-- Ну, слушай изо всех сил. Не запомнишь - сама себя потом винить будешь, -- сказала бабка Уля. - Сперва в церкву сходи. Свечку Спасителю и Богородице поставь. Святой воды возьми. Ещё купи облатку или просфорку, больших свечей, при них и работать будешь. Проверь, чтобы зеркала закрыты были. Мыло своё из дому принеси. Обмывать будешь в той комнате, где демоница померла. Старухе, служанке её, в рот просфорку сунь, дескать, без этого пусть сама справляется. Обмывай без всякого порядку: лицо, ногу, спину, руку. Покропи святой водой. Полотенца и мыло в печь потом бросишь. И облачай тоже без всякого порядку, бельё наизнанку надень, что бы вокруг не творилось. Как готова будет, сунь ей в рот крошек от пасхального кулича да яичной скорлупы. Сохранила ведь, как все добрые люди, остатков с праздника?

   А дальше не твоё дело - пусть её муж сам в гроб кладёт. Уходи не оглядываясь.

   -- Ну, наука невелика, -- сказала мама. - Всё наоборот делать, не по христианскому обычаю. Мы с матушкой немало родни проводили, да и её, родимую, я своими руками обмыла. А вот скажите мне, как на духу, пошто вы соседку мою демоницей прозываете? Ужель в ведовстве уличили? Сколь здесь живём, не слышала про неё ни одного слова худого.

   -- Вона, какую домовину привезли, -- басовито сказала третья старуха, которая успела всё: чаю хлебнуть, сушку с тарелки взять и в окно глянуть. - Двое поместятся.

   -- Это нарочно, -- ответила всезнающая Уля. - Для демоницы и того, кого она за собой утянет.

   Лопнул крепёж на маленькой полочке, где стояли травы, приправы и чай. Всё свалилось в пахучую кучу на полу.

   -- Во! - воскликнула Уля. - Возьми-ка ты из этой кучи всего понемногу да в карманы себе положи.

   -- Демоница Аграфёна, потому что не помирает. Вечно живёт. Я пигалицей была, а она проживала в большом доме с офицером из гвардейских. Молода, красива и бела. Вот точно не скажу, что лицом точно Аграфёна, но уж очень похожа. Колдовства не творила, зачем оно ей? Лишь бы в чьём-то теле жить, больше этим демонам ничего не надобно, -- протрубила бабка.

   -- Ну, спаси тебя Господь, пойдём мы, -- сказала Уля и протянула руку.

   Мама дала ей несколько монеток.

   Гавря вышел из закутка и ткнулся маме в плечо - жалко соседку. Мама поцеловала его в вихор и сказала:

   -- Неисповедимы пути Господни. Царствие Небесное Аграфёне.

   -- Сколь заплатили-то? - буркнул Гавря, косясь на серьёзный ущерб - кучу трав и чая на полу.

   -- Много, -- ответила мама. - На другой год пойдёшь в гимназию.

   -- Что?! - взвился Гавря. - Я устроюсь учеником в депо! Потом мастером стану, а там, глядишь, и на машиниста выучусь.

   Мама снова поворошила Гаврины кудри, хоть он и отбрыкивался, и ничего не сказала.

   Но всё пошло наперекосяк. И Гавря не знал, хорошо это или плохо.

   Мама ушла в церковь. Закон Божий никак не лез в голову, и Гавря приник к окну, потом вовсе распахнул его и высунулся из-за занавесок. А на улице творились чудные дела.

   Сначала подъехал воз, покрытый рогожей. Он него пошёл чудесный дух, лучше, чем в церкви. Вышел Сергей Петрович, откинул рогожу, кивнул и отдал вознице бумажную деньгу. Гавря удивился: за три таких деньги отец с матерью купили половину дома. Поэтому он тут же выскочил из дома и сунулся к возу.

   Горбун поглядел на него заплывшими от слёз глазами-щёлками и спросил:

   -- Тебе который годок, соседушка?

   Гавря сделал плачущее лицо и промямлил:

   -- Соболезную. Тётя Аграфёна мне пряники давала.

   А потом уже нормальным, мужицким голосом приврал:

   -- Пятнадцать!

   Горбун вроде обрадовался:

   -- Пятнадцать, говоришь? Добро. Сможешь разгрузить воз и усыпать цветами весь дом? Плачу червонец.

   Гавря даже подпрыгнул от радости: заработать такие деньги за ерунду! Однако воз был велик. Это же не сено разметать, а цветы разложить. И он спросил:

   -- Одному в тягость будет. Можно товарища позвать?

   -- Сколько годков товарищу? - прищурился горбун.

   -- Пятнадцать!

   На самом деле Егорше было шестнадцать, но вдруг ему больше заплатят за старшинство?

   -- Добро, -- сказал горбун.

   -- А плата? - поинтересовался Гавря.

   -- Каждому по червонцу.

   Гавря рванул за Егоршей, думая: "Сергей Петрович тронулся головой от горя. Сорит деньгами. Но за работу же!"

   Когда Гавря с другом прибежали к дому, вокруг уже собрались соседи. Их привёл одуряющий запах цветов. Гавря ревниво оглядел толпу: а вдруг ещё найдутся работники? Но горбун дожидался только парней.

   И они принялись аккуратно таскать в дом неизвестные цветы, похожие на вазочки, белейшие, с розовыми тычинками и жёлтой пыльцой. Скоро от них дико заболела голова, стало двоиться в глазах. Но работали друзья на совесть. Остался непокрытым только пол в комнате, где лежала покойница, и сени.

   Егор вдруг осел возле колеса телеги и закрыл глаза. Он стал таким же белым, как эти вонючие цветы.

   -- Давай-ка дальше сам, -- обратился к Гавре горбун.

   -- Прямо в комнату к покойнице заходить? - спросил Гавря, надеясь, что не придётся этого делать.