— Если я окажусь на четвертом этаже, ты…

— Что я, Рик?

— Ты никогда не прикоснешься ко мне.

Симона смеется. Но в этом смехе нет звонкости и скренности. Он тщательно контролируется. Но такая реакция Рика не радует.

— Как смешно это прозвучало с твоих уст. Ляпнул, как девчонка. Совсем, как твоя глупая подружка.

— Не трогай Кери, — сердито, но сдержанно говорит Рик.

— Я давно переболела тобой, — заявляет Симона, вздергивает подбородок вверх. Теперь очередь усмехаться Рику. Она ведь нагло врет. Если он действительно ей был бы безразличен, то она бы без колебаний подписала бумажку по переселению, но она тянет время. Ей что-то нужно.

— Что ты хочешь? — вздыхает Рик. Как бы ему не было гадко, придется играть по ее правилам и согласится на любое ее пожелание.

— Ты начинаешь говорить правильные вещи. Я думаю, что постоялец четвертого этажа не смог этого сделать. — Она снова топчется на одном месте.

— Ну! — требовательно.

Но Симона не собирается торопиться. Ее уносит в былые времена, такие теплые и приветливые. Она готова на все, чтобы их вернуть. Но, к сожалению, на свете нет волшебников, которые готовы исполнить любое твое желание. Остается только согревать душу и сердце, прокручивая в голове прозрачную, но все равно любимую фотопленку.

— Ты помнишь нашу первую встречу?

— К сожалению, да!

Рика привели на еженедельные консультации психолога. Симона совсем юна: семнадцать лет. Мария Уолтер готовила ее к этой работе в Доме Уродов, чтобы она достойна заняла ее место. Гордон не подходил на эту должность, хоть его уникальные способности помогали бы ему читать людей без малейших проблем. Он был мальчишкой-раздолбаем, которому не сиделось на месте. Симона усваивала все материалы быстро, но манипулировать людьми все никак не получалось. Эти пришли после долгих рабочих практик.

Мама сидела в тени на отдельном стуле, словно ее не было, но Симона отчетливо чувствовала на себе ее требовательный взгляд. Рик не понравился Симоне, потому что он не шел на контакт от слова совсем. Мрачный, скрытный, вечно чем-то недовольный. После их встречи она по-настоящему невзлюбила его. Мария Уолтер вечно не была довольна ее подготовке после его визитов.

— Ты усложнял мне жизнь, а я ненавидела трудности, пока… — Симона делает недолгую паузу, улыбается. — Пока я не привыкла к ним. Пока они не стали вдохновлять меня. Ты когда-нибудь испытывал чувство удовольствия, когда ты сделал что-то сверхтрудное, а может даже и не выполнимое?

Рик не отвечает. Он всегда доводил дела до конца, но иногда приходил к другому итогу. Это можно заметить по его подделкам. Рик никогда ничего не исправлял, не возвращался к рисункам и статуэткам из глины, чтобы исправить недочеты. Он не перфекционист, а настоящий пофигист, результат дела которого его совсем не волнует.

— Но после твоей попытки побега, когда тебя принесли в мой кабинет словно озверевшего, мокрого и холодного хищника, я наконец-то разглядела тебя. Ты отчаянно пытался вырваться, обзывался и не хотел ничего слышать. Ох, я помню прекрасно, как сегодняшний день, какими «прекрасными» словами ты награждал меня, стоит мне только с тобой заговорить. — Глаза Симоны сверкают в тусклом свете рабочей лампы, цвет которых изо дня в день меняется. Рик периодически называл ее хамелеоном, на что она обижалась. Сегодня они больше похожи на нержавеющую сталь, из которой обычно делается холодное оружие, которое оставляет глубокие раны на нежной белоснежной коже, но не смертельные. Таким оружием, как правило, не убивают, а оставляют фигуры на теле, отпечатки, издеваясь над жертвой.

Симона встает с места. Рик напряженно садится на место. Он прекрасно знает этот взгляд. Теперь он понимает, что она хочет от него. Симона грустно улыбается. Ей правда, не хватает тех дней на четвертом этаже, в его отдельной комнате. Она заходила к нему каждый день после переселения, и каждый раз сердце сжималось до боли, но приятной. Она смотрела на него с рассеянным взглядом, когда он прожигал ненавистью. Рик отказывался как-то комментировать побег, молчал, как партизан, но однажды он не с того, не всего, спросил. Сколько ей лет.

«Двадцать два» — ответила она.

«В таком молодом возрасте ты работаешь в Доме Уродов? Ты высококачественная дура» — ляпнул он тогда, чем обидел Симону. Но обида быстро прошла, будто ее и не было, когда он начал немного общаться с ней. В какой-то момент ему стало скучно молчать и быть одиноким, и он стал проявлять к ней интерес. Она, как профессиональный психолог, понимала, что ею просто-напросто пользуются, но позволяла ему это проделывать с ней. Она создала вокруг него иллюзию, будто он являлся кровожадным зверем, но на самом деле Симона являлась голодной паучихой, а он — слепым мотыльком, что попал в ее сети.

Симона останавливается напротив Рика совсем близко. Ее колени опираются об его. Наклоняется и оставляет горячий, мимолетный поцелуй на шее. Она прекрасно знает, что эта часть тела является уязвимой для поцелуев. Рик прикусывает губу и цепляется пальцами об бортики стула. Этот поцелуй не приносит ему удовольствия. Страх завладевает им, а совесть неумолимо грызет душу. Симона заглядывает ему прямо в глаза, устраивает руки на его ногах, после садится к нему на колени, подобно кошке, и страстно целует. Их языки сплетаются в серьезной борьбе. Рик отчаянно отвечает ей, несмотря на отвращение. Он закрывает глаза, потому что не может видеть коротких черных густых ресниц. Он до потери влюблен в белые, как снег, почти прозрачные. В пустые глаза. В ледяные бледные губы.

Перед ним представляется Кери. Она горячо прижимается к его телу, зарывается пальцами в его волосы одной рукой, другой активно расстегивает пуговицы на черной рубашке. Она дрожит от нетерпения в его руках. Но неожиданно она отстраняется от него. Он не открывает глаза, чтобы образ Кери не расплылся перед глазами.

— Вот, блять, чертовая камера. Забыла отключить.

Она встает с него лишь на несколько секунд. Вновь устраивается поудобней на его коленях, горячо проводит ладонью по груди.

— Я буду жить на третьем этаже, — твердо говорит Рик.

— Как будет тебе угодно.

Рик проводит весь вечер и всю ночь в кабинете Симоны, когда Кери дожидалась под его дверью, переживая за него. Ведь, по сути, из-за нее он попал в сети этой паучихи.

========== Глава 16 ==========

Рик чувствует себя не только выжатым лимоном, но и последним ублюдком, когда рано утром он сталкивается с Кери, что устало дремала возле его двери. Он приближается к ней бесшумно, стараясь делать как можно тише шаги, но она все равно раскрывает глаза и поднимает голову. Смотрит в его сторону, поджимает губы. Рик останавливается, затаивает дыхание.

— Это ты, Уокер? — Она обеспокоена. Обычно она называет его по фамилии, когда очень злится или когда волнуется за него.

— Кери, почему ты не в своей комнате?

— Я ждала тебя. Я не могла просто так отсиживаться, когда ты из-за меня влип. Я попыталась подняться на четвертый этаж, чтобы все объяснить Симоне о случившемся. Ты ведь отказывался что-либо говорить ей, так? — Рик кивает головой, грустно улыбается. Ему хочется подойти к ней и обнять. Она волновалась за него, это не могло не согревать душу, но он стоит на месте, смотрит сквозь нее. Он не имеет права прикасаться к Кери после вчерашней ночи. — Но Псы не пропустили меня. Сказали, что скоро сам спустишься. Я ждала тебя всю ночь. Почему ты был у Симоны так долго? Что она тебе говорила?

Кери поднимается с пола, опираясь двумя руками об стену. Хочет сделать шаг вперед, но останавливается. Рика совсем не слышно. Даже его дыхания. Но сладкий запах духов Симоны говорит, что он все еще стоит здесь. Рядом с ней. Но почему-то долго молчит. Кери начинает нервно играть пальцами.

— Почему ты молчишь? Не хочешь говорить мне?

— Я пообещал быть с тобой честным, Кери. Я не хочу тебе лгать. — Рик громко сглатывает. Сознаваться в предательстве всегда очень тяжело. — Симона хотела перевести меня на четвертый этаж.