Наконец я отыскал свой мешок в углу. Через грубую ткань, пальцы привычно нащупали твёрдый предмет – единственная вещь, с которой я никогда не расстанусь. Закинув мешок через плечо, я намеревался проскользнуть к выходу незамеченным. Лучше не позавтракать, чем слушать очередные указания. Я тихонько прикрыл дверь своей комнаты и, осторожно ступая, стал пробираться мимо кухни.

– Братик, – сонный голосок заставил меня остановиться.

За моей спиной, потирая заспанные глаза, стояла малышка И́я. Я опустился на корточки и пригладил ей выбившиеся из косички светлые пряди.

– Почему моя принцесса не спит?

– Я услышала, как мама тебя зовёт. Вчера ты вернулся поздно, а я хотела побыть с братиком. Хотела сказку на ночь, – она надула пухлые губки.

– Сегодня обязательно расскажу.

– Обещаешь? – её глазки недоверчиво сузились.

– Обещаю, – я клятвенно приложил правую руку к сердцу.

Ия расплылась в улыбке, и я невольно ответил ей тем же.

– Кха-кха-ха, – сестрёнку скрутил приступ кашля.

– О Небеса! Ия, зачем ты встала?! А ты не прохлаждайся и бегом на работу! Я не собираюсь за тебя краснеть перед тётушкой, – мама мгновенно появилась рядом и, подхватив малышку на руки, унесла в спальню.

Всё одно и то же. Мне словно прокаженному не давали находиться рядом с сестрой. Из кухни с новой силой запахло едой и живот свело судорогой. Раньше всегда пахло травами, и весь стол был завален пучками, соцветиями и стеблями. С каждым днём их становилось всё больше и больше. Мама хорошо в них разбиралась и словно лесная фея гордилась каждым собранным листочком. Но и это было тем, что она оставила в прошлом, заставив себя забыть и пытаясь быть нормальной. Не обращая внимание на голод, я вышел из дома.

Погода на улице стояла не по-весеннему жаркая. Солнце ярко светило, нагревая землю и становясь с каждым годом всё более безжалостнее. Лёгкий ветерок развевал зелёную листву. Всё казалось таким живым и таким серым одновременно. Поправив свой мешок, я направился в небольшую пекарню на окраине. Пройти в неё можно было двумя способами, но самый короткий путь лежал через вторую малую площадь. Я не любил её за толпы людей и проезжих торговцев, расположившихся там, но сейчас времени не оставалось.

Чем ближе было к площади, тем незаметнее мне хотелось стать. Я наклонил голову так, чтобы отросшие волосы упали на лицо, прикрыв собой его добрую часть. Хотя, что ни делай, а приезжие всё равно кидали на меня свои косые взгляды. Я был слишком высоким и широкоплечим для здешних мест. Раньше меня часто останавливали и спрашивали: «Не из северных ли я народов?». А те, кто был поострее на язык и вовсе горланили, что моя мать понесла от дикарей и скрывает это. Поэтому я всегда предпочитал идти в обход – длинной дорогой.

Но сегодня на меня мало обращали внимание. Большая часть толпы сгрудилась у помоста. До меня доносился звучный голос проповедника, который зачитывал «писание Трёх Богов» и возносил хвалу нашему правителю. Люди стояли, перешёптываясь, а некоторые даже громко спорили. Большинству не нравилась политика нового короля, другие же наоборот защищали его, поклоняясь ему словно Божеству. Я, как и многие помнил бесконечные войны и казни при прежнем правителе. Короли Дарте́лии менялись, но одно оставалось неизбежным – страна угасала, своими стараниями они опустили её на дно. Но пять лет назад, после кончины очередного кровавого тирана, на трон взошёл молодой наследник – Ба́рдоулф. Народ не ждал ничего хорошего от шестнадцатилетнего юноши, даже не смотря на признание его правления Богами. Но с каждым годом он доказывал свои способности в ведении переговоров, восстанавливая по крупицам руины, доставшиеся ему в наследство. Хотя некоторые по-прежнему высказывали своё недовольство.

Я поспешил пройти через толпу зевак. Мне не было дело ни до короля, ни до политики, ни до религии. Моя жизнь сводилась к более простому – нужно работать. Работа – это деньги, а деньги – это жизнь. Пусть о возвышенном рассуждают те, кому нечего делать. Меня же ждёт обычная и поэтому не опасная рутина.

Я выбрался на более узкие и пустынные улочки. Обычно здесь редко можно было встретить людей, но мне сегодня не везло. Возле небольшой лавочки громко спорили юноша и старик. Они так распалились, что даже не заметили моего присутствия.

– Ты с меня 120 да́ртов хочешь содрать за клочок бумаги?! – старик тряс в воздухе кулаком. – Я же не письмо написать прошу!

– Так смотри, тут даже не на нашем языке написано. Это ещё дороже, нужно сначала разобрать символы, сверить их. А тут слов разных много. Смотри сколько написано, – парень упрямо выпятил острый подбородок и, расправив письмо, указал на закорючки.

Я невольно пригляделся к словам, на которые показывал писарь. Что это именно он, было не сложно догадаться по изображению пера и чернильницы на вывеске. Да, стиль написания был старым, но при этом точно дартелевским. Парень явно врал, как и на счёт того, что написано «много разных слов». Даже с такого расстояния можно было заметить, что слова повторяются. Старика нагло обдирали.

– Не хочешь платить так не надо, иди и ищи другое место.

Видно, что мужчина хотел, что-то возразить, но лишь покачал головой. Он переставил свою трость поудобнее и полез в карман. Мне стало жалко этого несчастного. Скорее всего, его так облапошат ещё ни один раз. Поддавшись секундному порыву, я ускорил шаг и якобы случайно задел его, стараясь сделать это не сильно, но всё равно от толчка старик качнулся вперёд и выронил свою трость.

– Простите меня, совсем не смотрю куда иду, – натянуто улыбнувшись, я нагнулся за упавшей тростью.

Подобрав её, я подошёл вплотную к старику и понизил голос до шёпота, надеясь, что у писаря не такой острый слух:

– Он вас обманывает, письмо не стоит таких денег, – и уже громче добавил. – Извините ещё раз.

Старик удивлённо смотрел на меня, не говоря ни слова. Я быстро развернулся, стремясь скорее уйти. Возможно, он даже не поверил мне, ведь перед ним был просто очередной увалень, который чуть не опрокинул беднягу на землю. Запоздало пришла мысль о том, что мой поступок был немного опрометчивым, но я отмахнулся от неё. Не думаю, что старик, даже запомнив меня, сможет найти.

***

– Ты – бестолочь! Опять отдал хлеб этой мелюзге! Ни на что не годен! Весь в своего папашу, бесхребетный, да ещё и ущербный, тьфу! – грузная женщина сплюнула под ноги и скрылась в подсобке.

  Я сидел на крыльце небольшой лавочки, которую содержала семья моей тёти. Здесь и была моя однообразная тяжёлая работа. За неё мне немного платили и отдавали подгоревший хлеб. Ничего сложного, но я частенько подкармливал беспризорную малышню испорченной выпечкой, за что и получал нагоняи. Когда тётя Аннин это замечала, то любила припомнить и моего отца и, конечно же, неполноценного меня. Её ничуть не смущало то, что я плохо его помнил и не знал, как он умер на самом деле. Некоторые говорили, что его казнили за то, что он скрывал преступника, другие же – что его нашли в сточной канаве. Вариантов было много, но правды так никто и не знал. Мама молчала и лишь злилась. А когда я захотел порадовать её и стал читать одну из отцовских книг, то она впервые меня ударила. На следующий же день мама сожгла все его книги и записи, запретив даже вспоминать о том, что я умею читать. Тогда мне удалось спасти только несколько книг, включая и его собственную. Отец перед отъездом оставил её именно мне, говоря, что две одинаковые книги станут нашим мостом через расстояние и время. Потом мы переехали из нашего уютного и вкусно пахнущего травами домика на окраину шумного и многолюдного центра Дартелии. Вот так одним днём была перечёркнута прежняя семья и по желанию моей матери мы стали обычными, смешавшись с разношерстной толпой. Она выкинула все свои травы, а мои кошмары и тягу к книгам назвала постыдным отклонением. Для всех остальных я был бедным больным ребёнком, который порой вёл себя очень странно. Последствием такого выбора стало скорое появление ещё одного человека в нашей жизни – отчима. Всё было терпимо и даже хорошо, пока я не стал вырастать и походить на отца. Об этом мне каждый раз напоминала тётя: «Ты просто его копия, такой же непробиваемый, хорошо ещё, что в книжонки не утыкаешься». После этого мама стала смотреть на меня более настороженно.