ГЛАВА

I

ДОМ ТАУТРИ

Заканчивался прекрасный день середины лета; жара спадала; высокие деревья, листья которых шелестели под прохладным ветерком приближавшейся ночи, бросали дрожащую тень на поверхность Лох Мег, и вся природа пребывала в покое. Маленькое озеро, носившее имя из Старого света, находилось в Новом свете, и было одним из множества лесных украшений, покрывавших земли западной части штата Нью-Йорк полтора века назад. Оно принадлежало в соответствии с патентом, выданным английским королем, его верному слуге, Грэму Хистеру, чья храбрость и раны, полученные в боях, сделали его майором Хайлендского полка, когда ему не было еще и сорока лет. Будучи столь щедро вознагражден, майор Хистер со своей молодой женой и полудюжиной верных последователей оставил Старый свет ради Нового и поселился в его глуши. Хотя сначала майор был несколько смущен тем обстоятельством, что ближайший белый сосед находился от него на расстоянии в несколько лиг, одновременно он доволен был тем, что соседом этим оказался его старый друг и товарищ, Уильям Джонсон, благодаря дипломатическим способностям которого сильный союз ирокезов, Шесть Народов, стал союзником англичан и жил с ними в мире.

На возвышенности, откуда начинался плавный спуск к озеру, которое майор Хистер назвал в честь своей жены, он поставил солидный блокгауз из обтесанных сосновых стволов. За ним по трем внутренним сторонам стояли бревенчатые строения, а в центре был выкопан глубокий колодец. Таким образом, приготовившись к войне еще в мирное время, собственник начал обживать свои владения с таким успехом, что в течение трех лет с тех пор, как было срублено первое дерево, несколько акров угрюмого леса превратились в прекрасные поля. Подрастал молодой сад, небольшое стадо паслось на берегу озера, и во всем видны были признаки процветания и благополучия.

Военные привычки хозяина заставили его вырубить все деревья на большом пространстве вокруг грубой крепости, защищавшей сокровища его жизни, но рядом с входом он оставил два могучих дуба. Они не только давали благодетельную тень, но и стразу стали признаком, по которому назвали это место жившие рядом индейцы. Поскольку они всегда называли его «домом с двумя деревьями», скоро это название превратилось в «Дом Таутри¹», под которым и стало известно от пресных морей до чистых вод далекого Шаттемука.

Дом Таутри не только охотно предлагал гостеприимство случайным охотникам, торговцам или путешественникам, которых дела или любопытство влекли в эту дикую местность, но и индейцам, которые все еще во множестве населяли эти леса и даже основали одно из своих селений недалеко от него. С ними, имея возможность убедиться в их верности слову и абсолютной честности, майор Хистер имел дружеские отношения, несмотря на их недовольство тем, что он поселился на их земле. В то же время и жена его благодаря своей доброте и готовности помочь больным и оказавшимся в трудной ситуации вызывала у них чувство глубокого уважения.

Хотя ирокезы были в мире со своими английскими соседями, долгая вражда не утихала между ними и французскими поселенцами из Канады – на протяжении жизни поколений продолжались столкновения между ними и племенами, жившими вдоль реки Святого Лаврентия и по берегам Великих озер. Самыми заметными из них были оттава, гуроны, или виандоты, оджибве и поттавватоми, которые объединились в союз против своих сильных врагов. Застарелая ненависть ирокезов, взращенная многими поколениями, подогревалась иезуитскими священниками, желавшими торжества своей веры, французскими торговцами, желавшими монополизировать все выгоды торговли с новым светом, и французскими солдатами, стремившимися любой ценой расширить владения своего короля. Так что, под тем или иным предлогом там постоянно проходили военные отряды, которые наносили поражения и сами их терпели, и все это заставляло всех, рискнувших поселиться на границе, жить за стенами из толстых брусьев.

В этих условиях и в этих обстоятельствах в 1743 году, когда дои Таутри еще пах смолой, сочившейся из пор недавно срубленных стволов, родился Дональд Хистер – такой же крепкий парень, как любой американец в то время, и герой этой повести.

В тот вечер в середине лета, с которого начался наш рассказ, майор Хистер и его супруга вышли, рука об руку, за палисад, ограждавший их укрепленное жилище, наслаждающей прекрасными видами окружающей природы и разговаривая о том о сем. Этот дом в дикой местности был им очень дорог, потому что долгие годы перенесенных ими трудов и лишений, теперь принесли свои плоды и были наследием их мальчика, которому было сейчас два года от роду, и который сейчас был у них за спиной под присмотром краснощекой шотландской няньки. Наслаждаясь тем, что их окружало, они строили планы на будущее и обсуждали детали предстоящих многочисленных улучшений. На заливе озера должна была быть построена мукомольная мельница, а низину следовало осушить, чтобы расширить пастбище для увеличивавшегося стада.

Пока они говорили об этом, из глубины леса послышался звук, который заставил их остановиться и прислушаться. Вечерний ветер донес до них звук выстрелов, и, похоже, они сопровождались криками, вырывавшимися из человеческих глоток.

– О Грэм! Что это значит? – воскликнули миссис Хистер, сжав руку мужа и инстинктивно оглянувшись, чтобы убедиться в том, что дитя ее в безопасности.

– Ничего, что могло бы тебя встревожить, дорогая, – спокойно ответил майор. – Просто у наших друзей-индейцев какой-то праздник – военный танец, или танец скальпа, или они обсуждают печальную судьбу своих новых пленников, или что-то еще в таком роде. Я помню, что больше недели назад Трумэн говорил о том, что в поход вышел еще один военный отряд. Я все же хотел бы, чтобы эти сенека перенесли свой поселок подальше. Мне всегда казалось, что пять миль – дистанция достаточная, но сейчас…

– Я бы хотела, чтобы это ужасное сражение закончилось, – перебила его миссис Хистер. – Придет ли время, Грэм, когда эти несчастные язычники прекратят свои ужасные войны и будут жить в мире, как цивилизованные создания?

– Как цивилизованные создания, дорогая моя? – улыбнулся майор Хистер. – Да, я могу совершенно определенно сказать, что, если настанет время, когда эти народы, которые мы называем цивилизованными, прекратят воевать, то даже краснокожие индейцы могут последовать их примеру. Что же до их методов ведения войны, то они всего лишь следуют практике, какой пользовались их предки на протяжении столетий; что же до обращения с пленниками, то они всего лишь делают то же, что делали цивилизованные римляне, средневековые рыцари и святая инквизиция. Не так уж давно в Англии, в Тибурне, была заживо сожжена Элизабет Гаунт за призывы к милосердию и предоставление убежища политическим противникам; крики тех, кто взывал к милосердию на поле Смитфилда², тоже пока на забыты. Расправа над ведьмами в Новой Англии – совсем недавняя история, а зверские расправы белых над индейцами не прекращаются со времен Колумба. Разве не Фронтенак приказал заживо сжечь воина ирокезов, чтобы запугать его товарищей? Разве…

Честный майор так увлечен был этой темой, что мог бы говорить еще долго, если бы его не прервали самым неожиданным образом.

Он со своей женой шли обратно к дому, и, как и прежде, шотландская служанка с ковыляющим предметом своей заботы была в нескольких шагах позади них. Они обернулись на громкий крик девушки, чтобы увидеть бегущего молодого индейца, выбежавшего из леса и упавшего у ног девушки. Тело его было покрыто ранами, и, судя по всему, он был без сил. Когда он упал, второй индеец, в правой руке которого сверкал смертоносный томагавк, выскочил из лесной тени и с торжествующим криком подскочил к беспомощной жертве. Сразу за ним бежали еще двое.