Через некоторое время он обязательно убедит её в своей правоте. Заставит верить себе, крепко держа за руку и прижимаясь к груди. Она будет рядом с ним, и уйти он ей ни за что не позволит, даже если он что-то упустит, даже если она найдёт лазейку для побега, это ей не поможет. Если она сбежит, мир захлебнётся в крови чуточку раньше.
И возвращаясь, он проигнорирует вопросительные взгляды вестников. Проигнорирует любопытное урчание магов, что между собой переговариваются, разговаривают о ней, называя настоящей принцессой, тихо хихикают, говоря о её чарах, говорят, что он обязательно выберет её супругой, и кажется, он готов засмеяться, ведь…
Отчасти, они действительно правы.
***
Он проследит за магом, что обычно её навещает, цветы из волос чужих сплетая и тихо урчит. Это выглядит очаровательно, а потому, он отходит, решая немного повременить. Он отвлечётся на вестников, слыша разговоры о проникновении предателя.
Он вздрагивает, хитро прищуривая глаза. Дайнслейф не должен найти её здесь, только не сейчас, когда она колеблется, готовая сиюминутно поменять сторону. Не сейчас, когда это единственное недостающее звено, для того чтобы начать лить людскую ненавистную кровь.
Он сжимает рукоять меча, вставая напротив него. Медленно приближается, выставляя клинок вперёд, словно это так правильно, словно иначе и быть не может, словно дуэль решит все их проблемы. И прищурившись, он прошипит хранителю ветви:
— Я не позволю тебе прикоснуться к ней… — недобро шепчет он, прикасаясь концом лезвия к звезде на чужой груди. — Она останется с орденом, и я не думаю, что ты готов пролить кровь людей, такое количество, если она исчезнет…
На мгновение, сталь чужого клинка, что прикоснётся к коже на шее заставит испугаться. О, он прекрасно знает каков этот человек в бою, знает что его клинок разит без промаха, что без сожалений разрушит всё, что сейчас есть, и Итэр смотрит в горящие гневом глаза, слышит чужое шумное дыхание, словно он сам сомневается в том, должен ли делать это…
Дайнслейф, чёртовых пять сотен лет назад, поклялся защищать династию чёрного солнца, и если он здесь, значит цвет чужого глаза не результат удачной комбинации. Значит в его руках настоящее сокровище, которое хранитель ветви упустил, к которому более никогда не подступится.
— Где ты был, когда она была на волоске от собственной гибели? Где ты был, когда надменная богиня льда смеялась над нею, бросив насмешкой к ногам её свой глаз? Где ты был, когда она едва не сгорела заживо? — проводя лезвием по доспеху спросит он, слыша в ответ лишь оглушающую тишину.
Дайнслейф ничего ему не ответит, а потому он позволит себе отойти от него, делая два плавных шага в сторону. Чужой холодный взгляд ударит под дых, напоминая о том, что принцессу Каэнрии придётся отстоять у война, в чьей преданности он очень сомневается. Быть может… Он сам порою забывает о том, кому должен быть предан? Сам забывает о своих клятвах, которые беспощадно сжирают эрозия и время?
Они расходятся неожиданно мирно, заставляя его засомневаться в этом человеке ещё больше. Вздыхая, то велит им тщательнее следить за происходящим, особенно пока он будет держать её за руку, забирая целиком и полностью в свою власть. И ничего не останется, кроме того как спрятать.
***
Она оборачивается, едва он войдёт. Удивлённо раскроет глаза, замечая цветок в чужих руках, и он ласково улыбнётся ей, осторожно поставив растение на пол, мягко по лепесткам проводит, греет их, заставляя цветок раскрыться, для того, чтобы его можно было сорвать.
Кэйа молчаливо наблюдает за ним, заставляя того краем глаза взглянуть на диадему, что похоже магами была опущена на её голову, и видимо, велели ей те не снимать её до его прихода. И он, сорвав бутон, мягко огладив лепестки его взглядом, поднимется, чтобы погрузить тот в чужие волосы. Довольно заурчит, на уголке прикрытого глаза поцелуй оставляя. И чувствует, чувствует её дрожь, сомнениями, запрятанными слишком глубоко ото всех, и на мгновение искры страха проблёскивают в его глазах, ведь…
Если бы Дайнслейф мог пробраться сюда незамеченным, то едва ли он ушёл отсюда без неё… И хочется думать о том, что он не взболтнул лишнего, что не сказал в порыве гнева о чужом местоположении. И лишь встречаясь с непонимающим взглядом разноцветных глаз встретившись, успокоится.
— Ты так похожа на эти цветы… — тихо произнесёт он, целуя чужие щёки, проводит подушечками пальцев по каменным звёздочкам, столь схожих с теми, что искрятся в её глазах.
Диадема принцессы, которую орден не пожелал отдавать кому попало, покоится на сапфировой синеве, искрится в блеклом освещении, делая Альберих куда больше похожей на принцессу. Он уткнётся носом в чужое плечо, мягко опускаясь рядом.
Ему как-то рассказывали, что вручение диадемы — почти помолвка, обещание её руки тому, кто достоин стоять подле девушки. Правда в его случае, скорее одобрение её кандидатуры, ведь… Она совсем позабыла о том, что ей принадлежит трон, не знает и знать об этом не хочет, прижимая руки к груди, и в яркое пшеничное поле нос прячет, заставляя его улыбнуться шире.
Осквернил ли тебя мир под звёздами, Кэйа?
Итэр уверен, и здесь боги посмеялись над ними, оставив свой отпечаток везде, где только смогли. И на мгновение, пока руки не легли на талию, пока не сжали ту, до удивлённого вздоха, он шипит.
— Мир заплатит кровью за каждую нанесённую тебе рану…
И услышав тихое судорожное дыхание, подцепит зубами пуговицу на чужой рыцарской форме. Лицемерные рыцари, преклоняющиеся перед божеством ветра, чьего питомца они недавно сумели взять под контроль. И кажется, он невольно сжимает плащ, чёртова рыцарская форма, готовый его разорвать в мелкие клочья, лишь бы не видеть ничего от лживых божеств, лишь бы уберечь от них хоть что-то, от чужого сердца, ещё не полностью ими захваченное.
И на мгновения ему кажется, что не приди он за ней — опоздай, хоть на пару мгновений — она бы осталась верна ветру считая своё рождение величайшей ошибкой. Приняла бы вину за всё, что осталось в ней от пыли человеческой гордости. Недопустимое саморазрушение, от которого он её сумел сберечь. Итэр улыбается, касаясь кончиком носа чужой шеи, проводит по ней, крепко стискивая чужие бёдра. Она останется с ним, и в этом больше не стоит и сомневаться.
— Позволь мне… — тихо скажет он, распахивая чужие полы плаща, и протягивая руки к ремню. — Позволь мне доказать то, что ты не ошиблась со своим выбором…
И осторожно опустит её, прежде чем смуглые ладони лягут ему на грудь, упрутся, словно сомнения захлестнут её с головой ещё больше, но… Он засмеётся, опускаясь к чужому плечу, мазнёт языком по её губам, пробуя на вкус, и нахмурится, когда та приоткроет рот, словно приглашая вовнутрь, словно давая испробовать на вкус, ведь она это видит! Видит и чувствует чужое желание прикоснуться к себе, и кажется, он прикусывает щеку изнутри, злясь на селестию и весь мир под звёздами. Кто посмел рассказать ей об этом? Кто посмел касаться её, там, на земле. Неужто тот самый рыжеволосый юноша, что чуть не сжёг её заживо?
Он заставит их всех пожалеть. Пасть перед ним на колени, извиняясь за осквернение розы, за насмешки над павшей Каэнрией, за плевок в лицо ордену. Да, они в силах уничтожить это мир и без неё, однако… Это не значит что она им не нужна, что они стерпят иглы и ножи в чужой спине. Мир предал её, разрушив дом, предал, обманчиво мягко в свои объятия приняв, а после, едва она решится раскрыться, выбросив в свободное плаванье, толком не научив плавать.
От резкого наклона в её сторону, руки девушки спадут с его плеч. И губы чужие подцепят её, проводя по ним языком, слизывая чужое тепло, прежде чем кончиком языка провести по дёснам и проникнуть внутрь, осторожно проводя по нёбу. И он зажмурится, сплетая языки, вопьётся пальцами в ткань бёдер, медленно цепляя ремень. Вытаскивает тот, едва почувствует как она задёргается, кажется, задыхаясь.
И оторвавшись, Итэр отбросит чёртов ремень, оглядывая принцессу с головы до ног, увидит как прикроет та рот рукой, как распахнёт глаза, вглядываясь в него и отодвинется, вжимая голову в плече. Не расцветёт на её щеках румянца, а вот страх перед ним, слишком ярко блестит во взгляде Альберих. Усмехаясь, тот приблизится вновь, прислоняясь щекой к плечу.
