— Кэйа… — мягко позовут её, заставив девушку вздрогнуть и оживиться. — Тебе набрали ванную…
И она кивнёт, отойдя от окна. Горячая ванная, благосклонность брата, последний день сопровождения предвестника… Неужели сегодня произошло нечто особенное? Она вздрогнет, слыша шаги за собой и тихую просьбу позаботиться о ней. И кто она такая, чтобы отказываться, тем более если ей именно этой заботы и хотелось?
Раздеваться в его присутствии оказалось неожиданно стыдно, как и показывать его взору отметины на своих плечах, груди, бёдрах… Ей так хочется извиниться за то, что он это увидел, но Дилюк лишь кивает, прося ту забраться в воду.
Касания мочалки кажутся такими осторожными, и в то же время резкими, словно он действительно желает стереть следы чужих зубов с кожи сестры, словно это возможно и необходимо. Она улыбнётся и расслабится, полностью вверяя себя рукам брата. С ним так спокойно. И безумно хочется, чтобы так было всегда. Или хотя бы чуть-чуть почаще. Голос брата успокаивает и она опускает голову, подставляясь под тёплые струи и руки, что мылят ей волосы. Да, это не купание у утёса или в озере, где не замёрзнуть проблема даже с её глазом бога.
Когда это закончится, волосы будут высушены, а она одета в спальную одежду, будет уже темно. Кэйа зевнёт и сядет на край кровати, с вопросом посмотрев на брата. Неужели она выглядит настолько плохо, что необходимость в подобной заботе почти налицо? Видимо, да… Ничего, потом будет легче…
— Ложись спать… — мягко скажет он, забираясь в постель и поднимая одеяло, посмотрит ласково-ласково, так, что у неё исчезнет всякое желание задавать уточняющие вопросы.
— Спокойной ночи, Люк… — тихо скажет она, устраиваясь у него под боком и осторожно касаясь ладонями чужой груди, прикроет глаза, и тихо заскулит, и провалится в спокойный сон, прижимаясь к нему.
Рагнвиндр посмотрит на неё ласково, погладит по голове, осознавая что это последняя ночь, когда она засыпает его сестрой. Его милая сестра и будущая супруга, мирно спит у него на груди и Дилюк не сдерживает улыбки, мягко целуя её в макушку, покрепче прижимает к себе и укрывает ту одеялом. Всё будет хорошо, всё будет так, как должно быть. И он закроет глаза, медленно поглаживая по спине Альберих. Больше он её никогда не отпустит.
***
Утро встречает капитана тихим сопением над ухом и тёплыми руками на спине. Так хорошо… Она выдохнет и оставит осторожный поцелуй на щеке. И алые глаза раскроются, заставив её улыбнуться и спрятать лицо в чужом плече. С ним так хорошо… Даже подниматься не хочется.
Сегодня у них важный день, хоть он ничего ей и не сказал. Улыбается, поглаживая по щекам сестру и отстранится. Надо бы вставать… Барбара не будет в восторге от их опоздания. И всё-таки… Он так счастлив, на кончиках пальцев чувствуется приятное тепло, а где-то внутри возникает ощущение ожидания. Она здесь, она не уйдёт…
— Знаешь, почему у тебя сегодня выходной? — хитро спросит он, отойдя к шкафу напротив кровати. — Нет, не по случаю твоего избавления от предвестника…
— Расскажешь? — спросит она, замечая свою выстиранную и высушенную одежду.
— Ты не догадываешься? — спросит он, доставая фату из шкафа, а потом обернётся, замечая удивление в чужих глазах, она такая замечательная, он определённо сделал правильный выбор. — Собирайся, пастор ждёт нас…
И она вздрогнет, склонит голову на бок, на колени поднимаясь. Так просто? Неужели так действительно бывает? Она тихо засмеётся и поднимется на ноги, зевнёт, стаскивая с себя ночную рубашку, почувствует на себе изучающий взгляд брата и начнёт быстро одеваться, чтобы её брат не сгорел от смущения. Если он не шутит, то после церкви, у него будет возможность разглядеть её во всей красе. И сейчас она ласково проводит по простыням, почему-то чувствуя себя на месте. Возможно им не стоило отстраняться друг от друга… Подле Рагнвиндра она ощущает себя правильно, и если это действительно так… То она позволит тому сдержать своё обещание.
***
Тихий голос Барбары, мягкие движения, которыми дикие огненные цветы превращаются в венок и ложатся поверх фаты на её голове, уверенный взгляд названного брата, что скоро превратится в супруга и мягкие касания ветра заставляют её расслабиться. Перестать бояться происходящего. Вокруг тихо, нет никого, кроме сестёр, занятых уборкой. Кэйа улыбается искренне. Кэйа верит каждому слову, позволяет огненному венку опуститься ей на голову и поднимается на ноги, принимая руку Дилюка.
Он здесь, рядом с ней, клянётся ей в любви и верности, мягко стаскивает перчатку, скрывающую ожог, целует свою же отметину, не замечая неодобрительного взгляда сияющей звёздочки, лишь одевает кольцо на чужой палец. И она не в силах не согласиться, не в силах сказать что-либо, кроме своего согласия. И она тоже трепетно-медленно стащит чужие перчатки, тоже оставит на чужом пальце кольцо и улыбнётся, под ободряющее объявление Барбары. Прикроет глаза и поднимет голову, мягко касаясь чужих губ своими. Кажется, что теперь всё точно будет в порядке.
***
Аякс удивится, когда вместо прелестной леди Альберих его встретит капитан Лоуренс. Он кивнёт, осознавая какой именно вопрос ему желают задать и усмехнётся, скрестив руки на груди.
— Капитан Альберих выходит замуж и более не сможет исполнять роль вашего проводника, — коротко, ясно, без шансов на аппеляцию.
Тёмно-синие глаза вылавливают её силуэт в венке из огненных цветов и ему хочется засмеяться.
— Кто же её избранник? — спросит он, смотря вдаль.
— Магистр не рассказывала мне об этом.
***
Дилюк ликует, когда Кэйа крепко обнимает его в полумраке комнаты. Прижимает к себе, стоит двери комнаты закрыться на ключ. Дышит загнанно, словно не верит в реальность происходящего, закрывает глаза, лицо в чужом изгибе шеи пряча, пальцами в бёдра впивается, руками выискивая застёжки на чужих брюках. Ему безумно хочется ощутить её вновь. В этот раз, чтобы окончательно удостовериться в том, что она принадлежит ему целиком и полностью. Что более никто не прикоснётся к ней так, как он…
И она поддастся, направляя чужую руку в нужном направлении. Спокойно выдыхает, когда ткань перчаток касается кожи, позволяет толкнуть себя в постель, чтобы её было удобнее раздеть и сморит хитро, ласково. Тянет к себе, зубами перчатки чужие стаскивая, чтобы окончательно растаять в чужих руках. Пусть трогает, пусть обжигает, в конце концов, кожа к коже всегда приятнее.
Одежда слетит куда-то на пол, прежде чем чужие пальцы мягко лягут на её бёдра. Дилюк нависнет над ней, всё ещё не решаясь называть её супругой, мягко коснётся её губ своими, чуть прикусит губу, требовательно обведя десны языком и примется вылизывать нёбо, почти невесомо поглаживая бока сестры. Почувствует её руки у себя на груди, и отстранится, осознавая, что задыхается.
Чужое рваное дыхание заставит его улыбнуться, провести носом по краю повязки, услышать ласковое согласие. Она сама развяжет ленту на своей голове, показывая свой маленький секрет. Чужой глаз светится, заставляя Дилюка коснуться губами его уголка. Красивый, стоит того, чтобы его никто не видел.
Он отстранится, вытаскивая из карманов камзола масло, прикоснётся к чужому животу, выливая вязкое масло на пальцы. Прикоснётся в чужим бёдрам, мягко вводя пальцы вовнутрь, прищурится, услышав как шипит Кэйа. Горячо, он понимает, но не прерывается, мягко оглаживая чужой живот, прячет лицо в плече Альберих и тяжело дышит, слыша шумные выдохи со стороны сестры.
Дилюк проводит языком по чужой шее, зализывает чужие метки, словно пытаясь заставить сестру забыть о них, кусает поверх. Ждёт, пока Кэйа перестанет шипеть, когда это сменится тихой просьбой продолжить. Осторожно раздвинет пальцы, согнёт, чувствуя как Альберих вздрогнет, скажет что-то про то, что ей горячо.
Дилюк осторожно вберёт сосок сестры в рот, примется вылизывать его, плавно входя в чужое тело, кусает, чувствуя руки сестры в своих волосах, принимаясь медленно двигаться. Тихие стоны прекрасны, заставляют его действовать резче, сжимая горошину соска зубами. Всё в порядке, она нежно гладит его, прося быть грубее. Впивается ногтями в кожу головы, и шумно-шумно дышит, тихо поскуливая.
