Я не люблю общаться с примитивными, недоразвитыми интеллектуально людьми, а теперь я от них завишу на каждом шагу. Я вынуждена жить в их домах, терпеть их ежеминутные глупые разговоры, с которыми они ко мне пристают, их неряшливость и бардак, то, что они на каждом шагу влазят в мою личную и даже интимную жизнь, тыкание меня мордой об стол… Недалёкие, убогие во всех смыслах, жалкие обыватели – они считают себя несравнимо выше: как же, у них есть дома, машины и деньги, а тётка «гол как сокол» и унизительно голодает на их глазах! К тому же, эта нищенка ещё вообразила себя писателем – и, хоть некоторые из них не могут и двух слов связать, когда приходится что-то написать, они считают, что мне не фиг выпендриваться. По их «просвещённому мнению» – не имею я на это права!
Второй мой огромный порок – я ем мясо. И не только ем, но ещё и больше всего люблю всё мясное и не люблю мучное, сладкое и все эти овощи-фрукты. Я должна быть вегетарианцем, но не могу себя заставить. Ведь я считаю самым страшным грехом – убивать и пожирать животных, птиц и вообще всех живых существ. Это – самое удручающее меня условие существования человека! Его жизнь и так сплошь состоит из садизма – и по отношению к окружающему миру, и к нему самому. Я твёрдо знаю: есть симпатичных телят и умных свинюшек – великое свинство! Но если мне сейчас поднесут жареную уточку в золотистой корочке… я ведь не смогу отказаться. Слопаю только шум стоит.
Вот эти два основных момента и обусловили тот крах, который настиг меня в итоге. Всякая там доверчивость (меня всё время обманывают по мелочи и по-крупному), дикие в наше время принципы (ненормальная честность и порядочность, полная бескомпромиссность и неумение прощать человеческие слабости как другим, так и себе) – это уже мелочёвка, не играющая особой роли в моём бедственном положении, когда любой, самый страшный сценарий может начать стремительно и неуправляемо развиваться, что приведёт меня, наконец, туда, где будем мы все – умные и глупые, развитые и недалёкие, благополучные и нищие, талантливые и бездарные…
Ich sterbe…
Ich sterbe… Даже шампанского захотелось, как Чехову в последний момент… Его дают ослабевшим людям, которые вот-вот коньки откинут. Но некому даже стакан воды подать, не то что шампанского…
Мне не верят, что я бомж. «А откуда компьютер и интернет? У бомжей их не бывает!»
Мне ни в чём не верят. Да и глубоко плевать!!!
Людям свойственно навязывать свои взгляды. Это свойство всех недалёких людей. В инете их – большинство.
Ну зачем мне ваш Бог, когда у меня есть свой – живой, осязаемый, гениальный?!! Это человек, зовут его Дэниэл Баренбойм. Только благодаря ему я жива до сих пор. Этого разве мало?!!! Он меня поднимает со смертного одра. А ваш Бог может только умерщвлять.
И когда я его слушаю – я испытываю СЧАСТЬЕ. И что по сравнению с этим ваша грязная действительность, ваши дрязги, ваши обывательские стремления к «благополучной жизни»? Всё равно она у вас серая и скучная, как бы вы ни пыхтели и ни старались.
А немцы-то, немцы! Они меня просто потрясают. Сидит огромный зал, человек, наверное, тысяча. Или две. Такое впечатление, что это – ОДИН ЧЕЛОВЕК. Или нет – такое впечатление, что в зале вообще никого и ничего, только МУЗЫКА и МОЙ БОГ ДЭНИЭЛ БАРЕНБОЙМ. Когда-то я не вылазила из залов филармоний, но никогда не видела такого ЕДИНОГО зала. Никогда не видела, чтобы люди ТАК СЛУШАЛИ.
Очень много органических антисемитов – они ФИЗИЧЕСКИ не выносят евреев. А я сумасшедшая: я их обожаю. Меня приводит в восторг даже их форма носа. Это, конечно, почти шутка, понятно, что они меня приводят в такое состояние своей гениальностью в музыке. Не будь этого, я была бы к ним равнодушна, как ко всем прочим.
29-я соната Бетховена, Adagio sostenuto. Appassionato e con molto sentimento. Это запредельно. Семь млрд близко не чувствуют такого… Даже я не чувствую. Я слышу только, что это – не здесь. Это тоска по жизни человека, который умирает. Или уже умер – он рвётся назад, в жизнь…
Наверное, когда действительно наступит моя последняя минута – я всё пойму…
Грезы любви
Я не знаю, чьему перу принадлежат эти строки (привожу перевод на русский): «Люби, пока любви достанет, люби, пока хватает сил. Ведь день настанет, день настанет – и ты заплачешь у могил». Ференц Лист написал на эти слова потрясающую музыку. Она звучит совсем недолго – минуты четыре, но каждый раз потрясает силой и глубиной чувства.
Я любила это всегда (хотя, каюсь, к Листу вообще-то равнодушна). В молодости профессор Ленинградской консерватории Надежда Иосифовна Голубовская даже подсмеивалась надо мной, как часто я её «врубала» (уж не помню, на каких носителях записи музыки существовали тогда – кажется, на таких больших чёрных пластинках).
И вот я, сильно пожилая уже женщина, случайно наткнулась в инете на гениальное исполнение этой маленькой вещи – играл Толик Угорский, ученик Надежды Иосифовны, музыкант, каких мало. Он мало известен, он не прогремел на весь мир, как другие. Судьба его сложилась не так счастливо – в России его не оценили (а ректор консерватории даже выгнал его из преподавателей), и он был вынужден уехать в Германию. Он живёт там много лет, карьера его там сложилась неплохо, он много выступает, но я не имею с ним никаких связей.
Но это необыкновенный музыкант! Достаточно его послушать, и понятно, что он гениален. Впрочем, я это поняла ещё тогда, 40 лет назад.
Я не могу его слушать без слёз – именно эту вещь. Ведь этот момент настал: я давно уже потеряла всех любимых и близких.
Ещё одна доходяга…
Одна очень талантливая, совершенно не оценённая по достоинству и не замеченная никем русская писательница, с которой я переписываюсь в Фейсбуке, написала мне, что в Эстонии (она там живёт) самая маленькая пенсия 360 евро, и люди, получающие её, бедствуют…
Если бы я могла, я бы долго смеялась. 28 тысяч рублей! Это же предел мечтаний любого российского пенсионера (ну, кроме тех, кто работал чиновниками или был военным). А что делать мне – получающей в 4 раза меньше???
Ну, то и делать, что делаю сейчас – потихоньку умирать. Она еще написала, что у какой-то эстонской пенсионерки губы синеют от голода и она отключила холодильник. У меня холодильника вообще давно уж нет, как нет телевизора, душа, газовой плиты – в общем долго перечислять, проще сказать – ничего нет. В том числе и своего угла. Есть ноутбук, который мне купила читательница (за интернет платят кто когда – вот за этот месяц, например, платила дочь) и ломаная кровать, оставшаяся от лучших времён, которую я в этом году приволокла из деревни, немало удивившись тому, что она не украдена, как было украдено всё, что там оставлено.
Губы у меня не синеют, но я чувствую себя один в один, как блокадники Ленинграда. Мне не хочется вставать с постели, и я провожу свои дни, лёжа в ней в каком-то забытьи. У меня нет сил ни на что – ни сходить в магазин (да и что толку идти туда без гроша?), ни сходить в баню, которая тут раз в неделю, но платить надо с моей точки зрения бешеные деньги – 100 рублей… Здесь, где я живу сейчас – в старом разрушенном казенном строении, которое давно пора снести – мыться негде.
Я давно уже не ропщу, вполне осознавая, что моя жизнь никому не интересна и никто мне не может помочь. Раньше я пыталась вырваться из этого тупика, трепыхалась, работала на всяких тяжёлых работах (на другие меня не брали, хотя я способна на многое в силу высокого IQ), но, пожив много лет такой жизнью, которую ведёт самый распоследний бомж (несколько зим провела в заброшенной деревне без дров и без денег, жила летом в палатке на берегу моря и т.д.), я получила кучу тяжелых заболеваний, потому что нельзя жить безнаказанно в постоянном стрессе. А если человек каждый день думает о том, что ему будет нечего есть и что он в любой момент очутится на улице – это страшно, уж поверьте мне, хоть и многие просто считают, что я люблю преувеличивать.