Очень удачно подвернулась новая квартирка — и находилась она совсем недалеко от Министерства. Маленькая, но уютная, она состояла всего из двух небольших помещений — комнаты-гостиной да спальни с эркером. Гермионе казалось, что где-то в подобной комнатке, должно быть, располагалась детская семейства Дарлингов из обожаемой ею книги Джеймса Барри; она давно повзрослела, но — какая ирония — точно так же искала чужих теней в темных углах, а находила их в собственной душе. Каким же было ее удивление (и радость, запредельная, исступленная), когда однажды на своем придверном коврике она обнаружила Нагайну! Змея поселилась где-то под полом (ни дать ни взять василиск в подвалах Хогвартса), и для Гермионы было настоящей загадкой, каким образом за все это время она ни разу не попалась соседям.
— Пора, милая… — прошептала Гермиона, возвращаясь в реальность из воспоминаний о последних месяцах и прикасаясь щекой к змеиной морде. — Я не могу пустить тебя в постель сегодня. Если он увидит, то заподозрит… А этого нам совершенно не надо, ты же понимаешь? Не упрямься, пожалуйста!
Змея взглянула выразительно и попробовала воздух языком. Уходить она не желала, но — невероятно — все же медленно и плавно сползла с кровати и, не взглянув на Гермиону, скрылась за дверью.
…Стук в дверь заставил вздрогнуть. Что-то шевельнулось внутри неясной тревогой, но темная тень, мелькнувшая, как всегда, на периферии зрения (или сознания?), просто почудилась ей. Все это, как и всегда, происходило внутри. Все это жило в ней, прочно вплелось, поселившись навеки, и самым противоестественным было то, что Гермиона свыклась с его присутствием.
***
Он не торопился. Это касалось не только предстоящей знаменательной встречи, но и вообще — дальнейшей жизни: на этот раз он никуда не спешил. Несмотря на всю запредельную важность этого вечера, он был совершенно спокоен. Застегнув золотые (с искусно выгравированной витиеватой «М») запонки на манжетах, он медленно и аккуратно надел идеально-черный пиджак и только теперь бросил взгляд в зеркало. Болезненно бледен. Кажется, это фамильное, но он не разбирался в этих тонкостях — было, честно говоря, все равно, чем болеют представители благородной, но совершенно бездарной семейки, полезной разве что безупречной родословной и банковскими счетами (какая ирония и удача, вопрос с доступом к ячейке в Гринготтс решился сам собой). Главное, что он чувствует себя здоровым и полным сил. Все относительно, разумеется. Но ему было с чем сравнивать.
В зеркале отражался Драко Малфой — взгляд сосредоточен, водянисто-серые глаза смотрят куда-то внутрь, в себя. Попытался улыбнуться, но тут же снова посерьезнел — улыбка не выходила естественной, как он ни бился. Она просто ему не нравилась. Он пригладил волосы, зачесанные назад, и задумался: кажется, такая прическа теперь выглядит старомодной. Мысленно хохотнул — на деле же даже уголок его губ не дрогнул: он и не думал, что придется снова разбираться в подобных тонкостях. Впрочем, менять ничего не стал. Именно этот образ Драко выглядел достаточно органичным, именно таким его знали и помнили все, за редким исключением — тех, с кем он якшался последние несколько месяцев до того момента, как глупую влюбленную голову посетила идея проникнуть в мэнор за его Грейнджер.
Он был совершенно уверен, что если она увидит его, то немедленно догадается. Их, в конце концов, слишком многое связывало. Он избегал ее, постоянно держал на расстоянии, при этом ни на секунду не выпуская из поля зрения, все так же требуя ежевечерних отчетов о ее передвижениях, встречах, контактах. Его доверенным приходилось здорово напрягаться, лишь бы грязнокровка ничего не заподозрила. Только однажды девчонку едва не упустили — когда ей вздумалось уехать повидать бесполезных родителей-маглов, которые даже не помнили о ее существовании. Антонин успел напасть на ее след как раз вовремя, а новые связи Драко Малфоя в Министерстве и старые знакомства кое с кем из Мунго (какая удача, что он тогда не прикончил этого жалкого труса Сметвика!) позволили разыграть карту так, что она осознала необходимость вернуться домой.
Он приказал своим людям найти квартиру поближе к Министерству (Блумсбери! Неужели она и вправду думала, что арендная плата за недвижимость в этом районе действительно такая низкая? Девчонка платила сущий пустяк, будучи уверенной, что ее арендатор просто удивительно щедрый и добрый человек). Он отправил к ней Нагайну — кто мог бы позаботиться о драгоценной Грейнджер лучше? Он следил за ней достаточно долго, выжидая, набираясь сил и выстраивая новую стратегию завоевания мира, пока глупцы вокруг продолжали радоваться тому, что «Темный Лорд повержен раз и навсегда». И теперь время наконец пришло. Его человек вот-вот победит в честном голосовании этого выскочку-Бруствера (а потом он прикажет убить Кингсли где-нибудь в подворотне Лютного) и когда-нибудь — уже очень скоро — он снова станет во главе Магической Британии. К этому моменту Грейнджер уже будет рядом — хочет она того или нет.
Она всегда должна быть рядом, и теперь пришло время укоротить поводок максимально. Он не раз думал о том, что идеальным решением было бы попытаться заставить ее поверить в то, что он тот, за кого себя выдает. Но он обязательно даст ей шанс догадаться самой. Грязнокровка всегда была умненькой девочкой и схватывала налету.
В последний раз взглянул в зеркало, чтобы убедиться, что он абсолютно безупречен. Драко Малфой был юношей приятной наружности, и это, определенно, стало подарком — и вообще он склонен был считать, что отделался очень легко. Нет, вопреки расхожему мнению, он не имел ничего против своего предыдущего тела, более того, ему играл на руку этот внушаемый им страх, но в сложившихся обстоятельствах подвернувшийся мальчишка оказался самым настоящим даром. Несмотря на кажущуюся фатальность, в действительности все складывалось слишком хорошо — гораздо лучше, чем могло бы. Ему не стоило большого труда затолкнуть бывшего хозяина тела на задворки сознания, подавить его волю, оставить тенью. О, Драко Малфой все еще существовал, разумеется. Но лорд Волдеморт был сильнее. Он всегда был сильнее.
Это решение являлось временным, разумеется. Он не собирался приписывать бездарности-Малфою своих собственных заслуг. Когда-нибудь он сотворит себе новое тело, гораздо более подходящее. Но пока… Пока стоило пользоваться тем, что есть.
Сам Драко, настоящий, со своим сознанием, существом и душой, был где-то там, в глубине, и иногда с изумительным упрямством пытался сопротивляться незваному гостю — но, разумеется, неизменно терпел поражение. Иногда лорд Волдеморт проникал в мысли мальчишки, чтобы выстроить собственное алиби, вести себя естественно, и его сознание заполняли до забавного странные образы. Собственно, забавным (и, в то же время, крайне раздражающим) было то, что иногда он понятия не имел, где проходит грань между его собственным «я» и сознанием Драко Малфоя. С Квиррелом все было значительно проще: жалкий слизняк был рад служить ему верой и правдой и затыкался всегда, когда Темный Лорд ему приказывал, да и вообще исполнял любые требования паразитирующей на нем сущности. Но юный Малфой оказался на редкость… упрям. Все эта вездесущая Грейнджер. В мыслях его все время присутствовала грязнокровка, и Темный Лорд предполагал, что она была тем столпом, якорем, что давал мальчишке Малфою силы бороться. (Он даже не смог отказать себе в небольшой шалости — показал Драко несколько собственных воспоминаний из прошлой жизни, напрямую связанных с грязнокровкой). Еще немного, и впору было поверить бредням сумасшедшего старика, верившего во всякую ничем не обоснованную чушь. Впрочем, кое в чем он был солидарен с мальчишкой: Грейнджер хотелось держать рядом постоянно, видеть и чувствовать — о, как он скучал по этим ощущениям: в этом стоило себе признаться уже давно. И сегодня он не откажет себе в удовольствии. …Один взмах палочки, похожей на тонкую белую кость. Знакомая дверь возникла перед глазами, и он, решив соблюсти приличия, постучал, хотя мог бы одной силой мысли снести ее с петель. Внутри всколыхнулось что-то темное, знакомое и терпкое. Время пришло.
