– Еще бы, так я и сел! Нет, я сейчас отсюда уйду. И если не хотите, чтобы сюда нагрянули косоглазые, не вздумайте мне помешать. Я белого человека не выдам, но кто меня тронет, пусть пеняет на себя.

– Ты хочешь сказать, что ты просто вор?

– Лучше придержи язык. Вы тут швыряетесь золотом направо и налево, – конечно, всякому это интересно.

– Сядь.

– Я ухожу.

Он повернулся к двери.

– Придержи его, Алекс, – сказал Джефф. – Только не причини боли.

Задача была непростая, и Алекс замешкался. Джонсон был уже на середине лестницы, когда ноги у него подкосились и он тяжело упал, ударившись головой об угол.

Джефф не спеша встал и надел мантию.

– Присмотри за ним, Алекс, – сказал он. – Я пойду на разведку.

Он поднялся наверх и через несколько минут вернулся. Джонсон лежал без сознания на койке Алекса.

– Ничего страшного, – сообщил Джефф. – Замок в верхней двери был отперт отмычкой, я его снова запер. Там никто не проснулся. Нижний замок придется менять, в нем все чем-то расплавлено. Надо бы защитить эту дверь экраном, я скажу Бобу. – Он взглянул на тело, распростертое на койке. – Еще не пришел в себя?

– Начал было, я вколол ему пентотал натрия.

– Хорошо. Я хочу его допросить.

– Я так и думал.

– Наркоз полный?

– Да нет, доза мала. Ровно столько, чтобы разговорился.

Томас изо всех сил стиснул пальцами мочку уха Джонсона, но тот лишь чуть шевельнулся.

– Почти полный. Должно быть, сильно ударился головой. Джонсон! Ты меня слышишь?

– Мм… Да.

Допрос длился долго. В конце концов Алекс сказал:

– Послушай, Джефф, а нужно нам все это выслушивать? У меня такое чувство, как будто я копаюсь в помойной яме.

– Мне тоже противно, но мы должны знать все, – ответил Джефф и продолжил допрос.

От кого Джонсон получал деньги? Что интересует паназиатов? Как он передавал сведения? Когда следующая связь? Кто еще на них работает? Что паназиаты думают о храме Мота? Знает ли его начальник, что он здесь?

И наконец – что заставило его пойти против своего народа?

Действие укола кончалось. Джонсон уже начинал понимать, где находится, но сдерживающие центры у него были еще отключены, и он выкладывал все начистоту, не заботясь о том, что о нем подумают:

– Должен же человек о себе заботиться, верно? Если ты не дурак, нигде не пропадешь.

– Мы с тобой, наверное, дураки, Алекс, – заметил Томас. Помолчав несколько минут, он сказал: – Кажется, он выложил все, что знает. Теперь надо решить, как с ним поступить.

– Если сделать еще укол, он может рассказать что-нибудь еще.

– Ничего я вам не скажу, не заставите! – заявил Джонсон, не зная, что уже рассказал все.

Томас тыльной стороной руки ударил его по лицу.

– Заткнись! Сделаем укол – и заговоришь как миленький. А пока помолчи. – Он повернулся к Алексу. – Конечно, есть шанс, что из него можно будет выкачать что-нибудь еще, если отправить его на базу. Но вряд ли, и к тому же это трудно и опасно. Если нас с ним поймают или если он убежит, пиши пропало. Я считаю, лучше всего покончить с ним прямо сейчас.

Потрясенный Джонсон попробовал привстать, но Алекс с помощью посоха уложил его обратно.

– Эй, о чем вы там говорите? Это же будет убийство!

– Сделай ему еще укол, Алекс, чтобы не мешал.

Хау молча взял шприц. Джонсон сначала пытался увернуться, потом начал биться, но в конце концов укол подействовал. Хау выпрямился. Лицо у него выражало такую же тревогу, как только что – лицо Джонсона.

– Ты действительно собираешься это сделать, Джефф? Если да, то имей в виду – я не подписывался на убийство. – Это не убийство, Алекс. Это казнь шпиона.

Хау закусил губу.

– Не вижу ничего плохого в том, чтобы убить человека в честном бою. Но связать его и потом зарезать, как свинью, – это уж слишком.

– А казнят всегда так, Алекс. Ты когда-нибудь видел, как умирают в газовой камере?

– Но это все-таки убийство, Джефф. Мы не имеем права его казнить.

– Я имею на это право. Я здесь командир отдельной части, и у нас идет война.

– Но черт возьми, Джефф, его не судил даже военно-полевой суд.

– Суд нужен для того, чтобы установить, виновен человек или нет. Он виновен?

– Ну конечно виновен. Но человек имеет право на то, чтобы его судили.

Джефф тяжело вздохнул:

– Алекс, когда-то я был юристом. Единственный смысл уголовного права западных стран, которое создавалось столетиями, со всеми его тонкостями, – гарантировать, чтобы ни один невиновный не был осужден и наказан по ошибке. Иногда из-за этого остаются на свободе и виновные, но цель-то в другом. У меня нет ни людей, ни времени, чтобы созвать трибунал и устроить формальную судебную процедуру. Но его вина установлена полностью, никакой суд здесь не нужен. И я не намерен ставить под угрозу своих людей и рисковать поражением в войне, которую мы ведем, ради того, чтобы он мог воспользоваться правом на защиту.

Если бы можно было стереть его память, если бы он мог пойти и доложить, что мы просто полоумные святоши и хотим только накормить голодных, – я бы его отпустил. Не ради того, чтобы не пришлось его убивать, а для того, чтобы запутать противника. Но я не могу его отпустить.

– Я не говорил, что его надо отпустить, Джефф!

– Молчи, солдат, и слушай. Если я отпущу его теперь, когда он так много узнал, паназиаты заставят его все рассказать, как это сделали мы, даже если сам он не захочет. Здесь его держать негде, везти на базу опасно. Я вынужден его казнить.

Он умолк.

– Капитан Томас… – начал Алекс нерешительно.

– Да?

– Вы не хотите вызвать майора Ардмора и спросить его, что он думает?

– Нет, не хочу. Потому что это бессмысленно. Если я буду просить его принять за меня решение, значит я для этой работы не гожусь. И вот что еще я хочу сказать. В тебе слишком много мягкости и сентиментальности. Ты, похоже, считаешь, что Соединенные Штаты могут победить в этой войне так, чтобы никого при этом не тронуть. У тебя не хватает духу даже присутствовать при казни предателя. Я надеялся в скором времени передать тебе здесь командование, но вместо этого завтра же отправлю тебя в Цитадель и сообщу командиру, что тебе ни в коем случае нельзя доверять заданий, требующих контакта с противником. А пока выполняй мой приказ. Помоги оттащить его в ванную.

Губы у Хау дрогнули, но он ничего не сказал. Вдвоем они подняли лежавшего без сознания Джонсона. Еще до «освящения» храма Томас велел разобрать стенку между туалетом и соседней комнаткой и установить там старую чугунную ванну. В эту ванну они и положили тело.

Хау провел языком по губам.

– А почему в ванну?

– Потому что будет много крови.

– Разве ты это сделаешь не посохом?

– Нет, мне понадобится целый час, чтобы разобрать излучатель и вынуть ту схему, которая не дает ему поражать белых людей. И я не уверен, что потом правильно поставлю ее на место. Принеси мне свою опасную бритву и убирайся.

Хау вернулся с бритвой, но не ушел, а стоял рядом, держа ее в руках.

– Тебе когда-нибудь приходилось резать свинью? – спросил он.

– Нет.

– Тогда я лучше тебя знаю, как это делается.

Он наклонился над Джонсоном, взял его за подбородок и откинул ему голову назад. Джонсон захрипел. Хау одним быстрым движением перерезал ему горло, отпустил его голову, выпрямился и посмотрел, как из шеи хлещет кровь, расплываясь лужей. Он плюнул в нее, шагнул к умывальнику и сполоснул бритву.

– Извини, Алекс, я, кажется, немного поторопился с выводами, – сказал Джефф.

– Нет, – медленно ответил Алекс, не поднимая глаз, – не поторопился. Должно быть, просто нельзя так сразу привыкнуть к тому, какая бывает война.

– Должно быть. Ну, давай уберем это.

Хотя выспаться Томасу не удалось, он встал необычно рано, потому что собирался еще до утренней службы сообщить Ардмору, что произошло. Ардмор внимательно его выслушал и сказал:

– Я пришлю Шира, чтобы он поставил экран на дверь подвала. Теперь мы будем в каждом храме устраивать что-нибудь в этом роде. А как быть с Хау? Вы хотите отослать его сюда?