Кто струсил, вряд ли будет воскрешён.
И сказка, вроде, это, и потеха,
И вот уже горишь ты нагишом.
Научит прясть она, варганить зелье…
Служением ей, ты выполнишь обряд,
И если тьмой не будешь поглощённым,
Рождённым вновь ты вынырнешь назад.
Смерть
Я не боюсь Смерти извне.
Там, вовне, нет ничего того, чего нет во мне.
Каждый день она ходит за мной по пятам:
Где проявляюсь я, и она там.
Смотрит глубоко, я бы даже сказала глубинно,
Её почти никому из ныне живых не видно.
Безликая, бескомпромиссная моя подруга,
Мы с ней чётко понимаем друг друга.
Нрав у Смерти спокойный, прямой и простой,
Машет порою своей острой косой,
Да так, что летят щепки и ветки,
В эти моменты я держусь предельно крепко.
А потом она, такая: «Ну, тебе понятно!?» –
Я сразу перестаю играть в куклы и прятки,
Недосказанности, верить в иллюзии лести,
И в таком странном взаимодействии
Мы уже много земных лет вместе.
Всё чаще ощущаю её прикосновение и дыхание,
Ловлю самые яркие инсайты и осознания.
Даёт время, скалится своим ничем и обнажает жилы:
«Блюй, сдыхай, чувствуй, благодари, что… все живы».
Я не верю в приход Смерти извне.
Там, вовне, нет ничего того, чего нет во мне.
Войны, смерчи, пожары, цунами…
Смерть приходит всегда изнутри.
Она всегда с нами.
Смех над собой
Мы все немного не в себе.
Ну ладно, многие и много.
И открывая новый мир,
Как новую главу Толстого,
Я знаю, кто умрёт в конце,
А кто прославится масонством.
Не быть вовек в кромешной тьме,
В душе однажды всходит солнце.
И где-то теплится рассвет,
Лучи пронзают горизонты.
И силы, спящие в зиме,
С весной пришедшей
Льются звонко,
И я смеюсь им в унисон
Всем сердцем
Искренне и смело,
Как Пьер безудержно в тюрьме,
Свободный духом, пленный телом.
И, хороня инфантилизм,
Как похоронен был Болконский,
Процессия уходит в жизнь,
Уносит звук с собою звонкий.
И стёрты грани между всем…
А то, чем я в себе гордилась,
Лишь порождает этот смех.
Смех над собою – божья милость.
Снег
Город наш был призрачно-бумажным,
Жизнь в нём наполнялась лишь надеждой
И воспоминанием, застрявшим
Под хрустящим слоем его одежды.
Падал, падал снег, что не типично,
(Отраженьем стал сезон печали)
Сумасшедший, был он симпатичным,
И стелился долгими ночами.
И метель казалась бесконечной,
Опустилась вечность мне на плечи
В день, когда ты навсегда уехал,
Отыграв финал фатальной встречи.
Снег замёл следы и был причастным,
Проверял меня собой на прочность.
Есть конец любой земной печали,
Я же знаю это время точно.
…Снова снег опорой под ногами,
Я вдыхаю жадно острый воздух:
Не было любви в твоём прощании,
Впрочем, и во мне её нет тоже.
Ты мне сказал
Не любишь? – это не секрет.
Я не драматизирую.
На нет суда, знаешь ли, нет:
Я так перефразирую.
Сказал, не та… и думал, зареву,
Взгляд перевёл с меня на ходики.
Да я и в башне хорошо живу,
Мне не нужны твои подвиги.
Что я – война, ты мне сказал,
Ты – пацифист в принятии.
Где же мораль у тебя была,
Когда заключал в объятия?
Сказал, что моё нутро – обалдеть! –
Не к твоему содержанию.
Привык на себя ты в лужах смотреть,
Так океан – наказание.
Ты много слов говорил ещё,
Я их внимательно слушала.
Но утверждаться за мой счёт –
Жалкое малодушие.
Время пришло дать тебе ответ,
Речь проанализировать,
Но для тебя слов моих нет,
И не перефразировать.
Суббота
У меня суббота, а у вас двенадцать.
Семь часов полёта и полжизни странствий.
Даже разговоры будут здесь излишни,
Сразу всё считали, как обложку книжки.
Ваш оскал знакомый и смешная стрижка,
Разыграем линию временной интрижки.
Смыслы вперемешку с юмором абсурда.
Вы уже не пешка, да и я – фигура.
Не нужны притирки, время поджимает.
Мы назначим встречу на начало мая
И начнём затягивать пояса планеты,
Чтобы наш декабрь превратился в лето.
Я не ваша детка, да и вы не папик,
Нам суммарных сложностей:
Ой, надолго хватит,
Так что по-простому разовьём сюжеты.
…Странно так: декабрь, А на сердце лето…
Суд присяжных
Суд присяжных собран в голове,
Твой бокал в руке меня гипнозит,
Сквозь него смотрю на тусклый свет,
Этот свет во мне сидит занозой.
Ты выносишь образный вердикт,
Я по взгляду прочитаю сроки:
Приговор мне вынесен.
Конфликт Даст усвоить новые уроки.
Твой бокал не полон и не пуст,
Ты – мой главный бес из жизни прежде,
Мой почти упущенный ресурс
И моя несмелая надежда.
На камине отблеск от свечей,
На полу распластанная шкура,
Как улика. Грозный раньше зверь
Под личиной истинного друга.
Суд присяжных нас предупредит,
Сделав вид, что всё они решают.
Твой бокал почти уже допит,
Я примерно смысл понимаю.
Их двенадцать.
Против одного.
Приговор с пометками зачитан,
И назначен мне огромный срок
Без обжалования защиты…
Я улыбку вижу сквозь хрусталь,
Прикрывая от блаженных уши.
Ты давно меня уже избрал,
Продала сейчас тебе я душу.
Фокус
Фокус может попасть впросак:
Смотришь на что, то видно.
И если встретился мудак,
Быть не должно обидно.
По сути, детка, не прикрыть
Изысканный зверинец,
И ты решаешь, кем здесь быть:
Червём или тигрицей.
Реальность просит новых жертв,
Мы скормим ей всех слабых,
И в мире плотских лишь утех
Глубин совсем не надо.
Рожай до колик животов
Сарказм – процесс известный:
Ведь в царстве жалких мудаков
Не проживёшь принцессой…
Циник
А чего мне бояться?
Мы все из одного, в принципе, теста:
Одни и те же истории любви и травмы детства.
Лица разные, имена, в которых сущность, по сути, одна,
По одним сценариям, заполнив свои архетипы…
Нашу жизнь до нас ещё заложили в сказки и мифы,
И по шаблонам, как по проложенным рельсам:
У каждого из нас в вагоне свой номер и своё место.
Проводник проверяет билет чётко на каждой остановке,
Потерявшего высаживают, заменяя новым.
Путь из прошедшего ниоткуда в неведомое никуда
Философ наделяет сакральным смыслом слово «игра».
Копим и передаём опыт, образующий культурный слой,
Который потом уже смоет очередной волной.
