- Единственной зацепкой является письмо, которое доктор Эстеп отослал незадолго до своей смерти, - заметил я. - Если человек пишет кому-то письмо, а потом кончает жизнь самоубийством, то естественно предположить, что в этом письме есть какие-нибудь ссылки или намеки на самоубийство. Вы не спрашивали его первую жену об этом письме?
- Спрашивал... Но она утверждает, что ничего не получала.
Здесь было что-то не так. Если Эстеп решил покончить счеты с жизнью в связи с появлением первой жены, напрашивается вывод, что письмо было адресовано именно ей. Он мог, конечно, написать прощальное письмо второй жене, но тогда вряд ли отправил бы его по почте.
- А его первая жена... У нее есть какие-либо причины не сознаваться в получении этого письма?
- Да, есть, - неуверенно ответил адвокат. - Во всяком случае, мне так кажется. Согласно завещанию, капитал переходит ко второй жене. Но первая жена, - конечно, если они не были официально разведены, - имеет основания оспаривать завещание. И даже если будет доказано, вторая жена не знала о существовании первой, то и в этом случае первая жена имеет право получить часть капитала. Но если суд присяжных признает вторую виновной, то с ней вообще считаться не будут, и первая жена получит все до последнего цента.
- Неужели у него такой большой капитал, чтобы кто-то решился послать невинного человека на электрический стул и прибрать к рукам деньги?
- Он оставил после себя около полумиллиона, так что игра стоит свеч.
- И вы считаете, что его первая жена способна на это?
- Откровенно говоря, да! У меня сложилось впечатление, что она совершенно не имеет представления, что такое совесть.
- Где она остановилась? - спросил я.
- В настоящий момент в отеле "Монтгомери". А вообще проживает в Луисвилле, если не ошибаюсь. Мне кажется, вы ничего не добьетесь, если попытаетесь у нее что- нибудь выведать. Ее интересы представляет фирма "Сомерсет и Квилл" - очень солидная фирма, кстати. Вот к ним-то она вас и отошлет. А те вообще ничего не скажут. С другой стороны, если дело нечисто, если она, например, скрывает, что получила письмо от доктора Эстепа, то я уверен, что и адвокатской фирме ничего не известно.
- Могу я поговорить с миссис Эстеп?
- В данный момент, к сожалению, нет. Может быть, дня через два-три. Сейчас она в весьма плачевном состоянии. Миссис Эстеп всегда была натурой впечатлительной и нервной. Так что смерть мужа и арест слишком сильно подействовали на нее. В настоящее время она находится в тюремной больнице, и ее не выпускают даже под залог. Я пытался добиться перевода в тюремное отделение городской больницы, но мне и в этом было отказано. Полиция считает, что с ее стороны это всего лишь уловка. А я очень тревожусь. Она действительно в критическом состоянии.
Адвокат снова разволновался. Заметив это, я поднялся, взял шляпу и, сказав, что немедленно примусь за работу, ушел.
Я не люблю многословных людей, даже если они говорят по существу. Самое главное - получить факты, а выводы я буду делать сам. От детектива требуется только это.
Последующие полтора часа я потратил на расспросы слуг в доме доктора Эстепа, но ничего существенного узнать не удалось - ни один из них не находился в служебной части дома, когда прозвучал роковой выстрел, и не видел миссис Эстеп непосредственно перед смертью доктора.
Потратив несколько часов на поиски, я нашел наконец и Люси Кой, помощницу доктора Эстепа. Это была маленькая серьезная женщина лет тридцати. Она повторила мне только то, что я уже слышал от Вэнса Ричмонда. Вот и все об Эстепах.
И я отправился в отель "Монтгомери" в надежде, что все-таки удастся узнать что- либо о письме, отправленном доктором накануне смерти. Судя по всему, письмо было адресовано его первой жене. Говорят, что чудес не бывает, но я привык проверять решительно все.
У администрации отеля я был на хорошем счету. Настолько хорошем, что мог попросить обо всем, что не очень далеко выходило за дозволенные законом границы. Поэтому, приехав туда, я сразу же отыскал Стейси, одного из заместителей главного администратора.
- Что вы можете рассказать о некоей миссис Эстеп, недавно поселившейся у вас? - спросил я.
- Сам я ничего не могу рассказать, - ответил Стейси. - Но вот если вы посидите тут пару минут, я постараюсь разузнать о ней все, что можно.
Стейси пропадал минут десять.
- Странно, но никто ничего толком не знает, - произнес он, вернувшись. - Я расспросил телефонисток, мальчиков-лифтеров, горничных, портье, отельного детектива - никто не мог о ней сказать ничего определенного. Она появилась у нас в отеле второго числа и в регистрационной книге постоянным местом жительства указала Луисвилл. Раньше она у нас никогда не останавливалась. Похоже, плохо знает город. Наш сортировщик почты не помнит, чтобы она получала письма, а телефонистка, просмотрев журнал, заявила, что никаких разговоров эта женщина ни с кем не вела. Дни она проводит обычно так: в десять - чуть раньше или чуть позже - уходит из отеля и возвращается лишь к полуночи. Судя по всему, друзей у нее здесь нет, поскольку к ней никто не заходит.
- Сможете проследить за ее почтой?
- Конечно, смогу!
- И распорядитесь, чтобы девушки из администрации и телефонистки держали ушки на макушке, если она с кем-нибудь будет говорить.
- Договорились!
- Она сейчас у себя?
- Нет, недавно ушла.
- Отлично! Мне очень хотелось бы заглянуть на минутку в ее номер и посмотреть, как она там устроилась.
Стейси хмуро взглянул на меня и, кашлянув, спросил:
- А что, это действительно так необходимо? Вы знаете, что я всегда иду вам навстречу, однако есть вещи, которые...
- Это очень важно, Стейси, - уверил я. - От этого зависит жизнь и благополучие еще одной женщины. И если мне удастся что-нибудь разнюхать...
- Ну, хорошо, - согласился он. - Только мне нужно предупредить портье, чтобы он дал знать, если вдруг она надумает вернуться.
В ее номере я обнаружил два небольших чемоданчика и один большой. Они не были заперты и не содержали ничего интересного - ни писем, ни каких-либо записей, ни других подозрительных предметов. Следовательно, она была уверена, что рано или поздно ее вещами заинтересуются.
