И он улыбается, не ожидая того, что всё будет так безумно просто. Он не ожидал того, что принцесса выберет жизнь, не знал что она бесстрашно искупает руки в проклятой крови и улыбнётся, ласковым зверёнышем прильнув к его рукам.

— Я помню, ты любишь лилии… — тихо говорит он, поглаживая принцессу по голове. — Венок из них станет твоей короной.

Она соглашается, прикрывая глаза. Так странно себя чувствуя, словно оказавшись в чём-то безумно родном и тёплом. И правда, руки хранителя кажутся такими надёжными и сильными, что противостоять желанию оказаться в них кажется чем-то глупым и ненормальным.

Рыцарь вздыхает. Завтра они положат конец любым конвульсиям бездны. Слишком долго она смела творить свои бесчинства. А пока стоит поддерживать огонь до утра, чтобы ему не пришлось вытаскивать Альберих из объятий холода. Как только они покинут это место, здесь навсегда погаснут звёзды, что горели даже во время божьего гнева.

Глаз цепляется за голубую стекляшку на поясе принцессы. Он всё ещё не осмелился признаться в том, что это пустышка, которую он подбросил во время её ссоры с названным братом, что лёд — часть её естества, а не дар лживой богини. Он обязательно во всём ей признается, и даже в том, что убил случайного обладателя морозного глаза, случайно отломил от него зубчики и совсем не задумывался об этом. Просто знал, что однажды сила потребует выхода и старался держать в поле зрения принцессу, чтобы не пропустить нужный момент.

Но сейчас это кажется чем-то совершенно неважным. Сейчас у него в руках то, ради чего он терпел второго близнеца рядом, молчал, когда бездна смеялась, шепча о том, что и принцессу он не спасёт. Дайнслейф поднимает девушку на руки, опускает в постель, укрывает пледом и кладёт голову на матрас, смотря на горящее пламя. Они похоронят этого место, не оставят и шанса, ни бездне, ни снежной богине, что тянет свои длиннющие руки в тьму, что её раз и навсегда ослепит и лишит разума. Нет, Царица не прикоснётся к силе, хранящейся здесь, никто не коснётся, пока время не разрушит печати и камни, которыми они закроют печати от лишних глаз. Они справятся, лёд принцессы на драконьем хребте никогда не растает, никогда не привлечёт лишнего внимания. Остальные входы сюда давно запечатаны его силами.

— Спокойной ночи, моя принцесса… — шепчет он, отстраняясь от постели. — Спасибо, что выбрали жизнь, вечную жизнь рядом со мной…

И сядет на край, прислоняясь лбом к коленям Альберих. Прекрасная, вечная, почти что его. Он усмехается своим мыслям, проезжает щекой по бедру и ложится рядом, сжимая её руки в своих. Невольно вспыхивают звёзды перед глазами, он целует смуглые пальцы и прислоняется к ним лбом. Впервые сон становится таким приятным и странным, впервые он не заканчивается кровавыми реками, ему так спокойно…

Просыпаться от тихо голоса, от осторожного шевеления около него. Глаза распахиваются, заставляя его подняться на локти, тут же прийти в себя и выдохнуть, слыша тихое приветствие. Пора уходить. Тёплая ото сна рука оказывается в его ладони, девушка возвращает ему плащ и встаёт на ноги. Пора предать это место заслуженному забвению.

***

На хребте всегда было холодно. Лёд из рук Кэйи разрастается, вокруг печати, закрывая её от лишних глаз. А потом тихо смеётся, бросая в снег пустышку. Она смеётся, подходя к Дайнслейфу, касается его руки и прижимает её в своей груди, смотря безумно ласково и так же предано.

— Вряд ли Мондштадт будет скорбеть обо мне… Но я очень хочу, чтобы они нашли его… — она прижимается к его груди, не боясь замёрзнуть. — Например малышка Кли, о, тогда они точно поверят в то что я в самых тёмных глубинах бездны, что искать меня бессмысленно… Мне так жаль…

И Рыцарь кивнёт, сходя с протоптанного пути. Слышатся мелкие шажки, невинный смех и вздрогнув, и Дайнслейф прижимает её к скале, скрывая от чужих глаз. И её руки плавно ложатся на его плечи, она улыбается, шепча ему на ухо: «Смотри».

И он смотрит, смотрит как алхимик идёт вслед за маленькой девочкой, что смотрит на неё с удивлением и берёт в свои руки находку. Хмурится, по сторонам оглядываясь, а потом вздрагивает, когда подходит светловолосая девушка, забирающая на руки малышку. Они всё слышат…

— Всё-таки, бездна забрала её? — обеспокоенно спросит магистр, поглаживая по голове девочку, что тихо расплакалась.

— Я не знаю… — выдыхает он, проводя по стекляшке. — Я не знаю, магистр Джинн…

Чужие пальцы проводят по голубому стеклу и алхимик оглядывается по сторонам, осознавая что это пустышка. От глаза искорки, магистра и его можно было почувствовать приятное покалывание на кончиках пальцев даже сквозь толстую ткань перчаток, а здесь… Ничего… Даже следа от элемента нет. Быть может…

Плач девочки прерывает его мысли, заставляя забрать её с рук магистра. На периферии он замечает силуэт хранителя и капитана, что идёт подле него. Они оставили это здесь намеренно… Чтобы экспедиции, ищущие леди Альберих не вскрыли ещё что-нибудь от проклятого королевства. На мгновение кажется, что Кэйа смеётся, оставляя их позади.

***

— Что мы будем делать дальше? Едва ли кто-то узнает что это твоими силами бездна раз и навсегда упокоилась под землёй… — тихо спросит она, как только под ногами перестанет хрустеть снег.

Рыцарь улыбается, окидывая взглядом принцессу. Это всё кажется безумным и нереальным. Дайнслейф с трудом верит в то, что всё наконец-то закончилось, что больше не нужно бояться о том, что контролировать почти невозможно…

Кэйа смотрит на него спокойно, касаясь руин логова. Мягко улыбается, когда рука ложится между лопаток и плавно ведёт её к скоплению монстров, отчаянно жаждущих момента, когда венец опустится на волосы Альберих, когда слова, что слетят с её уст разрушат цепи проклятия, предадут забвению память о проклятой пустоши…

И она останавливается, присаживается на корточки, издали наблюдая за ними. Они ждали её, ждали и верили… Рыцарь садится рядом, срывая лилию. Он совсем забыл о венке, а потому осторожно срывает цветы, надеясь на то, что они не завянут, пока его руки будут переплетать их стебли.

Её тихий смех привлекает несчастных существ, она закрывает глаза и глубоко вздыхает, слыша шуршание полов плаща, слыша тихую речь, удар тяжёлого посоха о землю, что упал, тихое бормотание на почти забытом ею языке. И распахивает глаза, когда цветы опускаются на её голову, ликуют, как только она поднимется на ноги и развернётся. Секунда оглушительного шума и от толпы остаётся лишь светлая пыль, оседающая на землю.

— Ты знал, что так и будет? — спросит она, немного поёжившись, но без капли сомнения и страха.

— Знал, с тех пор, как разрушил венец, защищая его от рук Люмин… — ему нет смысла врать ей сейчас, особенно когда всё завершилось. — И глаза бога у тебя никогда не было… украл его у одного человека и по неосторожности отломал зубья… Боялся, что они догадаются и лишат тебя жизни…

— Наконец-то ты обращаешься ко мне на ты… — скажет Альберих, стиснув руку Дайнслейфа, посмотрев так спокойно, словно она только что ничего не видела.

Он выдохнет, крепко обняв её. Зажмурится, отбрасывая все мысли прочь, уткнётся носом в макушку, жадно вдыхая аромат лилии. Она снова улыбнётся, положит руку ему на щеку и ласково проведёт по ней, возвращая его в реальность. Она не торопит его, понимает что он был куда сильнее привязан к этим несчастным, прокаженным бездной, понимает что ему было очень тяжело на это решиться на это, всё прекрасно понимает… А потому лишь молча гладит чужие плечи, ожидая пока её спутник отомрёт.

— Обещай мне, что никогда не исчезнешь… — скажет он, подняв голову и строго заглянет в глаза принцессы, снова встречаясь с неизменной решимостью. — Обещай что никогда не пожалеешь о своём выборе…

— Я не посмею… — уверит его Альберих, и прикроет глаза, когда к её губам прикоснутся.

Крепко обнимет его, когда тяжёлое дыхание обожжёт лицо, когда юркий язык проведёт по губе, когда он прикоснётся к ним, чтобы почти мгновенно отстраниться, едва распробовав их вкус.