В то раз, когда она уже хотела возвращаться, до ее ушей донесся плач ребенка. Словно тигрица, у которой украли тигренка, с горящими глазами она ринулась в ту сторону, откуда доносился плач, и в следующий миг ее дитя, живое и в добром здравии, припало к ее груди. Он запутался среди низких веток невысокого кедра, и она выпутала его из этой деревянной ловушки, образованной причудливо перепутанными колючими ветками.
Словно подгоняемая ужасом, она прибежала в дом со своей драгоценной ношей и никому не позволяла забрать ребенка, пока ее муж не вернулся.
Когда ребенка осмотрели, то оказалось, что на нем нет ни одной царапины или синяка, если не считать странного воспаления на левой руке, под самым плечом. Хотя оно быстро зажило, прошло много времени, прежде чем эта тайна была раскрыта: когда Трумэн Флэнн увидел его, он сразу сказал, что это вытатуированный знак индейского тотема.
ГЛАВА
VI
ДЕБРИ
В новой стране перемены, произошедшие за шестнадцать лет, будут более заметными, чем те, что произойдут за целую жизнь в давно существующем сообществе. Так и было в Северной Америке в течение шестнадцати лет, предшествовавших 1763 году. Смертельная борьба между Англией и Францией за владычество в новом мире, начавшаяся в 1755 году поражением английской армии под Брэддоком, четырьмя годами позже завершилась убедительной победой Вольфа на равнинах Абрахама. Годом позже Франция признала свои поражение и уступила Англии Канаду и все свои владения. Владения эти включали в себя длинную цепь небольших фортов, вокруг некоторых из которых группировались небольшие французские поселения, которые располагались в основном вокруг Великих Озер и к югу от них в долине Огайо. Среди них были Ниагара, расположившееся у устья реки того же названия, Преск Иль, расположенный на месте современного города Эри, Сандаски, Детройт, Маккинак, форт Говард у Зеленой Бухте и форт св. Иосифа на южном берегу озера Мичиган. По своему положению самым важным из них был первый из названных, а самым крупным, окруженным самыми процветающими поселениями – Детройт. Этот форт представлял собой окруженное палисадом поселение из сотни тесно стоявших домов, и располагался он на западном берегу реки Детройт. За его стенами на восемь примерно миль в обе стороны были разбросаны поселения французских крестьян, чьи узкие длинные фермы тянулись от речного берега, хотя аккуратные белые домики и строения располагались у самой воды.
Английские поселения накануне войны с Францией еще не перешли за Аллеганы, и в провинции Нью-Йорк западный берег реки Гудзон представлял собой почти сплошные девственные дебри. Через земли Шести Народов проходила, с их разрешения, военная дорога, охраняемая цепочкой фортов, хотя индейцы и понимали, что с окончанием войны все это должно быть прекращено. Начиналась дорога в приграничном городе Олбани. Тут путешественники высаживались из неказистого, но удобного шлюпа, в котором проводили неделю пути из Нью-Йорка, и пересаживались в каноэ или плоскодонку, где им предстояло, отталкиваясь шестами, преодолевать быстрое течение реки Могаук. Так они проходили мимо старого голландского городишка Шенектади, Джонсон Холл и Джонсон Кэсл, форты Хантер и Херкиннер, и, наконец, судоходный участок реки заканчивался у форта Стэнуикс. Отттуда короткий волок через лес приводил их к ручью Вуд (Лесному), где они снова садились в лодки, и ленивое течение несло их в Ройал Блокгауз на берегу озера Онейда. Пройдя по нему к Порт Брювертон у истоков реки Осуэго, по ее быстрым водам они спускались к форту Осуэго на берегу озера Онтарио. Оттуда в любом направлении путь лежал по обширным внутренним озерам, свобода плавания по которым нарушалась только необходимостью совершать утомительный волок вокруг Ниагарского водопада.
Между этими редкими пятнами поселений белых и тонкими линиями связывавших их путей вся эта внутренняя страна была покрыта первобытными лесами, которые, словно волнующееся зеленое море, покрывали равнины, холмы, долины и горы, закрывавшие от солнца бесчисленные широкие реки и быстрые ручьи и простиравшие свою листву над миллионами зверей, птиц и рыб. Здесь обитали индейцы, и до прихода белых леса обеспечивали все их скромные нужды. Их темные лабиринты во всех направлениях были во всех направлениях покрыты их тропами, глубоко протоптанными на протяжении жизни множества поколений, которые образовывали сеть, связывавшую меду собой поселки и важные места. Эти узкие тропки так замечательно связывали все точки по кратчайшему и удобнейшему пути, что, когда белые стали прокладывать там свои дороги, они не могли сделать ничего лучшего, как только приспособить эти тропинки к своим нуждам.
С приходом белых жизнь индейцев претерпела быстрые и значительные перемены. Они стали пользоваться ружьями, ножами, котелками, одеялами и другими вещами, которые сочли полезными и удобными для своего образа жизни, и теперь они хотели иметь все эти вещи, а для этого нужно было продавать меха. Так мехоторговля стала важной частью лесной жизни, и дело это становилось столь выгодным, приносящим такие доходы, что контроль над ним стал главным поводом к вражде между Англией и Францией. Маленькие форты, построенные французами по всей стране, были всего лишь торговыми постами, и в них, пока ими управляли их создатели, французы относились к индейцам с таким уважением и дружелюбием, что завоевали их верную дружбу и сделали их своими верными союзниками во время войны. Но, когда власть французов была повержена, и индейцы, не понимая почему, обнаружили, что теперь они должны будут иметь дело с английскими мехоторговцами, все изменилось.
Войны больше не было, соперников в этой стране не оставалось, поэтому не было более необходимости умиротворять индейцев и завоевывать их дружбу. Вновь прибывшим не было дела до мехов, в отличие от земли. Для этого они продавали ром, а не ружья, пули, порох и ножи. Этого индейцам продавать не разрешали, чтобы не доводить до беды. Теперь для них белые были не друзьями, а хозяевами, притом очень жестокими.
Теперь решено было, что можно не давать больше индейцам подарков, которые во время войны раздавались так щедро, и единственной проблемой, которую хотели решить англичане – избавиться от нежелательных индейцев и сделать это по возможности быстро и без лишних затрат. Маленькие торговые посты, в которых они прежде были желанными гостями, теперь были обителью солдат, одетых в красные мундиры, которые называли их собаками и относились к ним соответственно. Они превратились в голодных оборванцев, которых выгнали из жилищ их отцов, и до них стало доходить, что и права на жизнь им никто теперь не гарантирует. Они впали в отчаяние, и их ненависть к тем, кто прогнал их французских друзей и довел их самих до нынешнего бедственного состояния, стала смертельной. Они ясно поняли, что, если не сбросят эти красные мундиры в море, откуда те пришли, то скоро их народ будет стерт с лица земли. Казалось, что множеству индейцев противостоит горстка белых; но, если последние были объединены под началом одного сильного вождя. То первые были раздроблены на множество маленьких племен под началом множества мелких вождей. Если только нашелся бы такой великий вождь, под началом которого могли бы объединиться все племена, как быстро они смогли бы уничтожить ненавистные красные мундиры и заставить англичан уважать их права. Быть может, когда они начнут сражаться, одетые в белые мундиры французские солдаты снова придут им на помощь. Во всяком случае, заслуживавшие доверия белые говорили им, что так должно произойти, и они в это верили. Если бы только они смогли найти предводителя!
Постепенно среди индейцев крепла уверенность в том, что среди них появился великий вождь, и были готовы нанести могучий удар, который принесет им свободу. От племени к племени, от поселка к поселку шли посланники, несущий широкий пояс с вампумом, и алый топор войны. Они шли от имени Понтиака, военного вождя яростных оттава, верховного шамана сильного общества Метаи, друга Монкальма, верного друга французов во время прошедшей войны, предводителем своих людей во время сражения при Монохагиле, где упрямый Брэддок был убит вместе со своими красными мундирами, и даже ужасные Длинные Ножи из Вирджинии принуждены были бежать.
