Литмир - Электронная Библиотека

– Нет, адъюнкт, я сам их провожу.

– Хорошо, капитан. Бадаль, это Рутан Гудд, и он отведет вас в тень.

– Да, Мама.

Капитан присел напротив Сэддика.

– Давай помогу тебе собрать игрушки, – слегка ворчливо произнес он.

Рутан Гудд и Сэддик стали складывать безделушки в драный мешок, и у Бадаль перехватило дыхание. Сэддик вдруг вскинул голову и встретился с ней взглядом.

– Бадаль, что он сказал?

Ей было трудно дышать и говорить. Ее охватила какая-то неясная злость. Она вырвала мешок у Сэддика из рук и снова высыпала все на землю, а затем удивленно уставилась на безделушки.

– Бадаль?

Капитан с легким испугом наблюдал за этой сценой, но ничего не говорил.

– Бадаль?

– Сэддик… эти твои штуки… это игрушки.

Сэддик побледнел, на его лице проступило выражение неприкрытого, болезненного изумления. Мальчик был готов заплакать.

Прости. Я… забыла.

Сэддик снова посмотрел на рассыпанные перед ним предметы. Он протянул руку к одному из них – мотку из бечевки и перьев, – но тут же отдернул ее.

– Игрушки, – прошептал он. – Это игрушки.

Капитан встал и отошел. Бадаль встретилась с ним взглядом, и в его темных глазах читался ужас. Пришло осознание: да, вот что мы утратили.

– Спасибо, капитан, – тихо произнесла она. – Мы пойдем. Только… попозже. Можно?

Тот кивнул и отвел взрослых в сторону. Никто не произнес ни слова, хотя было ясно, что они ничего не поняли и что у них много вопросов.

Бадаль опустилась на колени напротив Сэддика. Она беспомощно смотрела на разложенные предметы. Я… я не помню. И все же она взяла в руку яблоко от кинжала или меча, поглядела на Сэддика, а тот приглашающе кивнул.

Рутан стоял в тридцати шагах и смотрел. Было жарко, но пот высыхал мгновенно, не успевая выступить. В нескольких коротких, жестких словах он объяснил своему единственному собеседнику – адъюнкту, – что сейчас произошло.

Оба довольно долго молчали.

Несправедливо. За свою чересчур длинную жизнь Рутан повидал немало преступлений… но это превосходит все прочие. Выражение ее лица. Взгляд мальчика, когда он узнал. Коллекция безделушек, что он носит как сокровище, – и разве это не сокровище?

– Мы говорили об убийстве богов, – произнес он наконец, утирая рукой глаза, – с непонятным вызовом, почти бесстыдством. И что они нам показали? Адъюнкт, кем мы становимся, убив невинность?

Тавор хрипло вздохнула.

– Они получат по заслугам.

По положению ее плеч Рутан понял, что Тавор взвалила на себя новый груз; по движению головы узнал невероятную храбрость, нежелание отводить взгляд. От двух детей, пытающихся вспомнить, что такое игра. Адъюнкт, прошу вас, не надо. Вы не вынесете больше…

Сзади послышался шорох, и они оба обернулись.

За их спинами стоял т’лан имасс. Рутан Гудд хмыкнул.

– Один из наших дезертиров.

– Ном Кала, – произнес скелет. – Теперь мы в услужении у Падшего, Старший.

– Что ты намерена мне сообщить? – спросила Тавор.

– Адъюнкт. Здесь нельзя останавливаться, идите дальше. Нельзя сдаваться. Еще одна ночь.

– Я собираюсь идти столько ночей, сколько смогу, Ном Кала.

Скелет безучастно молчал.

Рутан Гудд кашлянул.

– Ты не хочешь, чтобы мы сдавались. Это понятно. Мы – последняя надежда Падшего.

– Ваши солдаты не справляются.

– Они не желают поклоняться Увечному богу. Не желают отдавать жизни ради дела, которого они не понимают. Смятение и непонимание ослабляют дух.

– Да, Старший. И поэтому вам нужно идти еще одну ночь.

– А потом? – вмешалась адъюнкт. – Какое спасение ждет нас на следующий рассвет?

– Семь Мертвых огней попытаются пробудить Телланн, – ответила Ном Кала. – Мы начали приготовления к Ритуалу отворения. Открыв врата, мы пройдем через них к источнику пресной воды, наполним там бочки и вернем их вам. Нам нужен еще один день.

– Вас же всего семеро, – произнес Рутан. – Слишком мало для этой пустыни.

– Мы преуспеем, Старший.

Рутан криво усмехнулся.

– Как скажешь.

– Так и будет. Передайте своим солдатам. Остался всего один переход.

– До спасения, – произнесла адъюнкт.

– Да.

– Что ж, хорошо, Ном Кала.

Т’лан имасс поклонилась обоим и, развернувшись, зашагала к лагерю.

Когда ее не стало, адъюнкт вздохнула.

– Капитан, за свою явно долгую жизнь ты хоть раз садился играть в кости с т’лан имассами?

– Нет. И до сих пор я думал, что поступал правильно.

– А теперь?

Рутан Гудд покачал головой.

– Они совсем не умеют лгать.

– И все же за попытку спасибо, – произнесла адъюнкт еле слышно.

– Нам это не нужно. Мы можем продолжать идти и так.

– Правда?

– Правда. – Рутан указал на Бадаль и Сэддика. – Сегодня, адъюнкт, я пойду с солдатами. Я расскажу им историю, в которой есть двое детей и мешок с игрушками.

Тавор посмотрела на Рутана.

– Эти дети?

Он кивнул.

– Эти дети.

Глава восемнадцатая

На морском берегу, где в тесном кругу
Поют рыбаки от неизбывной тоски
И на закате слышен плач у воды,
В зеркале уходишь ты.
Среди мертвых деревьев и высохших листьев
Дровосек бродит, себя не находит,
Слезами истекают земляные пласты,
И в зеркале уходишь ты.
Когда падает тьма на вершину холма
Иль совсем поутру, под дождем, на ветру
Дозорные занимают посты,
И в зеркале уходишь ты.
Следом за ним тянется дым,
Сошел с алтаря, в лучах славы горя,
Предназначенье свое исполнив почти,
В зеркале уходишь ты.
На сожженных полях, в жарких боях
Солдат погибает – за что, сам не знает,
В прах рассыпаются мечты,
А в зеркале уходишь ты.
Памятник сломан, храм разворован,
Символ веры изгажен, обезображен,
Красота не вечна, и ее не спасти,
И в зеркале уходишь ты.
Боги дают, а затем отбирают,
Из каждой молитвы,
Твою кровь выпивают,
Красоту восхваляют и убивают,
И когда уже ничего не спасти,
В зеркале уходишь ты,
В зеркале уходишь ты.
«Песнь последней молитвы»
(в эпоху свершения)
Севул из Коланса

Он почувствовал толчок, будто корабль качнуло на волне. За первым толчком последовал второй. Вспомнились пьянки, когда ты лежишь под столом, а тебя пихают сапогами под ребра. После третьего толчка, более сильного и нетерпеливо-раздраженного, он захотел выругаться, но губы отчего-то слиплись, поэтому из них вырвался только нечленораздельный стон.

Он решил, что, наверное, стоит открыть глаза.

Разлепить склеенные веки тоже оказалось непросто. Глаза сильно жгло, пока он пытался проморгаться. В полумраке над ним нависал расплывчатый силуэт. Пахло гнилью. Во рту ощущалась застарелая кровь. И какая-то горечь. Вкус поражения.

– Поднимайся.

Рядом присела еще одна фигура. На щеку легла мягкая рука, но, коснувшись жесткой щетины, отдернулась. А затем опустилась снова, да с такой силой, что голову развернуло набок.

35
{"b":"770910","o":1}