— Разумеется, — Гамильтон не стал развивать этой темы. — Однако мне ничего не известно о ваших планах относительно дикарей.
— А их и незачем обсуждать с младшими членами. Кое-кого мы оставим для экспериментов, остальные же с течением времени будут ликвидированы.
«Четкий и радикальный план, — подумал Гамильтон. — Разрозненные племена Евразии и Африки, с трудом пробивающиеся обратно к цивилизации после бедствий Второй Войны и приговоренные — их согласия никто не спрашивал — к лабораторным опытам или к смерти…». Он решил отрезать уши Мак-Фи по кусочкам.
— … возможно, и не самый впечатляющий экземпляр, — продолжал тем временем Мак-Фи, двигаясь дальше. Экспонат представлял собой идиота-гидроцефала, но такого уродства Гамильтон не видывал отродясь: перед ним был явно больной ребенок с огромным черепом-переростком. — Тетраплоидный тип, — продолжал пояснять Мак-Фи, — у него девяносто шесть хромосом. Мы полагали, будто в этом кроется секрет супермозга, однако ошиблись. Теперь наши генетики на правильном пути.
— Почему же вы его не убьете?
— Со временем. А пока он дает возможность узнать кое-что новое.
Было там и многое другое — такое, о чем впоследствии Гамильтон предпочитал не вспоминать. Он понимал, что, если ухитрится пройти через это испытание, не выдав ничем своих истинных чувств — это будет большой удачей.
Предполагаемое истребление дикарей навело его на мысль о другом. Чрезвычайно любопытно, что странное появление Джона Дарлингтона Смита оказало косвенное влияние на намерения «Клуба выживших». Железная логика планов Нового Порядка автоматически подразумевала уничтожение неработоспособных и бесполезных дикорожденных детей — да и взрослых тоже; они должны были составить компанию синтетистам, непокорным генетикам и вообще всякой «контре».
По отношению к этим последним планы лидеров заговора не пробуждали сколько-нибудь значительной оппозиции, однако многие из членов клуба питали сентиментальную нежность к дикорожденным. На них смотрели с той смесью родительской любви и пренебрежения, с какой представители правящего класса нередко взирают на «низшие расы». Неразрешимость этой проблемы отдаляла наступление часа «ноль» Перемены.
Адирондакский стасис послужил ключом. Об изменениях в тактике Мак-Фи объявил на заседании клуба вечером того самого дня, когда Гамильтона посетил Дарлингтон Смит. Дикорожденным — и детям, и взрослым — предстояло быть помещенными в стасис на неопределенный срок. Это была гуманная акция — пленникам не причинят никакого вреда, а в отдаленном будущем они даже будут освобождены. После собрания Мак-Фи поинтересовался у Гамильтона, что он думает об этом плане.
— Вероятно, он окажется популярным, — согласился Гамильтон. — Но что с ними делать после освобождения?
Сначала Мак-Фи удивился, а потом рассмеялся.
— Но мы же с вами практичные люди, — негромко проговорил он.
— Вы имеете в виду…
— Конечно. Только держите рот на замке.
Филлис решила, что пришла пора прервать мрачные размышления Гамильтона.
— Что вас грызет, Филти? — спросила она. — Вы и двух слов не проронили с тех пор, как мы здесь.
Вздрогнув, он вернулся к действительности.
— Пустяки, — солгал он, подавив желание рассказать ей обо всем. — Вы и сами были не слишком разговорчивы. Что у вас на уме?
— Я только что выбрала имя для нашего сына, — призналась она.
— Боже милостивый! А не находите ли вы, что это несколько преждевременно? По-моему, вы прекрасно знаете, что у нас никогда не будет детей.
— Это еще вопрос.
— Хм-м-м! — протянул Гамильтон. — И какое же имя выбрали вы для этого гипотетического отпрыска?
— Теобальд — «Смелый ради народа», — мечтательно произнесла она.
— "Смелый ради…" Лучше пусть будет Джабез.
— Джабез? Что это значит?
— "Он принесет горе".
— "Он принесет горе"! Филти, вы воистину непристойны [Здесь непереводимая — увы! — игра слов. Произведенное Филлис уменьшительное от имени Феликс — Филти (Filthy) отнюдь не является общепринятым, зато одновременно означает «отвратительный», «мерзкий»", «развращенный», «непристойный»]!
— Знаю. Почему бы вам не махнуть на все рукой, бросить этот шумный детский питомник и не соединиться со мной?
— Повторите помедленнее.
— Я предлагаю вам составить со мной пару.
Она казалась озадаченной.
— Что именно вы имеете в виду?
— Решайте сами. Ортожена, партнерша, любовница, зарегистрированный компаньон, законная жена — любой контракт по вашему усмотрению.
— И чему же, — проговорила она, растягивая слова, — я должна приписать эту неожиданную перемену в ходе ваших мыслей?
— Не так уж она неожиданна. Я думал об этом с тех самых пор… с того момента, когда вы попытались меня застрелить.
— Тут что-то не так. Две минуты назад вы заявили, что Теобальд не только гипотетичен, но и невозможен.
— Минуточку, — поспешно возразил Гамильтон, — я ни слова не говорил о детях. Это — вопрос отдельный. Я говорил о нас.
— Ах так? Тогда поймите, мастер Гамильтон, что я никогда не выйду замуж за человека, который рассматривает брак просто как сверхразвлечение.
С этими словами Филлис с деловым видом вернулась к прерванной разговором трапезе.
На несколько минут воцарилось глубокое молчание. Нарушил его Гамильтон.
— Вы обиделись?
— Нет. На крыс не обижаются.
— Это я тоже знаю.
— Вот и хорошо. Проводите меня?
— Хотел бы, но сегодня не могу.
Расставшись с Филлис, он прямиком направился в Дом Волчицы. На этот вечер было назначено общее собрание — причины указаны не были, но отказы ни по каким причинам во внимание не принимались. Вдобавок это было первое собрание, на котором Гамильтону предстояло присутствовать в новом, недавно обретенном качестве командира полувзвода.
Двери клубной гостиной были распахнуты. Несколько собравшихся членов в полном соответствии с инструкцией вели себя в меру весело и шумно. Возможно, среди них затесались даже несколько непосвященных. Пока ничего важного не происходило, их присутствие являлось даже желательным, а потом их ненавязчиво спровадят.
