Все его движения были медленными, поскольку душа его горела в аду, лишая последних физических сил. Он не чувствовал, что не ел уже вторые сутки и почти не спал, не чувствовал, как его вело в сторону от усталости и переживаний всех этих дней. Всё, что он мог ощущать сейчас, это как медленно умирала его душа. Обессиленно он вернулся к кровати и осторожно присел в её ногах.

— Прости, — еле слышно прошептал он, с нежностью глядя на девушку.

Он потерял счёт времени, неотрывно смотря на неё полными боли глазами, стараясь надолго запечатлеть в памяти каждую её чёрточку, этот любимый образ, зная, что только этим он будет жить ближайшие годы. С каждой минутой его всё больше и больше накрывало отчаяние. Надежда на то, что доктор всё-таки зайдёт к ним, уже казалась уму не сбыточной, загоняя его душу в плен панического страха и ужаса. Но придумать что-то ещё он не успел. Услышав на улице громкие голоса и шум, он понял, что это пришли за ним, и не в силах допустить, чтобы они разбудили и напугали её, арестовав у неё на глазах, он в отчаянии поцеловал её в губы, и простонав и не оборачиваясь, сам быстро выскочил на улицу. Происходящее дальше мало его волновало. Единственное, за что он был благодарен небесам, это то, что его конвоиры поленились зайти в дом. Он сразу во всём сознался и под недоумевающими и насмешливыми взглядами покорно проследовал за ними. Всё, о чём он мог думать сейчас — это о ней, стараясь побыстрее увести их от дома.

***

Очнулся Двейн только в камере, получив ощутимый пинок в спину, от которого еле устоял на ногах. А дальше время для него остановилось, затягивая в адскую воронку неизвестности и выжигающих огнём и рвущих сердце на части тревоги и всепоглощающего ужаса. Он не мог ни спать, ни есть. Воспалённое и истерзанное сознание рисовало страшные картины, что его Эбби умирала в одиночестве, не в силах подняться с кровати и не понимая, почему он бросил её одну. Двейн обхватил голову руками и прорычал.

«Одно слово, всего одно слово о том, что она жива и не одна».

Он метался по камере в бессильной злобе и панике, его бил нервный озноб от страха и безысходности. Ни разу в жизни он не был в таком отчаянии.

Его уже опросили. Да украл, да продал, а деньги потратил. Какая разница на что, какая разница, почему не сбежал, а ждал пока его арестуют. Он не хотел ничего рассказывать, а они не хотели слушать. Мало ли дураков на свете. Они быстро поймали вора и этому странному парню была прямая дорога на каторгу. Что и зачем тут ещё выяснять? Поэтому, оформив всё, как положено, его бросили в камеру и забыли о нём до суда.

Двейн промаялся до позднего вечера, то впадая в апатию, то снова начиная метаться по камере, как раненый тигр в клетке. Сил уже не осталось, и с наступлением ночи ему стало казаться, что он сходит с ума от неизвестности. В отчаянии парень схватил миску и начал яростно стучать ей по решётке, привлекая внимание тюремщиков.

Спустя время появился помятый, заспанный охранник.

— Ты чего творишь? Спятил что ли? Или давно не получал?

Двейн схватился обеими руками за решётку и глядя горящими глазами, хрипло несвязно заговорил:

— Я прошу Вас, пожалуйста. Моя жена… Она сильно больна, и она осталась совсем одна… Можно просто узнать, как она? Кого-то послать. Пожалуйста…

— У тебя что мозги потекли? — охранник подошёл вплотную к решётке и прищурившись, выдохнул ему в лицо, — С сегодняшнего дня ты больше не человек, а мешок с костями. Нет у тебя больше никаких прав, одни обязанности, — хохотнул он, — И чем раньше ты это поймёшь, тем больше шансов, что ты подольше проживёшь. Понял?

Двейн тяжело дышал, глядя тюремщику прямо в глаза.

— И не смей так на меня пялиться, — охранник неожиданно ударил Двейна длинной деревянной палкой по пальцам, которыми тот сжимал решётку.

От неожиданности и адской боли парень простонал и опустился на колени, прижимая руки к груди.

— Вот, так-то лучше. Понял теперь, кто тут главный? И какая «райская» жизнь тебя ждёт?

— Мне не привыкать, — прошептал Двейн, глядя на тюремщика исподлобья. Мгновенно вернулись воспоминания о «счастливой» жизни в «Роттоне».

Перехватив этот по-прежнему непокорный взгляд, тюремщик аж подпрыгнул от злости, и подойдя вплотную к решётке, буквально прошипел:

— Что ты там говорил? Где твоя сладкая девочка одна? Такая слабая и беззащитная. Говори адрес. Мы с парнями сходим проведаем крошку. Поди, убивается по тебе? Вот мы и утешим…

Двейн мгновенно вскочил на ноги и схватил тюремщика за горло мёртвой хваткой. Мысль о том, что кто-то может зайти в дом, где Эбби осталась одна беспомощная и беззащитная, и воспользоваться этим, лишала рассудка. Охранник хрипел в его хватке, а потом из последних сил начал колотить палкой по решётке. На этот шум прибежали остальные тюремщики и с криками ворвались в камеру. Оттащив парня от уже посиневшего охранника, повалили его на пол и начали избивать ногами и палками.

Двейн не сопротивлялся, зная, что это бесполезно, он лишь привычным движением прикрывал голову руками. Физическая боль не шла ни в какое сравнение с адской болью, терзавшей его душу. А спустя время он потерял сознание от побоев. Охранники переступали через него, тяжело дыша:

— Хватит с него, а то ещё сдохнет. Замучаешься оправдываться.

— Думаю, он усвоил урок.

— Вот же тварь. Вибс, ты там живой? Чего он кинулся-то на тебя? Сколько раз тебе говорить, чтобы ты к решётке не лез?

— Не знаю. Полоумный какой-то, — тюремщик со злостью пнул парня.

— С виду, вроде, приличный, а хватка, как у разбойника.

— За что его?

— Спёр и продал золотые часы.

— Что-то не верится, что он не успел сбежать?

— А он и не сбегал, сидел дома и ждал, когда за ним придут.

Охранники с недоумением посмотрели на избитого парня.

— Я же говорю, что полоумный.

— Ну тогда долго не протянет, — тюремщик со злостью сплюнул и перешагнул через безжизненное тело, — Пошли отсюда.

========== Глава 7 ==========

Доктор Харрис несмело постучал в дверь. Он обещал этому странному парню, так неожиданно и без приглашения ворвавшемуся в его жизнь, зайти к ним на следующий день. День этот был расписан по минутам, но уже с рассвета это обещание почему-то не давало ему покоя. Его просили и умоляли по несколько раз на дню, но помочь всем он физически не мог. Многие годы изо дня в день он видел чужие страдания, боль и смерть. И со временем душа его очерствела и уже перестала реагировать на них. Он хорошо делал свою работу без чувств и эмоций. Семьи и детей у него не было, а этот мальчик по возрасту вполне мог бы быть его сыном. Своей искренностью, упрямством и прямотой он всколыхнул его душу, заставив вдруг почувствовать что-то давно позабытое.

И вот с раннего утра доктор стоял на пороге его дома. Он постучал ещё раз более настойчиво, услышал тихий голос, замешкался, а потом осторожно вошёл. Печь давно прогорела и в комнате было холодно и сыро. Доктор огляделся. В глубине он увидел бледную девушку, лежащую на кровати и со страхом в глазах молча наблюдавшую за ним.

«Жива» — мгновенно пронеслось в его голове. Увидев, как она беспомощно запаниковала, он быстро заговорил, — Не бойтесь, я доктор. Я вчера осматривал Вас. Я друг и не обижу.

Он шагнул к ней. Эбби всё ещё с испугом растерянно смотрела на него.

— Вы одна? А где Двейн?

Услышав родное имя, она наконец расслабилась и тихо ответила:

— Я не знаю. Я спала.

Эбби поёжилась от холода. Увидев это, доктор спросил:

— С Вашего позволения я растоплю печь? Не хватало ещё снова простудиться. Вы и так чудом вернулись с того света. Уж можете мне поверить.

Девушка кивнула и молча наблюдала, как он растапливал печь.

— Как Вы себя чувствуете? Жар спал?

— Да, только голова болит и сильная слабость. А после лекарства, которое мне дал Вей, я сразу уснула и ничего не…

Мистер Харрис выронил полено и резко обернулся к ней.

— Лекарство? — он удивлённо смотрел на девушку.