Литмир - Электронная Библиотека

– К этому, возможно, и не имеет. Но я позволил себе дать указание Ширу переделать один портативный излучатель, чтобы любой из наших агентов, не имея в руках ничего, кроме посоха, мог исцелять больных. Я думаю, стоит подождать, пока Шир не переделает таким же образом посохи Томаса и Хау.

– Я думаю, вы правы, если это не займет слишком много времени. А можно посмотреть, как его переделали?

Шир продемонстрировал посох, над которым работал. Внешне он ничем не отличался от прочих: это был шест почти двухметровой длины, увенчанный резным набалдашником в форме куба с ребром около четырех дюймов. Грани куба были окрашены в те же цвета, что и стены храма. Причудливые золотые завитушки, арабески и рельефные фигурки на поверхности набалдашника и самого посоха скрывали рукоятки управления блоком питания и излучателем, встроенным в куб.

Не изменив внешнего вида посоха, Шир всего лишь добавил в излучатель дополнительную схему, позволявшую ему генерировать излучение на всех частотах сразу, кроме тех, что смертельны для позвоночных. Для этого нужно было только нажать на определенный золотой листок на поверхности посоха.

Над конструкцией посоха и его оформлением Шир и Грэхем бились долго, стремясь к тому, чтобы органы управления были скрыты за художественным камуфляжем. Они прекрасно сработались, и неудивительно, ведь способности у них были сродни: художник всегда на две трети мастер-ремесленник, а ремесленник в душе всегда отчасти художник.

– Я бы вот что еще предложил, – сказал Брукс, после того как все осмотрели посох и познакомились с его действием. – Нужно, чтобы этот новый эффект был посвящен Тамар, Властительнице Милосердия, и чтобы загорался ее цвет, когда будет включен излучатель.

– Правильно, – согласился Ардмор. – Хорошая идея. Приводя в действие посох, нужно, чтобы он всякий раз светился тем цветом, что закреплен за соответствующим богом, к которому мы якобы взываем. Давайте установим такое правило. И пусть они ломают голову, как простой монохроматический свет может творить чудеса.

– Зачем заниматься всей этой ерундой? – спросил Кэлхун. – Все равно паназиаты не смогут обнаружить эффекты, которые мы используем.

– По двум причинам, полковник. Прежде всего, таким способом мы наведем их на ложный след и введем в заблуждение их ученых, когда те попытаются раскрыть нашу тайну. Не надо недооценивать их способностей. Но еще важнее психологическое действие, которое это окажет на людей, чуждых науке, – и желтых, и белых. Если что-то похоже на чудо, все думают, что это и есть чудо. Научными чудесами обыкновенного американца не удивить, он к ним привык и считает в порядке вещей: «Ну и что, подумаешь! Вам, парни, за это и платят». Но добавьте к этому пару дешевых эффектов и дурацких заклинаний, а главное – не заикайтесь о науке, – и он будет потрясен. Это чудесный рекламный ход.

– Ну ладно, – сказал Кэлхун, явно не желая продолжать разговор, – вам, конечно, лучше знать – у вас, по-видимому, большой опыт по части того, как дурачить публику. Я над такими вещами никогда не задумывался, мое дело – настоящая наука. Если я больше вам здесь не нужен, майор, я пойду, мне нужно работать.

– Конечно, полковник, конечно! Продолжайте, ваша работа имеет первостепенное значение… – Но когда Кэлхун вышел, Ардмор задумчиво добавил: – И все-таки не понимаю, почему психологию масс нельзя считать наукой. Если бы кто-нибудь из ученых в свое время взялся всерьез исследовать то, что прекрасно знает из опыта любой коммивояжер или политик, мы бы, может быть, теперь не оказались в таком положении.

– Кажется, я мог бы вам ответить, – скромно заметил доктор Брукс.

– Что-что? А, конечно, доктор. Что вы хотите сказать?

– Психологию не считают наукой, потому что там все слишком сложно. Научный ум обычно упорядочен, он по природе своей стремится к ясности. Он смущается и старается игнорировать те области, порядок в которых неочевиден, и тяготеет к тем, в которых порядок легко найти, например к физическим наукам. А более сложные предметы он оставляет тем, кто, так сказать, играет на слух. Например, есть достаточно строгая наука термодинамика, но вряд ли в ближайшие годы появится наука психодинамика.

Уилки повернулся к Бруксу:

– Вы в самом деле так считаете, Брукси?

– Конечно, мой дорогой Боб.

Ардмор постучал по столу.

– Это очень интересная тема, и я с удовольствием продолжил бы нашу беседу, но сейчас хватает дел поважнее. Вернемся к нашей церкви в Денвере. – У кого есть еще какие-нибудь предложения?

6

– Очень рад, что мне не придется этим заниматься, – сказал Уилки. – Представления не имею, с чего начинать. – Очень может быть, что вам все-таки придется этим заняться, Боб, – возразил Ардмор. – И всем нам тоже. Черт возьми, была бы у нас хоть сотня-другая людей, на которых можно положиться! Но их нет, а нас только девять человек… – Он помолчал, барабаня пальцами по столу. – Всего девять!

– Вам никогда не заставить полковника Кэлхуна изображать из себя проповедника, – заметил Брукс.

– Ну хорошо, значит, восемь. Сколько в Соединенных Штатах городов, Джефф?

– Фрэнк Митсуи тоже не годится, – продолжал Брукс. – И если уж на то пошло, я хоть и не отказываюсь, но не представляю себе, чем могу быть здесь полезен. Я не умею создавать фальшивые религии. С таким же успехом я мог бы давать уроки танцев.

– Не волнуйтесь, доктор, я в этом понимаю не больше вашего. Будем импровизировать на ходу. К счастью, никаких правил в этих играх не существует – можем изобретать свои собственные.

– Но как вы добьетесь, чтобы это звучало убедительно?

– А нам не надо, чтобы это звучало убедительно. Мы не собираемся никого обращать в свою веру. С теми, кто уверует по-настоящему, будут только лишние хлопоты. Нам нужно одно – чтобы наши повелители сочли новую религию законной. А для этого особой убедительности не понадобится – всякая религия при ближайшем рассмотрении выглядит глуповато. Вот, например… – Ардмор поймал взгляд Шира и сказал: – Прошу прощения, я никого не хочу обидеть. Тем не менее это факт, и мы должны им воспользоваться в военных целях. Возьмите любую религиозную мистерию, любой теологический догмат – если пересказать их на обычном языке, всякому постороннему человеку они покажутся полной чушью. Начиная от ритуального, символического поедания человеческой плоти и крови, которое практикуют все христианские секты, и кончая прямым людоедством, которым занимаются дикари.

Подождите! – продолжал он. – Не надо бросать в меня тяжелыми предметами! Я не осуждаю никакую веру или религиозные обычаи, я просто хочу сказать, что мы вольны делать что угодно, если только это будет называться религиозным ритуалом и не вызовет возражений у желтомордых макак. Но мы должны решить, что именно собираемся делать и что будем при этом говорить.

– Что мы будем говорить, по-моему, не так уж важно, – сказал Томас. – Я ничего такого не говорил, кроме красивых слов, и все сошло прекрасно. Важно другое – как нам на самом деле пустить корни в городах. У нас для этого просто не хватит людей. Вы именно об этом подумали, когда спросили меня, сколько в стране городов?

– Хм… Ну да. Мы не рискнем действовать, пока не охватим все Соединенные Штаты. Придется готовиться к долгой войне.

– Майор, а зачем нам нужно охватить все города до единого?

Ардмор внимательно посмотрел на Томаса:

– Продолжайте.

– Видите ли, – осторожно начал Томас, – судя по тому, что мы уже знаем, паназиаты не держат гарнизонов в каждом поселке. Их армия сосредоточена в шестидесяти или семидесяти местах. А в большинстве мелких городишек есть только сборщик налогов, мэр и начальник полиции в одном лице, который присматривает за исполнением приказов Десницы. Собственно говоря, такие местные начальники – даже не военные, хоть и носят оружие и одеты в форму. Они что-то вроде наместников – гражданские чиновники в должности военных губернаторов. Мне кажется, мы вполне можем не принимать их в расчет: они не продержатся у власти и пяти минут, если лишатся поддержки гарнизона, расположенного в ближайшем большом городе.

21
{"b":"77123","o":1}