Одиннадцать месяцев минуло, прежде чем «Святой Фока» (к тому времени ставший «Михаилом Сувориным» в честь главного спонсора экспедиции) смог продолжить плавание. Когда в сентябре 1913 г. экспедиция наконец достигла Земли Франца-Иосифа, отставание от первоначального графика составляло ровно год, а в угольных ямах судна почти не оставалось топлива. Ища способ обеспечить работу машины, седовцы высадились на мысе Флора, однако от макаровского угля не осталось и следа: бедствующая экспедиция Фиалы, а следом за ней и случайные зверобои опустошили склад подчистую. Сжигая в топке запасной рангоут, парусину и жир добытых моржей, «Суворин» прошел проливом Британский Канал до широты мыса Чадс-Хед на о. Земля Георга (80º47» с.ш.), где встретил сплошной ранний лед. Попытка пробиться в восточную часть архипелага провалилась по той же причине, после чего Седов вернулся к о. Гукера. Погожим днем 19 сентября 1913 г. шхуна обогнула о. Скотт-Келти и вошла в бухту, за 18 лет до того открытую Фредериком Джексоном[3]. Высадившись, Седов поднялся на высокую береговую террасу и определил координаты астрономического пункта: 80°19´с.ш. и 52°48´в. д. Позднее эта точка была отмечена 3-метровым деревянным крестом – старейшим из сохранившихся вещественных памятников российского присутствия на Земле Франца-Иосифа.

«Михаил Суворин» в б. Тихая, зима 1913–1914 гг. Фото Н. В.Пинегина (из открытых источников)

Место стоянки экспедиционного судна у берегов Новой Земли было названо Седовым бухтой Святого Фоки. В сентябре 1913 г. ясные дни уходящего полярного лета подсказали ему имя нового зимовочного пункта – бухта Тихая. Новый план исследователя был прост: пережить в Тихой полярную ночь и на собаках добраться до острова Рудольфа. Вопреки всему, Седов продолжал надеяться, что оставленные итальянцами и американцами припасы помогут ему хотя бы выступить в направлении полюса. Между тем солнце окончательно скрылось за горизонтом и на борту «Суворина» потянулась однообразная и весьма тяжелая жизнь.¹⁰

Если во время первой зимовки на Новой Земле члены экспедиции активно исследовали ее северный остров, то во время второй полярной ночи недостаток продовольствия, снаряжения и топлива запер команду в холодных помещениях судна. Для экономии тепла всех перевели в кормовую часть «Суворина», где в железной печи дважды в день сжигалось все, что можно было снять со шхуны без ущерба для ее плавучести. Положение усугублялось тем, что рано установившийся снежный покров надежно укрыл и без того редкий на островах плавник. Скудный рацион питания старались дополнить охотничьими трофеями, для этого самые сильные и активные зимовщики – Седов, Пинегин, ветеринар Павел Кушаков и физик Владимир Визе – делали регулярные вылазки в окрестности Тихой. В течение зимы 1913–1914 гг. Седов и Пинегин совершили несколько дальних походов по островам Гукера и Скотт-Келти. Отвечавший за научную программу Визе по несколько часов в день снимал показания метеоприборов и производил магнитные наблюдения в небольшом иглу на берегу бухты. Большинство членов экспедиции, даже больные, сохраняли бодрое расположение духа.

В октябре 1913 г. седовцам удалось добыть трех белых медведей, однако в дальнейшем наученные горьким опытом звери начали обходить людскую стоянку. На охоту приходилось уходить все дальше и дальше. Седов приказал увеличить выдачу сушеных овощей, что сразу же помогло большинству его наиболее ослабевших подчиненных. Сам Седов упорно отказывался употреблять такое проверенное антицинготное средство, как кровь добытых животных. Результат не заставил себя ждать: начальник стал обнаруживать все более явственные симптомы заболевания. Преодолевая слабость, кровоточивость десен и ломоту в ногах, он продолжал упорно готовиться к весеннему переходу на о. Рудольфа. Гидрограф поставил на кон завоеванную годами упорного труда репутацию и не желал отступать. В конце января 1914 г. Седов попросил Пинегина сопровождать его до бухты Теплиц с дополнительным провиантом на случай отсутствия такового на стоянках иностранцев. Когда художник, знавший Седова с 1909 г., попытался мягко указать на самоубийственный характер планируемого похода, начальник оборвал его словами: «Я верю в свою звезду!» Не только Пинегин, но и прочие члены комсостава экспедиции не разделяли этой веры.¹¹

15 февраля 1914 г. Седов покинул судно, сопровождаемый матросами Александром Пустошным и Григорием Линником. Как выяснилось накануне, составить вспомогательную партию было невозможно – для этого просто не было здоровых людей. Рано утром Пинегин вручил Седову письмо, в котором просил начальника отложить поход до выздоровления. Седов отмел это предложение, сославшись на свою ответственность перед памятью предшественников и указав на крепость своих спутников-матросов. Тем не менее, в своей прощальной речи Седов дал выход наполнявшей его горечи: «Совсем не состояние здоровья беспокоит меня больше всего, а другое: выступление без тех средств, на какие я рассчитывал. Сегодня для нас и для России великий день. Разве с таким снаряжением нужно идти к полюсу? Разве с таким снаряжением рассчитывал я достичь его? Вместо восьмидесяти собак у нас только двадцать, одежда износилась, провиант истощен работами на Новой Земле, и сами мы не так крепки здоровьем, как нужно». Вскоре после этого Седов навсегда покинул корабль, оставив бразды правления экспедицией в руках доктора Павла Кушакова. В его отсутствие команда понесла первую тяжелую утрату: 14 марта скончался болевший с Нового года машинист «Суворина», латыш Иван (Янис) Зандер. Товарищи похоронили его рядом с астропунктом Седова, с трудом выкопав могилу глубиной около 70 см и завалив тело грудой тяжелых камней. Строгий лютеранский крест высотой 120 см увенчал первую могилу в истории бухты Тихая.

Слева: могила И. Зандера в б. Тихая в 1931 г. Из кн. М. И.Иванычука «14 месяцев на Земле Франца-Иосифа» (Харьков: 1934). Справа: то же захоронение летом 2012 г.

Новодел заменяет исторический крест 1914 г., лежащий рядом. Фото автора

В середине марта 1914 г. на скале Рубини появились первые птицы. В течение трех дней седовцы настреляли 230 люриков и кайр, однако самым важным трофеем стала нерпа, добытая штурманом Сахаровым. Свежее мясо и кровь сотворили чудо, быстро подняв с коек даже безнадежных с виду цинготников. Однако уже 18 марта всеобщая радость уступила место скорби, когда две изможденные фигуры вышли к кораблю из снежной пустыни. Обмороженные и бредущие на последних остатках сил, Линник и Пустошный вернулись из своего похода, принеся весть о смерти Седова. По их словам, «полюсная партия» прошла всего около двухсот километров из почти двух тысяч. В первые дни им приходилось преодолевать сильный встречный ветер при сорокаградусном морозе. На седьмой день пути Седов уже не мог идти, однако продолжал упорно отвергать просьбы спутников о возвращении. Когда маленький отряд проходил мыс Норвегия на о. Джексона, Седова уже приходилось везти на нартах. 26 февраля температура поднялась до – 16 °C, внушив начальнику оптимизм. Он пытался охотиться на бродившего вокруг медведя и не переставая твердил о том, что остров Рудольфа должен лежать неподалеку. На последних переходах он часто впадал в кратковременное забытье, но тут же проверял направление движения нарт по компасу, который не выпускал из рук. Седов уже не мог принимать пищу и умер в два часа пополудни 5 марта 1914 г. Все происходившее после этого по сей день окутано тайной. Со слов матросов, они решили добраться до бухты Теплиц, чтобы пополнить запасы продуктов и керосина. Отдохнув и выбросив все ненужное снаряжение, они намеревались вернуться в бухту Тихая вместе с телом начальника. Выполнению плана помешала широкая полынья, якобы преградившая им путь у западного побережья о. Рудольфа. По утверждению Пустошного и Линника, они похоронили Седова в месте, которое оба отождествляли с мысом Бророк. Хотя матросы были не слишком сильны в навигации и вполне могли ошибиться, подавляющее большинство седовцев не стали подвергать их слова сомнению. Исключением был доктор Кушаков, пригрозивший Пустошному и Линнику судебным преследованием и по возвращении действительно инициировавший дознание по делу о смерти Седова. В ходе следственных мероприятий матросы были освобождены от каких-либо подозрений, однако захоронение исследователя с тех пор так и не было найдено.¹²