Она тяжело дышит, когда мальчишка голову девушки на плечо свое укладывает, и пинает стекляшку, прочь от неё. Лживые боги не заслуживаю ещё одного благословлённого в своих рядах. Он довольно улыбается, снова переводя взгляд на свою ношу. Тёмные венки ползут по веку и кожа вокруг глаза — глубокий синий, словно ночное небо. И многое проясняется. Ему не соврали, носители королевской крови действительно переносили проклятие проще, но… Разве возможно сохранить её в течении пяти веков? Быть может… Он обязательно расспросит их обо всём, прежде чем окончательно поймёт, кого именно держит в руках. Унесённого богами ребёнка или просто человека, что по какой-то случайности заимел себе самую малую часть той крови, что могла бы спасти их, что могла бы вернуть им облик и рассудок… Он прикусывает губу, спускаясь обратно в глубины, видит как дёргается вестник, бросая взгляд на копну синих волос, осторожно руки протягивает, чтобы девушку забрать, подзывая магов.
Итэр вскидывает брови, когда слышит чужой говор, просит их позаботится о ней, а после всё рассказать, ведь… Если они так отреагировали на её присутствие, наверняка не видя поражённого глаза, значит есть что-то менее очевидное, но связывающее её с этим местом куда прочнее, чем покажется на первый взгляд.
Итэр ждёт, не зная что ждать от них, проводит по линиям на стене, мягко обводя расплывчатый женский силуэт, и усмехается, замечая, потрёпанный временем, синий на голове. Быть может… Ему действительно попалось то самое недостающее звено, необходимое для свержения неба?
***
Как только она появилась здесь, всё вокруг зашипело о том, что ему необходим друг и компаньон, о том, что ему не стоит гнать её прочь, обратно под звёзды, шепчет о том, что она нужна здесь, что она… Дома…
Итэр хитро щурится, слыша едва понимаемый трёп магов, слышит что те бормочут о чужом глазу, переливающимся чёрным и золотом, а потом глубоко вдыхает, всё-таки решаясь заглянуть в чужую комнату. Сам он пока не нашёл времени и сил для того чтобы заглянуть к ней. То ли что-то внутри оттягивает момент разговора, то ли что-то иное, отдающее страхом, неуверенностью в том что ему вообще стоит это делать.
Он видит сидящего подле неё мага, довольно улыбается, замечая как чужие прокаженные пальцы в волосах чужих исчезают, пряди сапфировые в чудное сплетение бесконечных узоров. Она тихо смеётся, кажется, понимая что ей говорят. Мягко улыбается, делая шаг в комнату, заставляя их вздрогнуть. Итэр кивает магу, прося оставить его наедине с гостьей, и едва белая шёрстка скроется за дверью, он присядет на место мага, едва та развернётся к нему лицом. Бросит короткий взгляд на перевязанные руки, решая пока не спрашивать о чужом самочувствии, а почувствовав её изучающий взгляд, поднимет глаза, мягко проводя по чужому плечу. Она молчит, вышвыривая каждую мысль из его головы. Итэр сглатывает, позволяя себе провести по нему, и завидев вопрос в чужом взгляде, уберёт руки. Осторожно улыбнётся, вставая на ноги и спокойно осмотрит её. Синие венки ползут яркой сетью под глазом, столь похожие на те, что цветут на руке у отступника, провозгласившего себя пророком. Он прикроет глаза, вслушиваясь в чужое фырканье. А потом тишина прервётся негромким вопросом:
— Долго будешь разглядывать? — он вздрогнет, замечая во взгляде чужом пустоту, она ждёт, скрестив руки на груди, словно защищается, ожидая подлости.
— Так просто… Рад что нашёл тебя раньше, чем он… — спокойно ответит он, резко делая шаг вперёд, а потом хватает девушку за подбородок, задирая ту вверх, облизывает губы, сжимая пальцы на челюстях, склонит голову набок. — Ты можешь стать моим самым преданным и острым клинком, среди тех, что у меня есть. Но можешь вернуться обратно под солнце и трусливо скрывать своё прекрасное естество, Кэйа, с замиранием сердца ожидая часа, когда за тобой придут. И тогда…
И осекается, расплываясь в довольной улыбке. Кэйа зажмуривается и падает в постель, когда тот отпускает её, несильно от себя отталкивая. А потом усмехнётся, хватая чужую лодыжку. Сожмёт, замечая проблески страха, а потом отпустит, покидая комнату.
Готов ли он дать ей выбор? Нужна ли она бездне прямо сейчас, готов ли он вести их прямо сейчас? Нет. Однако… Если что-то очень долго внушать, люди обычно начинают верить. Самое время убедиться в этом ещё раз. Не то чтобы ему нужен ещё один боец, просто… Она… Она такая прекрасная, хочется оставить её цветком, не превращая в смертоносное лезвие, что будет бить без промаха.
Он опустит руку на живот той, наклоняясь к чужому лицу. Красивая, и правда сияет, словно принцесса, что должна затмить своим светом всех богов проклятой Селестии. Он довольно улыбается, ведя вверх, к чужому лицу, осторожно проводит подушечками пальцев по щеке, останавливается у линии прокаженного глаза, зажмуренного ею от страха, разведёт их пальцами, всмотрится в проклятый глаз, и осторожно коснётся кончиком языка уголка, переведёт с лодыжки руку на запястье, не позволяя той оттолкнуть себя.
— И тогда ты станешь самым первым трофеем, что захватит бездна, едва выбравшись на поверхность… От твоего выбора сейчас ничего не зависит. Ты всё равно останешься здесь… Но и ещё… Вместо того чтобы стать моим верным мечом, ты станешь любимой игрушкой, принцесса… — проурчит он, проводя пальцами по чужом лицу, резко отстранится от неё, с удовольствием заглядывая на неё. — Если вы захотите уйти сейчас, то большей участи вам не получить…
И не дожидаясь ответа, уйдёт прочь, велев им запереть комнату гостьи и не оставлять дверь открытой, если она остаётся в одиночестве.
Девушка недовольно шипит, спустя пару мгновений поднимаясь на ноги и коршуном к двери бросается. Бьёт ладонями по крепкому дереву, и тут же скатывается на пол, понимая что потревожила ожоги. В глазах скапливаются слёзы, заставляя ту сжаться, прижимаясь спиной к стенке, что не поддастся её усилиям. Она глубоко вдохнёт, спрятав лицо в коленях.
Интересно, там, на поверхности, кто-нибудь ищет её? Или с ненавистью сводного брата, пришла и ненависть всего мира, мягкими лучами солнца обласканного? Сцепив зубы, она поборет в себе желание заскулить, ведь…
Ей говорили, что ордену не нужна принцесса падшего королевства, говорили что они отрубят ей голову и сбросят её останки в самую глубокую яму, посмеявшись напоследок. Но в итоге…
Мало того, что они сохраняют ей жизнь, они надеются на её разумность, давая иллюзию выбора, обличая это издёвкой, подачкой, за которую они потом потребуют слишком многого. Например, унизительной покорности, ведь…
Никому не выстоять против ордена, если тот решится поступательно стирать всё на своём пути. Никакой архонт не сумеет впитать всю скверну, чтобы защитить свои земли от этой заразы, а тронов всего семь, всего семь могущественных созданий, и те… Будут в силах лишь приостановить их, использовать все свои силы на то, чтобы… Запустить свою смерть, запустить заразу поглубже и едва та доберётся до сердца, пасть преданной забвению пылью или на колени пред ним, человеком, что её только что, так спокойно и тихо описал всё её будущее в мрачных тонах.
Ни то, ни другое, ей абсолютно не нравится. Ей не хочется добровольно преклонять перед ним колени, но и оказываться запертой из-за своего упрямства — так себе вариант. Опускаясь на колено, можно думать всё что угодно, одними уголками губ, когда голова опущена, можно стискивая клинок, говорить о ненависти.
Это гораздо проще, чем думать и шептать о таком когда над тобой нависают, шепча о том, что это единственно правильный вариант, когда прикасаются заставляя думать лишь о том что ей сейчас безумно хорошо, хоть где-то в голове будет скверно царапаться мысли о том, насколько всё происходящее отвратительно. Она сглотнёт, понимая, что всё отвратительно.
И останется лишь снова встать на ноги, да в комнате осмотреться, чтобы найти хоть что-нибудь, что поможет ей выбраться, если это возможно, ведь… Они всё ещё орден, что желает уничтожить всё живое, превратить яркие краски в грязно-чёрное месиво, в котором ничего не останется, кроме бесконечной печали.
