Эбби нежно коснулась дрожащей рукой голубой ткани и снова не смогла сдержать слёз. Сердце доктора сжалось, но не желая выдавать своих чувств, он откашлялся:

— Давай поторапливайся. Я и так провозился с тобой полдня. А ты знаешь сколько стоит моё время? Я пока отнесу его и свои инструменты, бумаги и лекарство в экипаж, а ты давай побыстрее.

Оставшись одна, Эбби снова положила руки себе на живот и нежно погладила.

«Ребёнок? Их малыш?» Она уже так любила его. Но сердце её было разорвано в клочья. Это всё из-за неё, это она во всём виновата. Как ей жить без него? Но теперь она обязана, она должна.

— Я постараюсь, малыш. Постараюсь, — произнесла она в слух, снова погладив живот.

Дрожащими, плохо слушающимися руками Эбби стянула сорочку и стала натягивать платье. И тут она увидела, что у неё на шее висят два крестика. Она сразу узнала второй. Дрожа всем телом, она прижала крестики к губам и разрыдалась.

«Он тогда врал ей, что не верит… Что же он пережил, спасая её и думая, что она умирает?»

Из последних сил она всё-таки натянула на себя платье. Вернулся доктор и застал её снова рыдающей.

— Ну сколько можно плакать? Слёзы отнимают у тебя последние силы. Лучше скажи, что ещё нужно взять?

Эбби вытерла слёзы и растерянно огляделась, а потом с испугом сказала:

— Платье, моё платье, другое.

Доктор в недоумении посмотрел на неё. «Она, что сейчас о нарядах думает?»

— Там в кармане документ о моём рождении. Из-за него мы с Двейном не могли пожениться. Я забрала его у тётки, — тяжело дыша, взволнованно выпалила девушка.

Доктор огляделся. Платье лежало на кровати, там же, где его оставил Двейн в тот страшный день. Мистер Харрис с большим трудом отыскал в нём карманы, и выудил из одного из них кожаный чехол. Открыл его и с облегчением выдохнул:

— Целый.

Эбби снова стала озабоченно оглядываться по сторонам.

— Что ещё?

— Шпилька. Его подарок. Это всё, что у него осталось от матери.

Доктор внимательно осмотрел комнату и пожал плечами.

— Наверное, я потеряла её в тот день, — всхлипнула Эбби.

— Всё, — не выдержал доктор, — поднимайся, сил моих больше нет.

— Можно только ещё одну минуту. Можно Вас попросить только об одном, — она замялась, а потом решительно подняла на него глаза, — Надо как-то сообщить Вею, что со мной всё в порядке, что я жива, и Вы мне помогли. Он там, наверное, с ума сходит. Он же ничего не знает, — она постаралась проглотить подступившие слёзы, — Я понимаю, что слишком многого прошу, но Вы можете мне в этом помочь?

Доктор молча развернул её и дрожащими от смущения пальцами, стараясь её не касаться, начал застёгивать бесконечные застёжки на платье. И севшим от неловкости момента голосом ответил:

— Отвезу тебя, а потом найду способ, как ему сообщить. Тюремщики обязаны мне. Я не раз прикрывал их, когда они особенно переусердствовали своими палками с некоторыми заключёнными, — он с опозданием понял, что, только что сказал.

Эбби вскрикнула, зажав рот рукой, и побледнела. Простонав, доктор подхватил её на руки и стремглав понёс из дома. Уже больше часа ждавший хозяина слуга огромными от удивления глазами смотрел, как его хозяин нёс на руках, а потом усаживал в экипаж какую-то молодую барышню. Давненько в их доме не появлялась женщина.

========== Глава 8 ==========

Двейн очнулся от противного лязганья открывающейся ржавой щеколды. С трудом разлепил глаза и попытался подняться, но его тут же пронзила резкая боль в подреберье. Его «счастливое» детство научило его безошибочно определять характер полученных им травм. Он попытался глубоко вдохнуть, но тут же понял, что как минимум два или три ребра сломаны. Голова плыла, лицо и одежда были залиты кровью. Помогая себе одной рукой, парню всё-таки удалось сесть, прижавшись спиной к стене.

— Очухался?

Двейн тыльной стороной ладони попытался стереть кровь с лица и молча поднял глаза.

— Сам виноват. Но думаю, этот урок пойдёт тебе на пользу. Будешь сидеть тихо, — охранник хохотнул, — глядишь тогда, может, и доживёшь до каторги, а там, — он снова заржал, — уж сколько протянешь. — Я тебе тут поесть принёс, — он с тоской оглядел парня, — но думаю, с отбитыми кишками еда тебе сегодня не полезет, хотя… такие помои я бы и здоровый жрать не стал. Ладно. Только воду оставлю.

Двейн равнодушно смотрел на него, каждый его вдох отдавался болью в рёбрах.

— Не знаю, кто там за тебя хлопочет, но завтра обещали к тебе доктора прислать.

Двейн криво усмехнулся и постарался сесть ровнее, не хотелось показывать свою слабость перед этим «хорошим» человеком.

Охранник пошёл к выходу, но остановившись у самой решётки, не оборачиваясь тихо сказал:

— Девка твоя жива.

Двейн мгновенно распахнул глаза и стал медленно подниматься, цепляясь за стену. Тюремщик тем временем развернулся и стоял, что-то сосредоточенно вспоминая, даже почёсывая голову от напряжения.

— Друг сделал всё, как ты просил, — тюремщик облегчённо выдохнул и сплюнул, — Кажется так… Напридумывают всякой ереси.

Он был так погружён в свои мысли, что не сразу заметил, что к нему, прыгая и опираясь практически на одну ногу, вплотную подошёл Двейн, глядя на него горящими глазами. В какой-то момент парень не устоял и почти упал на охранника.

— Да ты что спятил? — заорал от неожиданности тюремщик, — Куда ты лезешь? — и с силой толкнул парня. — Точно полоумный, — и быстро вышел, со злостью захлопнув за собой решётку.

Двейн с силой приложился о стену. На несколько минут его пронзила боль, от которой он чуть не потерял сознание, но он не обращал на неё внимание. Сердце его сейчас было готово выпрыгнуть из груди.

— Спасибо, спасибо, спасибо… — неслышно одними губами шептал он куда-то в пустоту.

Всё напряжение и усталость последних бессонных дней нашли выход только сейчас, и Двейн обессилено заплакал. А спустя время, он отключился, провалившись в сон и так и оставшись лежать на полу. Силы его кончились.

***

Мистер Харрис вернулся домой заполночь. Утром он потерял много времени, поэтому отрабатывал вызовы уже ночью. Сегодняшний день вымотал его окончательно. Дом встретил его тишиной и уютным теплом. Впервые его кто-то ждал. Он точно знал, что, несмотря на слабость и болезнь, она ждала его. От этой мысли больно кольнуло в груди.

«Этот несчастный ребёнок, сгорая от отчаяния и горя, снова будет смотреть на него глазами полными последней надежды. Безмолвно будет искать у него защиты и помощи, не смея ни о чём попросить».

Доктор тяжело вздохнул и постучал в дверь.

— Можно войти?

И услышал тихое:

— Да.

Эбби сидела на кровати, прижавшись спиной к стене и сжавшись в комок.

— Ты почему не спишь? Поздно уже.

Доктор сразу увидел опухшие красные от слёз глаза. Похоже, она плакала всё это время, но сейчас при нём она держалась. Мистер Харрис взял её за запястье, нащупывая пульс, и не поднимая глаз, тихо сказал:

— Ему передали. Он знает, что с тобой всё в порядке.

Эбби непроизвольно схватила его за руку, и тут же устыдившись своего порыва, быстро отпустила. Она молча, как-то затравленно заглядывала доктору в глаза. Не в силах вынести этот взгляд, он быстро сказал:

— Нет. Я его не видел.

Эбби судорожно выдохнула:

— Главное, чтобы он поверил, что я жива.

Доктор устало потёр лоб. «А вот об этом я не подумал. Этот упрямый мальчишка может напридумывать себе не весть что и наломать дров».

Девушка с тревогой смотрела на него.

— Что же у вас всё так сложно-то? Или может, это я уже стар для всего этого? — и тут он резко развернулся к ней, — Один шанс из десяти. Начальник тюрьмы держит своих охранников впроголодь. Попробуем завтра на рассвете подкупить одного из них, — у доктора по-мальчишечьи загорелись глаза.

Эбби смотрела на него, ничего не понимая.

— У вас будет только пять-десять минут, чтобы поговорить, с улицы, через окно. Только, чтобы услышать друг друга и поговорить.