Стрикен перестает кричать, но душераздирающий вопль заполняет его комнату. Кричит Кери. Сердце уходит в пятки от этих звуков.

«Что происходит?

Стрикен просыпается от глубокого, сладкого сна и слышит множество громких голосов. А после раздается крик Кери. Стрикен пугается, прячется под одеяло. Происходит что-то страшное. Постояльцы много ругаются, орут, пытаются куда-то ворваться, просят кого-то открыть дверь и не трогать Кери. Псы спускаются с четвертого этажа. Стрикен понимает это по тяжелому приближающемуся топоту.

Стрикен хочет выползти, посмотреть, что происходит, но страх заковывает все его тело и приказывает оставаться под одеялом. Он боится, что стоит ему подойти к двери, как кто-то схватит его и убьет.

— Гордон, прошу, не надо, — громко умоляет Кери. Стрикен слышит каждую ее мольбу, и сердце готово вырваться из груди. Он закрывает глаза и прикрывает уши. Он желает не слышать ее криков, ее просьб и мольбы о пощаде.

Стрикен плачет.

Стрикену плохо от страха.

Все происходит в точности, как три года тому назад. Он просыпается, Кери кричит, постояльцы собираются в коридоре и пытаются выломать дверь. Но теперь Стрикен не собирается прятаться под одеялом. Он должен помочь Кери. Он должен защитить своего друга.

Доконца не опомнившись от сна, Стрикен спрыгивает с постели и тут же падает. Бьется грудью, корчится от боли. Страх вновь завладевает его телом. Он не понимает, почему не может подняться на ноги. Чтобы переступить через грань между настоящим и прошлым, требуется много энергии, и после всех этих снов, Стрикен чувствует, мягко говоря, себя не очень, но у него остаются силы на передвижение. Сейчас его тело словно поражает сильная судорога. По щекам текут слезы.

— Почему я такой слабак?

Стрикен собирается силами, пытается поднять руку, но получает поднять только указательный палец. Он даже не может позвать никого на помощь. Словно проглотил язык. Но Стрикен особо не боится за себя, он почему-то крепко уверен, что скоро этот недуг пройдет. Переживает больше всего за Кери.

Неужели кто-то вновь на нее напал?

«Знаешь, что действительно делает человека слабым — мысль, что он на самом деле слаб» — Кери никогда не забудет эти слова Гордона. Они печатью выжжены на ее коже, которая ощущала его горячее дыхание. — «Не смей смирятся со своей слабостью, иначе опустятся руки. Я хочу видеть тебя сильной».

«Я буду сильной. Я обещаю».

Гордон, прости, но не получается.

Почему именно сегодня, именно в эту ночь, его мертвая тень решила навестить ее. Гордон навис над ней каменной стеной, всматривается в лицо Кери. Она уверена, что его ледяной взгляд застывает на ее глазах. Кери ощущает его запах, и чертовые воспоминания бумерангом возвращаются к ней.

Кажется, она сходит с ума.

В день смертной казни Гордона, Кери с большим трудом выкинула все эти дерьмовые воспоминания, но прямо сейчас они решили ее навестить. Сердце сжимается от невероятной боли, и Кери не сдерживает своего крика.

Кери тихо плачет в комнате. Прижимается спиной к уголку, поджимает ноги, руками хватается за голову. Ее никто и никогда не придет успокаивать. Потому что у нее нет родителей, нет друзей. Раньше у нее были Иса и Сарра, но теперь они почему-то отдалились от нее. Она считала их семьей, но оказалась не права.

Сегодня к Рику приходили его родители. Он чуть не расплакался перед всеми постояльцами и кинулся к ним в объятие. Долго жаловался, как ему здесь некомфортно, а они тихо успокаивали его. Кери стояла рядом и все слышала. Видеть эту душещипательную картину она не могла. У Кери отсутствуют глазницы, поэтому она и находится здесь, в Доме Уродов.

Почему у какого есть родители, а у какого — нет? Это ведь не справедливо. Каждый ребенок заслуживает быть любимым.

Кери оказалась брошенным, обреченным на смерть дитятею, но ей крупно повезло, что ее вовремя нашли.

— Эй, ты почему плачешь?

Кери всхлипывает. Как смог бесшумно пробраться тот смешной забавный мальчишка в ее комнату? Кажется, его зовут Гордон.

Он подходит к ней, садится напротив нее на корточки и устраивает ладони на ее коленях.

— Ты не поймешь! — резко отвечает Кери.

— Почему?

— Потому что у тебя есть мама. И она заботится о тебе.

Гордон хмурится. Садится возле нее, чуть наклоняется голову вниз.

— Мне обидно, что никто не думает обо мне. Даже сейчас, когда я плачу, никто не приходит меня успокаивать.

Гордон сжимает губы в тонкую линию.

— Определенно, мама обо мне заботиться, но мне кажется, она совсем меня не любит. — Голос его становится насколько тихим, что его можно не услышать. Гордон не хочет признаваться в этом, но, если это правда, почему он должен его боятся. — Она просто выполняет свой материнский долг.

— Ты хочешь сказать, что Мария Уолтер совсем нет до тебя дела? — Кери не верит Гордону. Он говорит так, чтобы она не расстраивалась и больше не плакала. «Как родная мама не может любить своего сына?» — этот вопрос не укладывается у нее в голове.

— Я получаю любовь и поддержку от сестры, Симоны. Наша мама никогда не обнимала нас и не целовала. Она холодна с нами.

Кери молчит. Она окончательно успокаивается. Вздыхает. Мария Уолтер и правда не похожа на чувственную натуру. Даже с маленькими постояльцами она разговаривает, как со взрослыми, ледяным безразличным голосом.

— По крайней мере, у тебя есть Симона. А у меня никого нет.

— Есть я! — Резко заявляет Гордон и подскакивает на месте. — Я буду твоим лучшим другом!»

«Ты на своей родной земле. Так пусть ее сила укрепляет тебя» — вспоминает она слова Гордона, сказанные неделю назад до его казни.

Но Норвегия умеет забирать силы, но не отдавать. Она разрушает каждую ее клетку, бьет безжалостно в бок, от чего Кери падает с постели на пол. Она встает на четвереньки, но Норвегия ногой пытается пригвоздить Кери к полу. Она не может сопротивляться и сталкивается лицом с холодными каменистыми плитами. Запах Гордона усиливается, будто его тень наклоняется перед ней.

— Давай сыграем в жмурки! — Гордон не предлагает, а очень хочет сыграть именно в эту игру. У него даже глаза загораются, и он подскакивает на месте. Симона не желает с ним играть, бесконечно читает и практикуется в психологии. Это скучно, но, кажется, Симоне нравится учится. Гордон считает ее очень умной, пусть мама с этим мнением и не согласна.

— А мне обязательно закрывать глаза? — выгибает бровь Кери и улыбчиво вопрошает.

— Кери Андерссон, я даю тебе клятву, что ты увидишь мир таким, каким вижу его я.

Гордон не нарушил эту клятву, которую дал в пятилетнем возрасте.

— Чтобы ты не делала, Норвегия, я буду сильной, несмотря ни на что. Потому что я обещала одному человеку, — шепчет Кери, тяжело дыша. Чувствует присутствие Гордона, но это всего лишь его мертвая тень. И от этого Кери ломается. Из глаз текут слезы, но Кери сдерживает крик, напрягает глотку, причиняет боль колючим комом.

Неожиданно на ее висок падает капля, по всей вероятности, воды, и запах Гордона резко обрывается. Но откуда взялась она?

Гордон отталкивает Кери от себя.

— Если тебе надоело слушать легенды Норвегии, то мог сказать, и я… — Кери поднимает глаза на него и резко останавливается.

Взгляд Гордона дикий, чужой. Он словно ломается изнутри, разрушается на глазах. Хочет наброситься на нее, делает даже попытки, но с каждым шагом вперед он останавливается, дрожит всем телом. Кери смотрит на него снизу вверх и зовет его со слезами на глазах. Она не видит, как он сражается с кем-то, с другим, который поселился в нем. Он не позволяет тому другому сделать лишний шаг, иначе он бы набросится на нее. Сдерживает его, как только может.

Гордон бьет себя кулаком по плечу.

Это было за два дня до восемнадцатого дня Рождения Кери. Он не появлялся до ее праздника. Она искала с ним встречи, ждала его объяснений, но он словно сквозь землю провалился. Весь свой праздничный день она провела на подоконнике и смотрела на метель. Ей казалось, что он придет, что не бросит ее. И он пришел.