– Здорово, что ты так близка с мамой.

Улыбнувшись, опускаю взгляд. Я близка с мамой? Полагаю, да. Я от нее мало что скрываю, хотя на самом деле и скрывать-то особо нечего. Ей известны мои проблемы. Мама даже скорее не друг мне, а доктор – круглосуточный доктор на дому с функцией «включения» и «выключения». Но Нейту рано об этом говорить. Он еще не готов. Я даже не знаю, как затронуть только этот вопрос, не вывалив все целиком.

– Расскажи мне что-нибудь о себе, – прошу я, желая отвлечь его от себя. – Кто такой Нейт… – На секунду паникую, осознав, что не помню его фамилию. Вместо того чтобы спросить, поднимаю палец – мол, подожди, – достаю из кармана мобильный и просматриваю его сообщения на «Фейсбуке». – Притер! Кто такой Нейт Притер?

Он смеется.

Расслабившись, осознаю: в ушах больше не бьет молотом пульс.

– Я что, совсем не произвел на тебя впечатление? – хмыкает Нейт.

Краснею, стыдясь своей забывчивости:

– Произвел. Просто мы только встретились. Несправедливо ожидать, что я буду все о тебе помнить. Я помню номер твоей комнаты, вот! Его я не забыла. К тому же ты и сам вряд ли запомнил мою фамилию.

Стоит мне бросить Нейту вызов, как он, опершись на локти и наклонившись вперед, смотрит мне прямо в глаза. Они и во тьме заворожили меня, но здесь – при ярком дневном свете – от них просто захватывает дух. Серебристо-серые, они контрастируют с падающей на лоб каштаново-золотистой челкой, и я восторженно теряюсь в них, пока мое внимание не привлекает его голос.

– Ты – Роу Стэнтон, первокурсница из Аризоны, окончила школу с отличием. Пока еще не выбрала специальность, но, судя по тому, что ты успела сказать мне по пути сюда, любишь искусство. Подумай об этом направлении. Раньше ты играла в теннис, но, я уверен, сейчас тоже с легкостью обыграешь меня. И ты носишь кроссовки на голую ногу. Мне нравится. Это классно.

Замолчав, Нейт откидывается на спинку сиденья и делает долгий глоток воды. Из-за бокала виден уголок искривленных в усмешке губ. Я чувствую себя голой перед ним. Он лишь перечислил общие факты обо мне, если не считать замечания про искусство – ничего себе у него интуиция! – но то, что в его памяти отложилось все, сказанное мной, вызывает у меня… странное чувство. И в ушах снова оглушительно стучит пульс, только по совершенно другой причине.

– Значит, искусство? – Я пытаюсь отогнать мысль о том, что он только что назвал меня классной.

– Ага. Искусство… Кажется, тебе это интересно. Советую подумать над этим. И, да, Роу.

– Что – да? – сглатываю я.

– Я считаю тебя классной. Ты произвела на меня неизгладимое впечатление.

Мне почему-то кажется, что если вложить в ладонь Роу карандаш и попросить что-нибудь нарисовать, то сделанный ею набросок будет просто потрясающим. Жаль, у меня нет кнопки быстрой перемотки, на которую можно ткнуть, чтобы мигом добраться до секретов Роу. Из нее почти ничего не вытянешь. Мы словно играем в игру, где ее цель – отвести разговор подальше от себя.

Приносят наш заказ. Единственный раз, когда я хотел, чтобы повара не торопились, они, наоборот, оказались расторопны. Не повезло. Не теряя ни минуты, Роу обхватывает бургер пальцами и откусывает огромный кусок. В другое время мне бы понравилось, что она не ковыряется в еде, но не сейчас. С такой скоростью она прикончит бургер за пару минут и будет готова уйти.

– Видела галерею в конце кампуса, мимо которой мы проходили? – спрашиваю я.

Роу пожимает плечами и, жуя, прикрывает рот салфеткой – слишком большой кусок сделала.

– Да, – невнятно мычит она с набитым едой ртом.

Фантастическая девушка.

– Ясно, – смеюсь я и, глядя на нее с улыбкой, откусываю от бургера гигантский кусок, чтобы тоже говорить с набитым ртом. – У них фыстафка на фледущей неделе. Хошь пойти?

Роу перестает жевать, приподнимает плечи и устремляет на меня недоуменный взгляд.

– Чего?

Я прожевываю свой кусок и снова смеюсь. Поняв, что я дразню ее, она заливается румянцем. Таким пунцовым, что я начинаю жалеть о своей выходке. Но тут Роу удивляет меня: засовывает в рот горсть картошки фри, делает огромный глоток содовой и ест с открытым ртом, глядя мне прямо в глаза.

– А-а-а, фыстафка. Хочу-у-у.

На последнем слове она не выдерживает и заливается смехом, прикрывая рот салфеткой, чтобы из него не вывалилась еда. Но я услышал достаточно – то, что хотел. Она пойдет. А значит, я завладел ее вниманием, по крайней мере, на следующую неделю.

Я умудрилась поесть, ни разу не запаниковав. И на обратном пути чем больше мы общались, тем комфортнее я чувствовала себя в обществе Нейта. Он казался мне привычным и близким, будто мы с ним с детства знакомы и сейчас просто делимся новостями.

Может, именно поэтому я акцентировала все внимание на нем. Спросила о бейсболе и узнала, что Нейт начал заниматься им в детской секции, в три года. Его брат тоже раньше играл. В разговорах о бейсболе Нейт упомянул, что Тай бегал и играл вместе с ним. Должно быть, что-то случилось, раз теперь он в инвалидном кресле, но спрашивать об этом я постеснялась.

Нейт рассказал мне о своем родном доме и спросил меня о моем. Луизиана с Финиксом[9], похоже, мало чем отличаются, разве что влажностью. Я делилась историями из раннего детства. Рассказала о стыдобищной истерике, которую устроила в свое первое посещение детского сада, – я отказалась раскрашивать картинки, и воспитательница позвонила моему папе, чтобы он забрал меня домой; и о первом медленном танце с мальчиком, после которого впервые сделала короткую стрижку – мальчишка, танцуя, надул из жвачки пузырь, и тот прилип к моим волосам.

Нейт, казалось, запоминает все, что слышит обо мне. И мне хотелось продолжать говорить, рассказывать ему о себе еще и еще. На ум приходили истории, которыми я могла бы с ним поделиться. Но они все были о Бетси и Джоше. Нейту эти истории ни к чему, и я не готова их рассказать.

Его брат ждал нас у лифта, поэтому я поднялась наверх одна. Всего несколько секунд один на один со своими мыслями, и, переполненная сомнениями, я пообещала себе отдалиться от Нейта: пусть не питает ложных надежд и не думает, что я дам ему больше, чем могу. Нельзя забывать о том, что Нейт, как и Кэсс, – мой новообретенный друг. Какие бы чувства он у меня ни вызывал.

Следующие два часа, пока Пейдж собирается в ванной на вечеринку, мы с Кэсс обмениваемся музыкой. Сегодня вечеринка первокурсников, я видела, как начали готовиться к ней в спортивном центре перед нашим с Нейтом уходом. Кэсс убеждает меня пойти с ней, и, боюсь, в случае отказа она просто перебросит меня через плечо и понесет куда надо.

Мне она нравится. У нас много общего – во всяком случае, в том, что у меня осталось. Наши музыкальные предпочтения практически идентичны, и в этом году она собирается ехать в Остин на фестиваль «На юг к юго-западу». Я всегда хотела побывать на музыкальном фестивале, но теперь подобное не для меня. Последние сорок восемь часов я уговариваю себя не бросать университет. На дорожное приключение я соглашусь не раньше, чем осилю семестр или два.

– Как… поели? – спрашивает Кэсс, почему-то пальцами заключая слово «поели» в воздушные кавычки.

– Нормально. Он милый, – отвечаю я, замечая обращенное на нас внимание Пейдж.

– Ага. Ми-и-илый, – поддразнивает меня Кэсс.

Я качаю головой:

– Мы просто друзья.

– Ну-ну. Такие же друзья, как мы с Таем. Впрочем, нам это не помешало поцеловаться, – говорит она, поднявшись. В притворном шоке округляет глаза и ладонью прикрывает отпавшую челюсть.

– Шлюшка, – обзывает ее Пейдж. – Так и знала, что ты запала на него. Но он ведь в инвалидном кресле.

Кэсс пожимает плечами: «Ну и что?», – а мне хочется дать Пейдж пинка. Кажется, я никогда не свыкнусь с мыслью, что Пейдж и Кэсс – сестры.