В то же время проблема наблюдателя как средства интерсубъективной коммуникации, а тем самым и средства трансцендентальной самореференции и инореференции, трансцендентальной языковой игры коммуникативного сообщества (Апель) применительно к постнеклассике пока остается слабо разработанной. Отчасти это, видимо, обусловлено принципиальной неопределенностью, контингентностью, контекстуальностью онтологии постнеклассики и, соответственно, неопределенностью, контингентностью и контекстуальностью ее постнеклассического субъекта-наблюдателя-участника и наблюдателя-наблюдателя «второго порядка» как рефлексивного наблюдателя сложностного мира. Точно так же как невозможно было бы построить квантовую теории без понятий наблюдатель и наблюдаемая, невозможно построить полноценную теорию сложностности без понятий наблюдатель сложностности и наблюдаемая сложность. А это, подчеркнем, напрямую выводит нас на проблему сознания как междисциплинарную и трансдисциплинарную проблему. При этом для меня важное конструктивное значение имеет соотнесенность понятия рефлексивный субъект – наблюдатель сложности с понятием субъекта рефлексивноактивных сред Лепского.

Вернусь к недавней истории становления синергетики сложности в том ее виде, как она реализовывалась в исследовательских программах Г. Хакена и И. Пригожина. Они сходны в своих исходных предпосылках. В обоих случаях за основу берутся представления об открытых, далеких от равновесия системах, обладающих свойствами эмерджентного (инновационного) поведения. Различие однако в том, что исследовательская программа Г. Хакена делает акцент на «пространственном» измерении синергетики как коммуникации посредством формирования в хаотической структуре некоего гештальта-параметра порядка, циклически подчиняющего себе все другие компоненты ее поведения. Что же касается И. Пригожина, то его программа делает упор на сюжетах «переоткрытия времени», «нового диалога человека с природой», а также диалога с такими философами «времени и процесса» как Гегель, А. Бергсон, А. Уайтхед, М. Хайдеггер[59]. При этом понятие сложности присутствует и у Г. Хакена, и у И. Пригожина, но присутствуют скорее в качестве открытой проблемы, открытой сети возникающих вопросов. Для Хакена синергетика имеет дело со сложностью, конкретно в связи с проблемой познания мозга. Он пишет: «Мозг – необычайно сложная система и, как я упомянул в начале, эта система многогранна». И далее: «Проблема, которую я совсем не обсуждаю – рост и развитие мозга». И наконец, еще одна «проблема, которую я умышленно обошел молчанием – сознание».[60]

Пригожин уделяет проблеме сложности как таковой больше внимания. Предисловие к английскому изданию широко известной книге «Порядок из хаоса» (написанной совместно с И. Стенгерс) начинается словами: «Наше видение природы претерпевает радикальные изменения в сторону множественности, темпоральности и сложности. Долгое время в западной науке доминировала механистическая картина мироздания. Ныне мы сознаем, что живем в плюралистическом мире»[61]. Некоторые указания на то, как именно Пригожин понимал взаимосвязь множественности и сложности, явно имеются в написанной им совместно с Г. Николисом книге «Познание сложного. Введение (Exploring Complexity) Первый параграф первой главы так и называется «Что такое сложность?» Читаем: «В чем состоит различие между маятником и сокращающимся сердцем, между кристаллом воды и снежинкой? Является ли мир физических и химических явлений, где все наблюдаемым фактам можно дать адекватную интерпретацию на основе небольшого числа фундаментальных взаимодействий, простым и предсказуемым миром?». Предварительный ответ, предлагаемый Пригожиным и Г. Николисом, состоит в том, что различие «между простым и сложным поведением не столь резко, как нам это интуитивно представляется. Отсюда, в свою очередь вытекает плюралистический взгляд на физический мир, где бок о бок сосуществуют различные типы явлений при изменении наложенных на систему условий».[62] Итак, «… одна и та же система в разных условиях может выглядеть совершенно по-разному, что поочередно вызывает у нас впечатление «простоты» и «сложности». Это близко к указанному нами выше субъектному состоянию осознания когнитивной циркулярности. Но у Пригожина в данном случае понятия простоты и сложности релятивизируются в плюрализме языков описания. Однако релятивизация, апелляция к множественности описаний сама по себе не делает проблему сложности более понятной и отчетливой. Она всего лишь сдвигает ее с уровня междисциплинарной проблемы на уровень проблемы трансдисциплинарной. Что, конечно, существенно. Но как тогда быть с проблемой несоизмеримости языков в смысле Т. Куна и П. Фейерабенда? Я не уверен, что от нее можно просто так отмахнуться. Даже на трансдисциплинарном уровне. Но я уверен, что существенным шагом в в нашем продвижении к пониманию сложности как рефлексивно-активной, нелинейной, неравновесной среды, субъекты которой существуют в состоянии осознаваемой когнитивной циркулярности, явилось бы обращение к рекурсивной темпоральности, а так же сознанию и самосознанию как сущностных характеристик коммуникативности субъективного опыта (в смысле Гуссерля).

Замечу, что в дискурсе парадигмы «порядок из хаоса» Пригожина топос «обитания» сложных систем находится на границе между порядком и хаосом, в зоне обитания странных аттракторов, контингентности, причудливой смеси случайности и детерминизма. Конечно, при этом возникает соблазн поместить субъекта в области порядка, а объект в области хаоса. Думается, что именно этому соблазну склонны поддаваться некоторые философы и методологи радикально конструктивистской ориентации. В данном случае я разделяю мнение уже не раз цитированного мной Данило Дзоло, согласно которому субъекты в состоянии осознаваемой когнитивной циркулярности «не могут определить свою среду в объективных терминах…и, если идти по кругу, не могут определить самих себя без обращения к сложности и турбулентности внешней среды, которая со временем (курсив мой В.А) начинает определять и модифицировать познавательную деятельность субъектов».[63] Тем самым, указание места обитания сложности не есть указание некоего, пусть даже трансдисциплинарного, объекта познания синергетики сложности. В конце концов, мы сами «внутри» этой сложности находимся. Нам нужно реконструировать субъекта сложностного познания как субъекта спонтанно осознающего нередуцируемую эволюционную темпоральную сложность природы социума и человека как органической составной части «внутри» эволюционирующего целого. Такой взгляд созвучен идеям Э. Морена. Замечу в этой связи, что в отличие от таких философов неопределенности (uncertainty) и сложности как Деррида, Левинас или Делез, Морен в одиночку предпринял попытку развить метод, который бы связывал философию и науку (science) посредством сложности (complexity).[64]

Итак, фокусе метафизической компоненты исследовательской программы Пригожина – наряду со сложностью, и многообразием находится идея переоткрытия времени. Что это означает?

Пригожин пытался включить человека в его «новый диалог с природой» в контексте философской по сути идеи «от бытия к становлению». Для запуска этого диалога требовался и новый наблюдатель-актор-участник этого диалога. Для этого же ему и потребовалось преодолеть разрыв двух времен: внутреннего (субъективного) времени А. Бергсона и внешнего (объективного) времени И. Ньютона. Он писал: «Мы начинаем с наблюдателя-живого организма, проводящего различие между прошлым и будущим, и заканчиваем диссипативными структурами, которые… содержат «историческое измерений». Тем самым мы рассматриваем себя как высокоразвитую разновидность диссипативных структур и «объективно» обосновываем различие между прошлым и будущим, введенное в самом начале».[65] Эта схема выглядела для Пригожина самосогласованной: человек и природа являются открытыми, неравновесными диссипативными структурами. Им есть о чем поговорить вместе. Одновременно мы выходим, а точнее строим пространство интерсубъективной коммуникации, которое по сути своей строится и как пространство трансцендентальных состояний сознания. Сама «технология» построения такого рода коммуникативных пространств в философском плане отсылает нас к работам Гуссерля и Мерло-Понти, а в междисциплинарном и трансдисциплинарном – к работам Ф. Варелы и Е. Томсона. В интерсубъективную коммуникацию как конструктивный креативный процесс рекурсивного переживания