Твой отец, однако, воздел руку, останавливая Мастера по оружию, и обратился к чужаку тоном, которого мы прежде от него никогда не слышали.

– Добро пожаловать в Саранас, последний город тисте лиосан, Верховный король Каллор. Я – Крин Не Фант, Чемпион Высокого дома Света…

– Ты сын Серапы?

Владыка поморщился, и, Кадагар, я увидел в твоих глазах стыд.

– Это моя… бабушка, Верховный король. Я не знал…

– Конечно, с чего бы ей тебе говорить? – Каллор огляделся. – Она была здесь все равно что пленницей; даже служанок ее отослали. Прибыла неузнанной, и неузнанной же вы хотели ее оставить. Удивительно ли, что она решила сбежать из этой навозной кучи?

Харадегар со свистом обнажил меч.

Каллор посмотрел на Мастера по оружию и оскалился. Весь запал с Харадегара сразу схлынул – еще один повод для стыда, Кадагар! Не это ли стало твоей первой раной? Теперь мне кажется, что да.

Верховный король снова обратился к Крину:

– Я дал ей слово, и вот я здесь. Крин Не Фант, твоя бабушка Серап из рода Иссгин мертва.

Крин медленно откинулся на спинку трона, будто вжимаясь в нее, – пленник в клетке из костедрева.

– Как… Что случилось?

Каллор хмыкнул.

– Что случилось, спрашиваешь? Я же уже сказал: мертва. Этого мало?

– Мало.

Верховный король пожал плечами.

– Яд. Она приняла его сама. Я нашел ее на рассвете первого дня Сезона Мух, холодную и неподвижную, на троне, что я сделал для нее своими руками. Крин Не Фант, она погибла по моей вине.

Помню, какая после этих слов повисла тишина. Помню, как у меня пересохло во рту; помню, как не мог отвести глаз от этого жуткого старика, который бесстрашно стоял перед нами и произносил слова, которые кого угодно обрекли бы на страшную месть.

Однако Фант лишь покачал головой.

– Но… ты же сказал, что она сама его приняла…

Улыбка Каллора стала хищной.

– Ты правда считаешь, будто в ответе за самоубийство лишь тот, кто наложил на себя руки? Веришь в чушь об эгоизме и ненависти к себе? Убеждаешь себя, как и все вокруг, что вы-то никак не причастны к ее смерти? – Он поднял руку и указал пальцем сначала на Крина, а потом на всех, кто собрался в тронном зале. – Каждый из вас сыграл свою роль. Вы запирали вокруг нее двери. Отобрали у нее верных слуг и друзей. Не скрывали ядовитого шепота у нее за спиной или даже в ее присутствии. Но я пришел не затем, чтобы вершить месть от ее лица. Какое я имею право? Я запачкан самой свежей кровью вины. Я не смог ее любить, как должно. Мне это не дано. Этим я ее и убил. Я отравлял ее ядом, по капле в день, целую тысячу лет. По ее воле я вернулся в Саранас. По ее воле я принес вам это.

Каллор вытащил из-под плаща потрепанную тряпичную куклу и бросил к подножию трона.

За это время слухи о госте дошли до самых дальних уголков цитадели: в дверях, шагах в двадцати позади Каллора стояла дочь Серап – мать твоего отца.

Знал ли Каллор, что она рядом и что она слышит? Изменило бы это хоть что-то?

– Она делала куколку для своей дочери и забрала с собой, убегая, – сказал Каллор. – Незаконченную. Тогда это был всего лишь кусочек ткани и комок шерсти. Таким он и оставался все те столетия, которые я знал и любил ее. Полагаю, – добавил он, – она нашла ее случайно и решила, что нужно… завершить начатое. Когда я ее нашел, куколка лежала у нее на коленях, будто новорожденное дитя.

Мать Крина издала сдавленный вопль и упала на колени. Слуги сбежались к ней, чтобы поддержать.

Каллор снова улыбнулся, отстегнул меч, и тот упал на кафельный пол. Гулкое эхо прокатилось по залу.

– Я все сказал. Я убил Серап и жду от вас справедливой мести. – Верховный король сложил руки на груди и опустил голову.

Почему я вспоминаю об этом теперь, Кадагар? Конечно, трагичная история поразила нас до глубины души, но именно то, что произошло дальше, наполнило мое сердце золой.

Крин прижал пальцы к виску и, не поворачивая головы, махнул другой рукой:

– Уходи, Каллор, – еле слышно произнес он. – Просто… уходи.

И только тогда я наконец понял, что означала улыбка Верховного короля. Это была не насмешка. Это была улыбка человека, который молил о смерти.

А что мы сделали? Отвергли его мольбу.

Помню, как он подобрал меч, как повернулся спиной к трону и владыке, как покинул цитадель. Я смотрел, как он проходит мимо свиты, окружившей плачущую женщину, как остановился и посмотрел на нее.

Если он что-то и сказал, мы этого не слышали. Возможно, он произнес что-то очень тихо. А потом он просто скрылся с наших глаз.

Четыре года спустя ты поклялся, что у тебя не будет детей, что в тот день, когда ты взойдешь на престол, все лиосан станут твоими детьми. И я, наверное, тогда смеялся, не подозревая, что будет ждать нас столетия спустя. Наверное, я тогда тебя обидел, как часто невзначай делают дети.

– Возлюбленный брат.

– Да, владыка? – Апарал обернулся.

– Твои мысли витали где-то далеко. О чем ты таком думал, что сумел унестись отсюда?

Неужели в глазах Кадагара тоска? Да нет, едва ли.

– Всего лишь усталость, владыка. Короткая передышка. – Апарал окинул взглядом легионы. – Все построились. Отлично.

Он уже было пошел присоединиться к свите, но Кадагар удержал его за плечо и, наклонившись, прошептал:

– О чем ты думал, брат?

О тряпичной кукле.

– Старый друг, ни о чем я не думал. Вокруг только серая пыль. Никаких мыслей.

Кадагар убрал руку и отступил.

– Так что, это правда?

– Что – это?

– Тот смех…

– Да, владыка. В руках у шайхского воина Хустов меч. – Апарал указал на останки дракона. – Он в два взмаха перерубил шею Ипарту Эрулу.

– Этого воина нужно убить!

– Да, владыка.

Кадагар поднес руку ко лбу, напомнив Апаралу отца – несчастного, потерянного Крина Не Фанта.

– Но… как?

Апарал склонил голову.

– Нужно лишь дождаться, пока все падут и останется он один. И спустить на него дюжину драконов. Владыка, это не Хустов Легион, а всего лишь один меч.

Кадагар закивал, его взгляд наполнился облегчением.

– Да, брат, именно так. – Он снова посмотрел на останки дракона. – Бедный Ипарт Эрул.

– Бедный Ипарт Эрул.

Владыка Света Кадагар Фант облизнул губы.

– Такая ужасная и бессмысленная утрата.

В каждом отзвуке, долетавшем до Сандалат Друкорлат, слышался призрачный смех. На каменном подножии, почти у ее ног, сидел Вифал. Он как будто дремал; смертельная усталость сделала бдение бессмысленным. Ну и ладно. В конце концов, в каждой неудаче есть тень иронии.

Сандалат закрыла глаза и прислушалась, ожидая, пока вернутся видения. Может, это были сигналы от Матери Тьмы? Или то всего лишь обрывки жизней, что застряли среди каменных стен? Мать, я сомневаюсь, чтобы здесь сохранилось хоть одно воспоминание о тебе. Этот мрак они сотворили сами. Я узнаю каждый голос, который гулом отдается у меня в черепе.

Вот Аномандр Рейк с запачканным кровью лицом обращается к Хустову Легиону:

– Вторжение началось. Враги готовы задавить нас числом. – Он делает медленный вдох, сжимая зубы от боли. – Я буду ждать их за разрывом, чтобы не пустить к Престолу Тени. Но врата остаются открытыми.

Он окидывает взглядом шеренги закованных в латы воинов.

– Слушай меня, Хустов Легион! Вы отправитесь к вратам. Пройдете через них, отбросите врага на ту сторону и будете удерживать его там. А когда вас останется всего пять, вы пожертвуете собой, чтобы запечатать разрыв. Вы положите свое Хустово оружие и свои Хустовы доспехи, чтобы навеки закрыть Старвальд Демелейн.

Взвизги клинков, чешуйчатых нагрудников, шлемов, наручей и поножей сливаются в оглушительный безумный смех. Лица андийских воинов, напротив, сосредоточенны и спокойны. Они торжественно салютуют владыке и уходят выполнять приказ.