Погружённая в свои грустные мысли, я застыла перед очередной картиной. Глядя прямо перед собой, даже не замечала прелести данного полотна, а ведь именно этот холст только недавно вернули в Эрмитаж после долгой реконструкции.
– Интересная работа… – услышала я знакомый бас слева от себя.
– Что… простите? – возвращаясь к действительности, спросила я.
– Прошу прощения, Анна Сергеевна. Я заметил, что вам очень понравилась картина Джулио Романо. Хотя, готов признать, что после работы реставраторов холст действительно заиграл новыми красками, – как истинный ценитель художественного творчества умозаключил Павел. – Но вам не кажется, что при взгляде на «Любовную сцену» чувствуешь себя «старухой»?
Перевожу взгляд от картины на Пашино лицо. Тот с невозмутимостью рассматривает картину и даже не глядит на меня.
– О чём ты? При чём здесь «старуха»? – переспрашиваю я.
– Я о той старухе, что так нагло подсматривает за молодыми людьми, – объясняет Макаров.
Возвращаю свой взор к полотну и только сейчас понимаю, что «старуха» – эта та самая подглядывающая служанка, что автор изобразил на полотне. Перевожу взгляд на полуобнажённых мужчину и женщину и немного смущаюсь. Художнику удалось не только прекрасно передать красоту мужского и женского тела, от картины за версту исходила чувственная сексуальность, еле граничащая с развратностью.
– Заметьте, как замечательно мастеру удалось изобразить красоту человеческого тела, – продолжал Павел.
– Тебе нравятся рыжие женщины? – сама не знаю почему, брякнула я.
Паша перевёл взгляд своих насыщенно голубых глаз на меня. Его губы вытянусь в тонкую линию. Глядя на его стальной профиль, мне почему-то захотелось вдруг испариться.
– Нет, – после пятисекундного раздумья выдаёт он. – Рыжие женщины меня не привлекают.
– А какие привлекают? – прежде чем успеваю подумать, срывается с моих губ.
– Прекрасные блондинки, – обжигая меня своим горячим взглядом, ухмыляется он.
Ну вот опять! Что за чертовщина? Ведь спокойно разговаривали, а теперь… В своём воображении я уже рисовала себе сюжет картины Джулио Романо, только с главными героями в лице себя и этого красивого великана, что сейчас так пристально вглядывался в мои глаза. Уверена, что в его представлении мы уже зашли дальше, чем «любовники», изображенные на холсте. Я почувствовала, как его большие тёплые ладони легли на мою талию, после чего он притянул меня к себе. Приподняв указательным пальцем мой подбородок, и взглянув в мои, то ли удивлённые, то ли испуганные глаза, нежно прошептал:
– Как вы думаете, Анна Сергеевна, что ждёт «любовников» впереди?
– Не… не знаю… – шепчу я в ответ, уже не понимая, о каких «любовниках» идёт речь.
– Наслаждение, Анна Сергеевна… Их ждёт великое, ни с чем не сравнимое наслаждение…
* * *
Как я могла позволить себе, так забыться! Покорно стоять и наслаждаться его объятьями, млеть от его низкого голоса и откровенно желать его поцелуев… От прилюдного поцелуя меня спас вовремя завибрировавший телефон в моей руке. Как же вовремя! Звонок от отца спас мою репутацию, которая висела на тоненьком волоске, грозясь вот-вот оборваться. Кроме нас с Макаровым в залах Эрмитажа находилось по меньше мере человек пятнадцать из группы 511, у которых я, к слову сказать, преподавала лекции. Три года ни одного замечания, ни одного косого взгляда, слова за спиной, а теперь, без всякого стыда и зазрения совести стою и обнимаюсь со своим студентом. И ведь никому потом ничего не докажешь.
Конечно, отношения между студентами и преподавателями иногда случались, всё-таки все мы уже взрослые люди. Но, как правило, общественность такие моменты не оставляла без внимания и была крайне негативно настроена на такие «романы».
В понедельник же вызову Макарова к себе в кабинет и поговорю с ним! Нужно раз и навсегда очертить между нами ограничительные рамки. А заартачится… А если заартачится, пожалуюсь на него Лидии Михайловне! Пусть мать «пропесочит» сына. Маринина мама всегда относилась ко мне как к дочери, даже защищала нас с Маринкой от Пашкиного возмездия, когда он ловил нас со своей сестрой на очередной пакости.
Отношения тети Лиды и дяди Андрея, родителей Марины и Паши, для меня стали эталоном семейной жизни. Даже когда у них что-то не ладилось, они всегда «рука об руку» решила проблемы и находили пути решения. Я никогда не слышала ни от Маринки, ни тем более от Павлика, что их родители когда-либо ругались. Вот она – настоящая идиллия. Неудивительно, что после смерти дяди Андрея Лидия Михайловна так и не вышла замуж, полностью посвятив себя детям.
Через два дня вновь встречаюсь с моим «любимым» пятым курсом. Отхожу от привычной формы проведения семинара и предлагаю немного подискутировать. Внимательно выслушиваю умозаключения студентов, где-то соглашаюсь, где-то выношу вопрос на рассмотрение и оспаривание. За пять минут до конца пары собираю выполненные работы – эссе.
– Обещаю, проверить ваши работы за выходные. – спокойно произношу я и только сейчас замечаю поднятую руку студентки Вересовой Людмилы. – Да, Людмила, слушая тебя.
– Анна Сергеевна, а давайте на следующих выходных съездим в Москву, в «Третьяковку», – предлагает Люда.
– Я «за»! – тут же присоединяются к ней другие студенты.
– Даже не знаю… – замялась я. – Нужно согласовать этот вопрос с ректором…
– С Виктором Борисовичем мы можем сами поговорить. – включается в разговор Петровский, староста группы. – Только если вы сами захотите поехать с нами в «Третьяковскую галерею».
– Конечно захочу, – не задумываясь признаюсь я.
– Тогда, я прямо сегодня напишу заявление от нашей группы и схожу в ректорат, – заключает Роман Петровский за секунду до звонка.
– Хорошо, Рома. Как только что-то проясниться дай мне знать, – уже на выходе из аудитории обращаюсь я к старосте группы.
Разговора с Макаровым ни в этот день, ни в последующие так и не получилось. Хотя его отсутствие на занятиях меня нисколько не расстроило. Даже наоборот, без него чувствовала себя более расслабленной и, как ни странно, сама получила большое удовольствие от общения с выпускниками. А ещё говорят, что у нас молодёжь глупая. Те, кто это говорят просто с моими студентами не общался! Вон, даже экскурсию в «Третьяковку» хотят устроить. Молодцы! Теперь осталось получить разрешение от Виктора Борисовича и созвониться с руководством галереи по вопросу экскурсовода.
Глава 7
Павел Макаров
Как я и хотел, меня определили на флот, если быть точнее, свою службу я должен был проходить на военно-пограничном сторожевом корабле в городе Благовещенске, что находится на берегу реки Амур и граничит с территорией Китая.
Первый год отслужил срочником, затем предложили перейти на «службу по – контракту» и я согласился. Подписал сразу на три года. В городе снял «однушку» и завертелось…
За все четыре года в Питер ни ногой. Мать раза три приезжала ко мне, все дорожные расходы на себя брал. Пару раз отпуск с друзьями проводил, объездил весь Дальний Восток. Вот где действительно красоты природы!
Иногда я ловил себя на мысли, остепениться и «свить семейное гнездо» с какой-нибудь амурчанкой, тем более, что парочка «вариантов» уже была на примете.
Каждый год перед открытием навигации под чутким руководством нашего глубокоуважаемого начальства проводился «День открытых дверей». На автобусах к нашему КПП приезжали два – три автобуса со студентами и их преподавателями. Разделив их на небольшие группы, мы с коллегами знакомили их с «корабельной жизнью», описывая все прелести и тяготы флотской доли. Самыми лучшими слушателями, а точнее слушательницами, конечно же, были девушки – студентки. Обменявшись с ними контактами, парни продолжали общение уже в более подходящей обстановке. Одной из таких «слушательниц» стала Надежда, а если быть точнее, то их было две: две подруги, две Надежды. Обе девушки были студентками третьего курса Амурского педагогического колледжа.