— Тело этой вашей рыжей подойдет? — подал голос Квилл, меланхолично попивавший пиво в сторонке. — Я запускал сканирование на Вормире. Тело в полном порядке, даже непонятно, откуда столько крови. Но почему-то мертвая, да.

Тони взглянул в аналогично широко распахнутые глаза Наташи, не веря в их удачу.

— Мы будем жить? — недоверчиво проговорила Наташа.

— И при этом у меня не будет аневризмы? — выдохнул Тони, медленно расплываясь в улыбке.

— И члена у тебя тоже не будет, — заметила Наташа.

Тони разлегся на пирсе, глядя в небо.

— Черт, Пеппер будет в шоке. А Морган?

— Полагаю, — медленно проговорила Романова, — теперь она будет называть нас «папа Наташа».

***

Легкие наполнил воздух — он снова был жив, но ощущения были странные. Во-первых, у Тони ничего не болело, что было и блаженно, и страшно: если у тебя после пятидесяти ничего не болит, то ты, скорее всего, мертв. А, ну да, теперь у него было тело бывшей балерины, прокачанной советской сывороткой. А еще в голове, несмотря на присутствие Наташи, было очень тихо. Не жужжала дружелюбно кофеварка, не жаловалась на грязь микроволновка — они все молчали.

«То есть, ты с детства разговаривал с техникой, и считал, что с тобой все в порядке?» — сказала Наташа, и — вау — внутренний голос у нее был еще более урчащим, чем Тони привык слышать.

«Откуда мне было знать, что вы так не можете?»

Они открыли глаза и сели на полу, в нарисованном кровью Ронана Обвинителя рунном кругу. Тони чувствовал только правую сторону тела; левую контролировала Наташа. В принципе, это было понятно: Тони был правшой, Наташа — левшой, всё по справедливости. Тони попытался ухмыльнуться и потянулся рукой к груди, пощупать. Правую руку тут же перехватила левая.

«Отстань от моих сисек, Тони», — ровно приказала Наташа.

«Теперь это мои сиськи, о-хо-хо-хо, делаю, что хочу!» — невозмутимо ответил Тони.

«Сейчас не до этого, тебе не кажется? Уступи руль», — сказала Наташа, и Тони усилием мысли попытался сжаться в маленькую искру в голове, чтобы не мешать ей.

— Нат? Тони? Вы как? — спросил их Стив с нотками жалкой надежды в голосе.

— Отлично, — ответила перехватившая контроль над телом Наташа и мягким, изящным движением вскочила на ноги.

Повезло Тони, что Наташа перестала считать его безответственной мразью еще в две тысячи четырнадцатом, после фиаско проекта «Озарение», и стала его другом. Потому что теперь у Тони уже никогда и никого не будет ближе, чем она. Потому что теперь они знали друг о друге все.

Они смотрели на Стива вместе, и у Тони перед глазами были не только собственные воспоминания.

— Ты сражаешься лишь за себя, — говорит кэп в клоунских лосинах.

— Не нужно было, — расстроенно поджимает губы Стив, принимая от Тони семь лет как пылившийся без дела щит.

— Тебе хорошо видно, малыш? — спрашивает дядя Роджер, перекрикивая риффы Брайана Мэя и подкидывая шестилетку-Тони на своем могучем плече.

— Мэм, — здоровается с Наташей мускулистый мальчик в старомодной кожанке. Впрочем, для нее все на том авианосце мальчики, включая Фьюри.

— Как только список закончится, вы, чертовы комми, помощи от меня больше не дождетесь, — серьезно предупреждает ее кельт-дровосек, Роджер Картер.

— Назову дочь в твою честь, — говорит все тот же кельт, задорно сверкая очками в роговой оправе, и она тут же интересуется, все ли у него в порядке с головой — называть американскую девочку Искрой.

— Да, я точно знаю, что так будет, — говорит почти полностью поседевший Картер. — Искра, я из будущего.

Тони слабо представляет, как они теперь будут функционировать. Установят очередность, кто гуляет, а кто отдыхает? А смогут ли они нормально двигаться одновременно, Тони справа, Наташа слева? Или научатся контролировать разные части тела? Например, Наташа вырубает противников, а Тони при этом болтает? Хотя, у них теперь целая вечность, чтобы разобраться.

Стив наконец расслабился и улыбнулся облегченно.

— И как тебя теперь лучше называть? Натони? — поинтересовался он.

Наташа была не против использовать свой привычный псевдоним и оставить фамилию Тони, с чем он был, в общем, согласен.

— Думаю, я предпочту быть Наташей Старк, — выразила их общую мысль Наташа, и по первой же просьбе уступила управление.

Тони послал Стиву, который уже был его дорогим дружочком, но пока еще не стал любимым дядюшкой, теплую кособокую улыбку и обнял за талию, потому что теперь до его плеч в жизни бы не дотянулся.

— Никогда больше не буду дразнить тебя за излишнюю сентиментальность.

Если бы не глупое, казалось бы, желание Стива похоронить старую подругу, не понятно, что еще стало бы с Тони и Наташей в Камне Души. Теперь же у них был второй шанс.

***

— А про нее ничего не расскажешь? — спросил Сэм, кивая на обручальное кольцо на пальце Стива.

— Нет. Про нее, думаю, не стоит.

Кусты затрещали, послышался забористый мат: «уткой в сраку тебя ебать!» — очень уж в стиле Тони, но сказанный голосом Наташи, а затем вывалилось и само чудное видение, к появлению которого на звук стеклись и Брюс с Баки.

— Ну почему я должен был оказаться в гребаных кустах? — ругалась Наташа… и одновременно не она: темноволосая, с более плотными чертами и очень старковскими интонациями. — Привет! Чего такие кислые?

Старик Стив совсем не удивился, он улыбался все так же мечтательно.

— Пеппер убьет тебя.

***

Пока Тони, периодически перебиваемый Наташей, рассказывал собравшимся, что с ними случилось, и как они воскресли благодаря Стиву, Локи, превращенному в котика, и Верховному Чародею, Брюс, умный человек, делал заметки левой рукой, а дед-Стив продолжал убеждать Уилсона, что щит обратно не возьмет, Барнс стоял чуть в сторонке со своим фирменным «расслабленным сучьим лицом» (с его разрезом глаз оно получалось трагичным по умолчанию) и не спускал с Тони-Наташи глаз.

Тони не хотел об этом думать. Наташа, он чувствовал, тоже.

Тони слишком хорошо помнил, как Барнс пытался вытащить реактор у него из груди — больная мозоль после Оби, знаете. А он так не хотел их со Стивом убивать. Морды им, мразям, набить хотел, но не убивать. Ведь Барнс тоже заниматься убийствами по заказу Гидры не хотел, но там Зола и Феннхофф постарались.

Наташа теперь тоже это помнила. В том числе, как хреново ему было.

И у нее с этим типом была своя история.

Искра танцевала балет, и танцевала охренительно хорошо. Ее еще с семнадцати лет выпускали на гастроли с небольшими побочными заданиями. В органах она в те времена официально не числилась, но ее верность режиму никто не ставил под сомнение.

…

Конец сорок пятого. После спектакля она обнаруживает около гримерки «трофейного» американского снайпера с амнезией — про этого типа она смутно слышала, его уже год как пытаются завербовать на службу ее доблестные коллеги: снайпер не особо вербуется, и предпочитает тусоваться в китайском квартале в Москве — изучает восточные боевые искусства. Американец признается ей в любви (его русский просто кошмарен), на что Искра закономерно отвечает, что никогда в жизни не станет встречаться с капиталистом. (За это ее долго благодарят: того, чего ребята из иностранного отдела не достигли за год, Искра добилась одной фразой.)

…

Сорок седьмой. Искра лежит в больничной палате, и она уверена, что не выйдет оттуда никогда. Посетителей к ней не пускают. Джеймс каждый вечер взбирается к ее окну по водосточным трубам и рисует на стеклах цветы.

…

— Есть одна экспериментальная разработка, — говорит бархатный прокуренный голос с легким акцентом. Конечно, Искра соглашается. Ей уже нечего терять.

…

Ее везут в лабораторию на каталке. Искра уже едва ли может ходить. Она не помнит, какого черта Джеймс там делает, и кто его пустил, зато хорошо помнит его глаза.

— Колите и мне тоже, — русский он выучил довольно неплохо, но его акцент все еще ужасен. — Я ее не оставлю.