как только её живот начал расти так, что скрывать его уже было невозможно. Врач, который поклялся никому не рассказывать ни о ней, ни о ребёнке, получив приличную сумму за своё молчание. – Вот так, умница. Ты только посмотри на…

– Нет! – из последних сил выкрикнула Виктория. – Я не хочу знать, кто это… Унеси, унеси немедленно!

Голова начала разрываться от детского плача и стучащего в висках давления. Неужели она наконец-то свободна?

– Подожди чуть-чуть, родим послед и сможешь поспать, – мужчина унёс ребёнка в другую комнату маленького дома, плотно закрывая дверь, хотя и она не заглушила громкий, разрывающий перепонки писк младенца. Он вернулся буквально через несколько минут, но остального Виктория уже не помнила. Не хотела помнить, вычёркивая из своей жизни эти сутки. Да что там сутки, последний год. Особенно последние несколько месяцев, которые ей пришлось провести взаперти в этом доме, в богом забытом городишке Дандрессан размером не больше одного квадратного километра, расположенного на полуострове Айлендмаги, прячась, чтобы её даже случайно никто не увидел. Чтобы она могла в дальнейшем жить спокойно, ничего не должно было связывать её с этим нежеланным младенцем.

– Ты уверена, что не передумала? – кажется, в сотый раз спросил её Трент, когда на следующий день ещё до рассвета она собралась уходить из его дома. Всё болело, она была жутко уставшая, но чтобы Фишеру поверили, сделать это нужно было немедленно. – Может, хотя бы посмотришь? – мужчина качал на руках маленький свёрток, полностью скрывавший младенца.

– Нет, – твёрдо ответила девушка, но, схватившись за дверную ручку, вдруг замерла. И на секунду, на одну крошечную секунду она засомневалась. Но это мгновение длилось столь недолго, что отмахнуться от него не составило труда. Но Виктория всё-таки нерешительно вернулась обратно, впихивая мужчине в руку конверт. – Скажешь, что нашёл это в одеяле. И спасибо тебе. За всё. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся.

Фишер кивнул, с сожалением наблюдая за тем, как захлопывается входная дверь. На улице бушевал самый настоящий шторм, и он переживал, как девушка одна доберётся туда, куда бы ни направлялась. Ребёнок в его руках заворочался, тихо кряхтя и напоминая о себе. Пожалуй, пора было приступать ко второй части их плана. Мужчина тщательно осмотрел дом на наличие каких-либо следов долгого пребывания в нём Виктории и, убедившись, что ничего не указывает на то, что кроме него здесь в последние полгода жила женщина, вызвал полицию. Патруль добрался до него только после обеда, что Фишеру было только на руку.

– Она постучалась вчера в мою дверь около девяти вечера, – начал он свой рассказ под не сильно заинтересованным взглядом крупного полицейского, присланного сюда из Белфаста. – Вся грязная, в каких-то лохмотьях, на вид бродяжка.

– И вы впустили её? – полицейский сморщился от отвращения, пока его напарник исследовал дом.

– Конечно, впустил, – Трент расправил плечи. – Я врач и не имею права отказать в медицинской помощи никому, кто бы в ней ни нуждался. Тем более беременной женщине.

– Понятно. Продолжайте, – полицейский что-то записал в своём блокноте и снова поднял на него глаза.

– В общем, родила она ещё до полуночи здорового ребёночка. Без каких-либо осложнений. И, конечно, я позволил ей остаться. Куда бы она пошла в такой шторм, да ещё и с младенцем на руках. Утром собирался отвезти её в город, в приют. А когда проснулся, её уже и след простыл. Вот только ребёнка оставила вместе с письмом, – Фишер протянул полицейскому конверт. – Я сразу вас и вызвал.