Вдовствующая королева? Получается, что так. Но разве не у гроба супруга ее место? Спросила, пытаясь понять:

– Скажи, если мой супруг мертв?  Как я оказалась в этом гроте? Зачем?

– Миледи, так положено. Вы обязательно должны были омыться в священном источнике. За три года брака у вас не было детей, но вдруг после смерти государя Гордиана  вы остались в тягости? Так надо, чтобы обезопасить наследника.

Вот значит как… Она слушала, что говорит Одри, все это было важно, чтобы вспомнить. А взгляд все цеплялся за браслет на левой руке. И почему-то казалось, что с этим браслетом связано самое важное для нее. Единственно важное.

Леди Одри тоже смотрела на королеву Линевру, очень внимательно. Она не зря постаралась сразу же удалить всю прислугу. Как ее личная камеристка и, может быть, единственная близкая подруга, она не могла заметить некоторых странностей и отличий. Но объяснений у Одри не было, впрочем, даже если бы они были, они бы ни за что не стала ничего озвучивать.

Из дома тещи Вадим Балкин поехал прямо к Гершину. Ибо не телефонный разговор то, что он собирался ему сообщить. А главное, просить держать все сведения втайне от всех, в том числе и от его адвоката. В создавшейся ситуации Вадим не видел другого выхода.

Жесткие непредвиденные обстоятельства заставили его пересмотреть все, в том числе приоритеты и круг доверия. Вот и получалось, что старый отцов адвокат, которого он привык считать врагом, в настоящий момент был единственным человеком, посвященным в его планы.

Что и говорить, Вадим болезненно переживал возможную потерю отцовских денег, но куда больше его сейчас волновало, куда исчезла Мирослава, и что с ней. Инстинктивное чувство, что она в беде, не давало покоя. Кто бы сказал ему раньше, что он так будет сходить с ума из-за женщины, разве он поверил бы в это? А сейчас какой-то дикий, животный страх потерять ее вытеснял все остальные чувства.

Адвокат отца вполне разделял его опасения и предоставил всяческую поддержку. В тот же день они пробили по каналам Гершина гражданина Иордании господина Селима Хаята, вместе с его туристической фирмой и всеми счетами. Явными и тайными.

Дальше Вадиму предстояло действовать самому. В Иорданию он вылетел на частном самолете той же ночью.

После горячей ванны стало значительно легче. Она уже могла самостоятельно сидеть и ходить по комнате, да и в голове прояснилось. Одри велела принести еды. Пока прислуга накрывала стол, пока носили подносы с кухни, королева всматривалась в происходящее и силилась вспомнить, но что-то важное все время ускользало.

Начиная с самого простого. Одежда. С одной стороны, она была на сто процентов уверена, что никогда в жизни не носила этих кошмарных тяжеленных многослойных платьев, не говоря уже о белье. Белье повергло ее в ступор. С другой – оно почему-то казалось привычным. И то же самое с обстановкой.

Стол был накрыт на одну персону. Поскольку всем уверенно руководила Одри, королева не вмешивалась, ей сначала надо было понять, что к чему, и осмотреться. Сделать выводы, и только потом высказывать что-то.

Видя ее задумчивую погруженность в себя, камеристка проговорила:

– Миледи, вам надо поесть. Это придаст сил.

Несколько тарелок с едой, на одной был большой кусок вареного мяса, на других сыр, хлеб и фрукты. И еще глубокая посуда, нечто среднее между миской и пиалой, в посуде непрозрачная густая жидкость. И никаких приборов, кроме двух небольших кинжалов.

Королева наморщилась. Чувствуя себя беспомощной, обвела взглядом комнату. Служанки стояли по стеночке, опустив голову, но королева постоянно ощущала на себе любопытные взгляды украдкой. Камеристка, казалось, поняла ее состояние и отреагировала по-своему.

– Выйдите, вы мешаете ее величеству, – проговорила Одри, выпроваживая прислугу.

Когда комната опустела, она еще раз взглянула в сторону двери, и настоятельно посоветовала:

– Миледи, выпейте суп, а потом съешьте оленину, это полезно.

Выпить бульон? Не хотелось это пить, она взглянула на мясо. Заметив ее взгляд, Одри стала нарезать мясо тонкими ломтиками и выкладывать на плоскую тарелку.

– А мне не дадут вилку?

На лице Одри мелькнуло искреннее удивление, но быстро исчезло. Королева поняла, что спросила что-то не то. Ну не дают вилку и ладно. Можно поесть и с ножа. Тем более что рядом лежал маленький кинжальчик. Но откуда эта мысль про вилку? Эта уверенность, что надо есть вилкой? А еще королева могла поклясться, что никогда не пила суп, она ела его ложкой.

И вообще, она была уверена, что раньше спала и ела совсем не в этом месте. Там все выглядело совсем иначе. В голове вдруг встала картинка, как она держит в руках блестящие металлические приборы – нож и вилку, и режет ими мясо. А потом перед мысленным взором промелькнули картинки до странности родного интерьера. И интерьер тот так разительно отличался от…

– Одри, где я?

У Одри сначала открылся рот. Закрылся, промелькнул странный взгляд, она облизала губы. А потом заговорила:

– Вы пока что в своих покоях. Миледи Линевра, давайте вы будете есть, а я рассказывать все с самого начала.

Короткий рассказ содержал очень важные и интересные сведения. Оказалось, что Линевра стала королевой три года назад. Его величество Гордиан король Аламора, проезжая мимо одного постоялого двора, захотел напиться. Воды ему вынесла женщина. Сорокалетний король, недавно овдовевший в третий раз, искал себе жену. Многие вельможи рассчитывали выдать за него своих дочерей, соседи, присылали портреты принцесс. Но женился Гордиан на той женщине с постоялого двора. На Линевре.

Короче говоря, это был неравный брак, и в свое время вызвал недовольство знати, а также множество сплетен среди простого народа.

Суметь бы еще эти сведения осмыслить и приложить к себе! Потому что Одри рассказывала, а у королевы все больше всплывали в памяти совершенно другие воспоминания о прошедших трех годах.

Получалось, она с постоялого двора? Понятно, что ее тут не любят. Не всю жизнь во дворце жила… Это многое объясняет. Значит, она работала горничной или на кухне?

Но слово работа почему-то вызывало другие ассоциации. Ей представлялось помещение с керамогранитным полом, с покрытой блестящим кафелем стеной, большая белая раковина на стене и белые халаты на вешалке. У другой стены стеклянные шкафчики, а в них лекарства и блестящие медицинские инструменты.

Полный диссонанс с тем, что видят глаза.

Откуда эти воспоминания? Откуда ей известны все слова, эти понятия? Эти белые халаты до колена?! Если на ней сейчас тяжелое фиолетовое платье, декольтированное, многослойное, с волочащимся по полу длинным шлейфом?! Но почему-то и платье воспринималось достаточно органично. Выходит, его она тоже носила?

Кстати, о платье. Если она вдова, то почему не черное?

– Одри, а почему я в фиолетовом, почему не в черном?

Камеристка, похоже, перестала удивляться. Легко вздохнула сказав:

– Фиолетовый цвет – цвет траура королев, миледи. Вы вдовствующая королева.

Вот как. Она вдруг поняла, что нужно непременно увидеть тело мужа. Это поможет ей вспомнить. И почему она не у тела мужа, если вдова?

Ах да, священный источник…

Но где гроб с телом-то? Ей срочно нужно туда.

– Одри, где гроб с телом моего мужа, государя…

– Тело его величества Гордиана в часовне. Уже пятый день.

– Проводи меня туда, пожалуйста.

Та поморщилась, словно она просила что-то неприятное, но склонилась в поклоне:

– Да миледи, – и пошла к двери. Позвала:

– Эрвиг! Передай лорду Балфору, пусть пришлет сопровождение ее величества!

– Зачем сопровождение?

– Вы под стражей, миледи.

А вот и первый звоночек!

– Почему под стражей?

– Но миледи… В течение месяца после смерти государя вы будете находиться под стражей, чтобы удостовериться, вдруг вы в положении и носите наследника. В течение этого времени к вам в покои не будет допущен ни один мужчина.