Он знает, смерть капитана кавалерии подорвёт их моральный настрой, знает что кроме Дилюка Рангвиндра, никто не окажет им достойного сопротивления. А потому усмехается, без сожалений путь к Гунхильдр вновь расчищая. Он даст им день на раздумья перед капитуляцией, а потом… Войдёт в город, что бы они ни предприняли. Даже бездне не остановить их.

И Тарталья отзывает войска, давая рыцарям времени ровно до следующего восхода. С деланным сочувствием смотрит виноделу в глаза и уходит, позволяя своим людям забрать тела соратников.

Альберих оказывается на его руках лишь после того как за воротами города исчезают все, кто смел бы засомневаться в её гибели. Она дышит, белый мех превратился в грязно красный, пропитался кровью. Он улыбается, в шатре своём ту располагая. Велит сделать всё, чтобы подлатать её, обосновывает это допросом и велит держать язык за зубами.

Он оставит её клинок там. Многим известна его симпатия к ней и тяга Снежной до всего, что от мёртвых цивилизаций остаётся. И если хоть кто-то знает кто она, ни за что не позволит себе сомневаться в необходимости всего происходящего.

***

Нет ничего удивительного в том, что магистр решила сдаться. Правда перед этим они взорвали весь свой алхимический корпус. А алхимиков спрятали настолько тайными ходами, что никто их не видел ни около города, ни на границе Ли Юэ, ни в прочих окрестностях. Если им действительно было что прятать, то это что-то они едва ли достанут. Кто знает, ради чего они всё это устроили. Если они разрушили алхимический комплекс до основания, значит на то были очень весомые причины.

В любом случае, Леди Гунхильдр и капитан Лоуренс подлежат аресту, едва документ о капитуляции будет подписан. Он усмехнётся, когда те окажутся за решёткой и пойдёт прочь, назначая ответственных за дела в городе. Едва ли он вернётся сюда вновь, но и предположить подобное вполне можно. Он прикроет глаза. Надо заверить одного человека в её гибели, очень настойчивого человека, что наверняка заподозрит в этом всём жестокую и бессмысленную фикцию.

У лилий, что здесь растут, очень специфический запах. Он хмурится, не понимая, за что она так любит эти цветы. Но… Всё равно срывает их, собираясь положить перед одним человеком, способным противостоять им. Лишь заглядывает в шатёр, радуясь тому, что она очнулась. Тихо усмехается, смотря за тем, как она принимает из чужих рук комплект формы, почему-то с подозрением на них поглядывая.

И он уйдёт, повелев тем собираться, скажет поторопиться и скроется в воротах, с цветами следуя на шум. Лишь усмехается в лицо бармена, да к стойке подходит, хитро в алые глаза заглядывая и на стойку лилии осторожно кладёт, голову на бок склонив. На него смотрят с вопросом, то и дело взгляд на цветы переводя. Аякс отстраняется, чтобы не признавать ощущения растекающейся вокруг горячей лавы, лишь глаза прикрывает, и выдыхает тяжело.

— Мне очень жаль… Не могу заставить себя говорить о ней в прошедшем времени, — выронит он, приоткрыв глаза и взгляд от Рагнвиндра отстранив, не желая смотреть тому в лицо, не желая чтобы его ложь была тут же раскрыта, замирает. — Она безумно любила их.

Дилюк знает. А потому лишь щурится, злобно посмотрев на предвестника. Он сам убил её, что-то шептал той перед смертью, прежде чем пуститься в бой вновь. Но он заберёт цветы, лишь потому что ему действительно жаль. Без неё, кажется, что краски города выцвели, и несмотря на весь этот шум, стало непривычно тихо. С его губ ничего не слетает, хотя очень хочется, но…

Аякс уходит, замечая грусть в чужих глазах. Кажется, он звучал достаточно убедительно. Или тот ещё не свыкся с мыслью о её смерти. Думал, что его изворотливая сестра выберется… Не выбралась, точнее для жителей этого города не выбралась.

А снега хребта замораживают каждого, кто в горы решится ступить, отнимают жизни фатуи, превращая их в такие же сугробы, как и снежных кабанов. Вьюга рвёт и мечет, словно с фальшивой смертью принцессы не желает мириться, словно зовёт ту до безобразия отчаянно и громко, а потом… Становится злее, когда та не приходит, дует, дует, не выходя за пределы гор, а его люди, глупцы, бегут туда, словно считают себя лучше других…

Вопреки отсутствию приказаний, Тарталья отзывает всех исследователей , отправляя их на родину прежде чем военный лагерь будет собран, прежде чем чёрный капюшон обезличит леди Альберих, которую он усадит в седло вместе с собой. Да, они пригнали лошадей, на случай если остальные подразделения окажутся побеждены.

Кэйа для этих людей — прихоть предвестника, своеобразный трофей, сути которого они не могут понять. Для него — она причина всего кровопролития. Принцесса, чей уход заставит лютовать морозы на хребте, чей уход обозлит горожан, но всё-таки… Он выполнил задание царицы, приведёт её в свою страну. А потом заберёт домой, на весь свой отпуск, что она ему после миссии даст.

Леди Альберих затеряется в тихом месте, где расположен его дом. Он позаботится о том, чтобы она никогда не попалась на глаза её величеству вновь, или кому-то из предвестников. Слишком сильно он жаждет сохранить эту тайну. Ну и что что она принцесса давно падшей цивилизации? Он не позволит им сделать из неё лабораторную крысу. А потому лишь усмехается, замечая косые взгляды в свою сторону. Кэйа прижата спиной к его груди, держит поводья. И хоть она намеревается выпрямить спину, поднять голову, ударяя его макушкой по подбородку. Тарталья лишь усмехается, перехватывая те покрепче. Да, он помнит, она бывший, но всё-таки капитан кавалерии. И если пожелает, если найдёт нужный момент, заставит его пожалеть о том, что он решил не использовать карету. Он прикусит губу, и осторожно проводит пальцами по её руке, напоминая о том, что её не стоит и пытаться. Благо вокруг не безлюдные пустоши и в случае побега, её найдут стремительно быстро. Кэйа шумно выдыхает, отпуская те, и всё-таки… Позволяет себе тень улыбки от глупости всего, что с ней произошло. Её считают мёртвой в том месте, что считает своим домом, а возвращаться в бездну она тоже безумно не хочет. Не хочет давать им надежды, не хочет чтобы этот мир горел… Но и в плену у фатуи она не собирается задерживаться, хотя, ей кажется что так просто ей оттуда не выйти.

***

Когда они прибывают на место, Тарталья тут же уводит её в отведённый ему кабинет, на ходу прося кого-то предупредить Её Величество о его прибытии вместе с трофеем, о котором Царица его просила. Хватка на запястье ослабнет лишь с приходом в тёмную комнатушку и первым делом девушка сбросит с головы капюшон, чтобы по сторонам оглядеться. Это всё так похоже на её комнату в Ордо Фавониус, что она невольно усмехается, а потом принимает из чужих рук другой свёрток, вопросительно смотря на Тарталью. Да, она знает, что всего этого не должно происходить, знает что должна сопротивляться и бежать, но не может. Не сейчас, когда вокруг происходящее ни черта не понятно. Она ещё раз посмотрит на него, тихо скажет что-то едкое, а потом развернётся к нему спиной, слушая что-то о том, что хоть она и военнопленная, ни в одном документе это не указано, а потому ни в чьих руках кроме его, она не окажется. Говорит о том что она не должна говорить о своей фамилии, о том, что каэнрийцы тут тоже живут и находятся под покровительством первого предвестника, что её имя тут не покажется странным, а потом, едва белое одеяние окажется надетым на неё окончательно, развернёт лицом к себе, в синеву глаза заглядывая.

— А потом мы поедем домой… Ты ведь сожалела о том, что мы не сможем быть вместе… — шепчет он, проводя руками по её спине, короткий поцелуй с губ утаскивая и уводя прочь из своего кабинета. — Постарайся не ссориться с моими родственниками, всё-таки то место — твой новый дом. Но ты не волнуйся, они хорошие, ты им определённо понравишься…

Кэйа желает возразить, но в итоге, едва поспевает за тем, изредка косые взгляды на свои рукава бросая. Это больше похоже на какую-то несмешную шутку.

— Чего от меня ждут за теми дверьми? — спросит девушка, цепляясь глазами за снежинки на тяжёлых дверях, вздрагивает, когда её рука оказывается накрыта чужой, поднимает взгляд, видя лёгкую улыбку.