И оставит её наедине, недобро щурясь на парочку, в компании которых она творит не самые хорошие вещи. В голове проступает лишь одно решение. Он вытащит её из их общества. Во-первых, от сильной любви, во-вторых, из чистого беспокойства и простого понимания, во что это может выйти.
Спокойный вздох, короткое прощание с Розалиной, оборот головы для верности, чтобы заметить как она снова улыбается Альбедо и мило улыбается Сахарозе. Бедная, не знает кого полюбить довелось… Он облизывает губы и уходит, думая над тем, как сделать это лучше.
Вот только, кажется, время совсем ему не помощник. Тарталья прикусывает губы, когда Дайнслейф удостаивается мягкого взгляда со стороны девушки. Рычит, когда она называет его котёнком и ласково-ласково гладит того по светлым волосам. Сжимает руки в кулаки, когда его целуют в лоб и ещё раз назвав тем прозвищем, позволяют мягко обнять за талию, и приложиться щекой к груди. Она ласково улыбается, пока к ним не подходит его сестра. Она заставляет стоящих рядом мило смутиться, а Альберих почти пошло пошутить, вгоняя мальчишек в ещё более густую краску. И он отвернётся, скрестив руки на груди. Ему это не нравится, не нравится что к объекту его симпатии смеют прикасаться другие, она улыбается не ему, касается не его, открывает свои объятия не ему. Прикусывает губу, зажмуривая глаза.
Он уберёт всех и каждого, кто посмеет встать у него на пути. Заставит девушку смотреть лишь на него, касаться и думать только о нём… Жаль случайных зевак, что это увидят, но они сами виноваты в том, что посмотрели в её сторону.
На губах расцветает довольная улыбка. О, она обязательно окажется рядом, в его осторожных объятиях. Он никогда не отпустит её, никогда не позволит посмотреть на кого-либо, не позволит думать о ком-то помимо его.
Но ради неё он готов на различную грязь. Ради неё он станет безумцем, но в конечном итоге всё равно окольцевать чужую талию, уткнуться носом в плечо и забыть обо всём…
Обо всём, что не имеет значения, обо всём, что не связано с ней.
И он зажмуривается, медленно проводя рукой по стене. Он хочет чтобы его любили. И его будут любить! Ей ничего не останется кроме того как выбрать его. Никто не заберёт у него его судьбу, потому что иначе быть просто не может, ведь…
Он устранит любые проблемы на своём пути. Переубедит всех, кто усомнится в этом… Не позволит кому-либо протянуть к ней свои руки…
А потом, подобно дракону, окольцует своё сокровище, никому не позволит смотреть на неё. Потому что хочется, хочется уткнуться носом куда-то в плечо, так же мягко притянуть к себе и довольным котом заурчать, наконец-то дорвавшись до желанного. Прикроет глаза, мягко склоняя голову в бок.
Дайнслейфу она позволяет слишком многое. Позволяет называть себя звёздочкой, позволяет класть руки на плечи, мягко уводя за собой в неизменно деланно невинное свободное время. Их отношения на братские похожи куда больше, чем с Рагнвиндром. То ли дело в Джинн, укравшей всё время и внимание сводного брата, то ли чужое уважение к чужим границам, хоть то и совсем не свойственно той. Он прикроет глаза, мягко улыбаясь. В светловолосом видеть противника слишком тяжело. Несмотря на все нежности, на все колкости и прочее, что якобы могло бы кричать о том, что они пара. Всё вдребезги разбивалось отсутствием чего-либо помимо этого.
Аякс осторожно подкрадывается к ней, плавно проводя подушечками пальцев по плечу. Заставляет ту мягко улыбнуться, отвлекая от привычного круга общения.
Дайнслейф усмехается, уводя Альбедо куда-то в сторону. Он слышит негромкое: «Ты проиграл». И сам невольно усмехается с абсурдности, пару мгновений не замечая вопросительного взгляда и непонимания того, почему те отошли, пообещав закончить немногим позднее.
Её пальцы окажутся сжатыми в чужой ладони, голубые глаза уставятся в идентичные. Он определённо идиот, раз растерял весь свой пыл, едва наткнувшись на интерес в чужих глазах. Глубоко вздыхает, позволяя себе прикрыть глаза на одно-единственное мгновение, а после осторожно касается губами чужой щеки.
Он уже говорил ей о том, что она безумно нравится ему, скажет это снова и снова, пока не окажется ещё ближе, до возможности укладывать голову на плечо или на колени, пока ему не позволят заключить её в самые крепкие объятия, пока не впустят куда-то под кожу, позволяя прощупать всё, до чего только дотянутся руки… Пока нестабильное, хрупкое нравится, не станет приемлемым люблю. Он выдыхает, замечая краем глаза её собеседников. Замечает как отличник пониже тихо смеётся, а потом всё же следует за Дайном, явно не желая этого делать. Он больше не позволит ей проводить так много времени в их компании, он намерен вытащить для себя как можно больше времени, если вообще не всё, что она проводит вне сна и школы.
— Аякс? — тихо спросит она, прикасаясь пальцами к месту поцелуя, прикроет глаза, не замечая приподнятых уголков губ. — Зачем ты так внезапно?
Хочется рассмеяться, но он сдерживается, протягивая ей руку. Пару раз ему удавалось проводить её до дома, сейчас же он намерен получить самую малость побольше. Просто потому что он и так слишком сильно бьётся о стены, существование которых наверняка — загадка даже для самой Кэйи.
Она примет её, смотря уже спокойнее. Сама внезапность, а к спонтанным приливам ласки никак не привыкнет, мило смущаясь и стыдливо взгляд отводя. Совсем не та, которую видят эти двое. Хотя… Это снисходительное подмигивание со стороны её друзей, не давали и ему покоя. Они наверняка знают об этом. Слишком много она общается с ними и эта троица наверняка знает друг про друга всё, ну или почти всё, имеющие право называться всем без пресловутого почти.
Он осторожно тянет её на себя, встречаясь с недоумением в чужом взгляде. Но шаг навстречу ему всё равно делают, поднимая уголки губ, в желании сказать какую-то колкость. Не выходит, мальчишка прижимается к её лбу своим, отпускает руки, мягко положив те на её щёки. Мысленно считает до трёх и отпускает, довольно прищурившись.
— Пойдём, я хочу поговорить с глазу на глаз, если ты не будешь против… — он сдаётся, понимая, что они должны объясниться, что должны всё чётко и ясно расставить по своим местам и разобраться с тем, что они должны делать дальше.
— Я скажу брату… — кивает она, заставляя мальчишку просиять, от осознания того, что она тоже думала над его словами, сказанными почти необдуманно и спонтанно, так похожими на его приливы нежности, которые он совершенно не умеет выражать, которые мог подсмотреть где угодно, он видел их в разнообразных формах, но исполнение партнёра Розалины ему всё равно понравилось более остальных.
Оно кажется таким нежным и чистым, как настоящая влюблённость, не осквернённая физиологическими желаниями, то и дело возникающих у него. Особенно когда она настолько близко, особенно когда нужно лишь закрыться, притянув ту поближе и покрепче обняв, чтобы не исчезла в процессе воздвижения стен.
— Я уже сказал ему… — довольно улыбается он, отходя на шаг, но всё-таки смотрит за тем как она отправляет тому сообщение, почти мгновенно перестроив его из просьбы в вопрос. — Он ужасно влюблён в Джинн, удивительно, как у него вообще остаётся внимание на что-то ещё.
— Ты прав… — усмехнётся, она, пробежавшись взглядом по ответу и убирая мобильник в сумку, подойдёт, позволяя тому себя увести.
Свои чувства Тарталье понятны. Свои чувства он осознал, обговорил, обсудил с близкими, страшась их в зародышевом состоянии, выспрашивал, искренне не понимая почему матушка так счастливо смеётся в телефонную трубку. А потом успокоился, смотря на объект своей любви проще. Правда за счастливым смехом последовала лекция о контрацепции, последствиях, наказаниях со стороны закона… Но ведь он… К чёрту оправдания! Этого ему тоже безумно хочется! Тоже хочется прикоснуться кожа к коже, прижаться к чужой спине…
Прочувствовать чужое нутро, распробовать губы, сорвать шумный вздох, заглушив тот своими… Хочется, а оттого он руку чужую стискивает, вновь и вновь напоминая себе о том, что ему стоит подождать ещё немного. Подобраться немного поближе, чтобы солнечная улыбка на чужом лице не померкла, не сала механической и лживой…
