Это был раздражительный шепелявый старике выпученными от давления глазами.
- Есть ли основания предполагать, - спросил я напрямик, - что убийство Ньюхолла - не просто выходка мексиканских бандитов? Могло ли быть, что его убили умышленно, а не просто в перестрелке с теми, кто хотел их захватить?
Адвокаты не любят, чтобы их допрашивали. Этот брызгал слюной, строил мне гримасы, еще больше выпучивал глаза и, конечно, ответа не дал.
- То ешть? То ешть? - огрызнулся он. - Объяшните, что вы имеете в виду!
Он свирепо посмотрел на меня, потом на стол, дрожащими руками поворошил бумаги, словно отыскивая полицейский свисток. Я рассказал ему свое дело рассказал про Тома-Тома Кери.
Еще немного побрызгав, Эллерт спросил:
- Что вы имеете в виду, черт возьми? - И устроил уже полный кавардак на столе.
- Ничего не имею в виду, - проворчал я в ответ. - Что имею, то и сказал.
- Да! Да! Понимаю! - Он перестал выпучивать на меня глаза, и голос у него сделался менее сварливым. - Но нет шовершенно никаких ошнований подожревать что- либо подобное. Совершенно никаких, шер, шовершенно!
- Может быть и так. - Я повернулся к двери. - И все же я в этом немного покопаюсь.
- Подождите! Подождите! - Он вскочил с кресла и побежал вокруг стола ко мне. - Мне кажетша, вы ошибаетесь, но раш вы вше равно будете рашшледовать, сообщайте мне, пожалуйшта, о режультатах. И лучше вшего - берите ш меня ваш обычный гонорар и держите меня в курше дела. Шоглашны?
Я сказал, что согласен, вернулся к столу и начал его расспрашивать. По словам адвоката, в делах Ньюхолла не было ничего такого, что могло бы насторожить нас. Капитал его составлял несколько миллионов и в основном был вложен в шахты. Почти половину денег он получил в наследство. Никаких сомнительных сделок в прошлом, никаких незаконных претензий на чужие горные участки, никакого мошенничества, никаких врагов. Вдовец; единственная дочь. При жизни отца у нее было все, чего она только могла пожелать, и они очень любили друг друга. Он отправился в Мексику с группой горнопромышленников из Нью-Йорка, которые собирались продать ему там участки. На них напали бандиты, нападение отбили, но в перестрелке погибли Ньюхолл и геолог Паркер.
Вернувшись в контору, я составил телеграмму в наше Лос-анжелесское отделение с просьбой послать в Ногалес агента и выяснить что можно об убийстве Ньюхолла и о делах Тома-Тома Кери. Сотрудник, которому я дал зашифровать ее и отправить, сказал, что меня хочет видеть Старик. Я пришел к нему в кабинет, и он познакомил меня с маленьким круглым человеком по фамилии Хук.
- У мистера Хука, - сказал Старик, - ресторан в Сосалито. В прошлый понедельник он взял на работу официантку по имени Нелли Райли. Она сказала, что приехала из Лос-Анджелеса. По описанию мистера Хука ее приметы в точности совпадают с тем, как вы с Кониханом изобразили Нэнси Риган. Верно? - спросил он толстяка.
- Совершенно верно. В точности то, что я прочел в газетах. Рост- метр шестьдесят пять, среднего сложения, голубые глаза и каштановые волосы, лет двадцати двух или двадцати одного, красивая, но самое главное - фанаберия неслыханная, мнит о себе неизвестно что. Я тут попробовал перейти с ней как бы на более дружеские отношения - так она мне сказала: уберите ваши грязные лапы. А потом я выяснил, что она почти не знает Лос-Анджелеса, хотя говорит, что прожила там два или три года. Могу спорить, это она самая. - И дальше он стал интересоваться тем, сколько из обещанного вознаграждения придется на его долю.
- Вы сейчас туда отправляетесь? - спросил я его.
- Да, скоро. Мне тут надо зайти узнать кое о каких блюдах. А потом уже сюда.
- Девушка будет на работе?
- Да.
- Тогда мы пошлем с вами человека - он знает Нэнси Риган.
Я вызвал Джека Конихана из комнаты оперативников и представил его Хуку. Они договорились встретиться через полчаса у парома, и Хук вразвалочку ушел.
- Нелли Райли не Нэнси Риган, - сказал я. Но мы не можем пренебречь даже одним шансом из ста.
Я рассказал Джеку и Старику о Томе-Томе Кери и о моем визите к Эллерту. Старик выслушал меня с обычной вежливой внимательностью, молодой Конихан, всего четыре месяца назад ставший охотником за людьми, - с широко открытыми глазами.
- Ты, пожалуй, беги на встречу с Хуком, - сказал я, закончив рассказ, и вместе с ним вышел из кабинета. - А если окажется, что она - Нэнси Риган, вцепись и не отпускай. - Старик уже не мог нас слышать, и я добавил: - И, ради Бога, постарайся в этот раз не получить по зубам за свою юношескую галантность. Сделай вид, что ты взрослый.
Мальчишка покраснел, сказал: "Идите к черту!", подтянул галстук и отправился на свидание с Хуком.
Мне надо было написать несколько отчетов. Покончив с ними, я положил ноги на стол и, множа полости в пачке сигарет, до шести часов думало Томе-Томе Кери. Потом я Пошел в ресторан есть свой лангет и похлебку из морских ушек, а потом - домой, чтобы переодеться и закончить вечер в клубе за покером. Переодевание мое прервал телефонный звонок. Звонил Джек Конихан.
- Я в Сосалито. Девушка не Нэнси, но я набрел на кое-что другое. Не знаю, как быть дальше. Вы можете приехать?
- Дело стоит того, чтобы отказаться от покера?
- Да... по-моему, это в самом деле нить.
- Ты где?
- Тут, на пароме. Не в Золотых воротах, на другом.
- Ладно. Приеду с первым же паромом.
Часом позже я сошел с парома в Сосалито. Джек Конихан протолкался сквозь толпу и начал говорить:
- Когда я уже возвращался и пришел сюда...
- Подожди, пока выйдем из толпы, - остановил его я. - Должно быть, что-то потрясающее - восточный уголок твоего воротничка загнулся.
Пока мы шли к улице, он механически поправил эту деталь своего безупречного в остальном костюма, но даже не улыбнулся - его мысли были заняты чем-то другим.
- Сюда, - сказал он, заводя меня за угол. - Кафе Хука - на углу. Если хотите, можете сами взглянуть на девушку. Она такого же роста и масти, как Нэнси Риган, но и только. Стервоватая девчонка, с последней работы, наверное, уволили за то, что плюнула жвачкой в кастрюлю с супом.
- Хорошо. Значит, она отпала - так чем ты взволнован?
- Я посмотрел на нее и пошел обратно, на паром. Паром подвалил, когда я был еще квартала за два. Навстречу мне попались двое - наверное, только что сошли с него. Оба были греки, довольно молодые, уголовного вида, и в другой раз я вряд ли обратил бы на них внимание. Но поскольку Пападопулос грек, они нас интересуют, и я к ним присмотрелся. Они спорили о чем-то на ходу. Негромко, но смотрели друг на друга сердито. Когда они проходили мимо, тот, что шел ближе к обочине, сказал другому: "Я ему говорю, прошло двадцать девять дней".