«Эй, коротышка…»

«Эй, хер-карандашик…»

Сравнение члена с карандашом воспринималось особо тяжело.

Спортзал, общая душевая…

Одна девчонка особенно беспощадно подкалывала и третировала Риса. Джессика Брюс. Она и стала его первой.

Воспоминание оказалось настолько волнующим, чтобы взбаламутить целый сонм других.

Джессика…

Эллисон…

Та азиаточка из «Макдоналдса»…

Какая-то кассирша, которая лишь закатила глаза, когда Рис спросил у нее телефончик…

Это немного помогало убить время, но мальчишка ничуть не упрощал Рису задачу. Он поехал в школу, зависал там с какими-то другими парнями. Купил шоколадный батончик, играл в пинбол – короче, занимался всякими нормальными для такого пацана вещами, никак не включающими в себя брюнетку с бледными грудями, ростом пять футов три дюйма и примерно двадцати семи лет от роду. На миг интерес пробудился вновь, когда незадолго до заката парнишка поехал в город и остановил машину на аккуратной чистой улочке, на которой высились дорогие кондоминиумы. Рис посмотрел, как тот нерешительно подходит к двери и тут же отходит обратно, так и не позвонив в звонок. Этот момент показался существенным, но Рис не был убежден, пока не сопроводил парнишку домой, а потом не вернулся обратно, уже один. Ничего в этом квартале не наводило на мысли о том, что к нему может иметь какое-то отношение подобный недоросль на помятом «Мустанге». Слишком уж дорого. Слишком уж стильно. Занавески внутри были задернуты, но Рис выждал, пока люди не начнут возвращаться домой с работы и не зажгутся уличные фонари. Целых три часа внимательно наблюдал за машинами, пешеходами, кондоминиумом.

Покуривал сигаретку.

Он привык ждать.

Наконец около полуночи подкатил какой-то раздолбанный микроавтобус, и с обратной стороны его вылез высоченный широкоплечий хиппи, который встряхнул своими длинными патлами, подходя к пассажирской дверце. Рису сразу захотелось что-нибудь сделать ему просто из принципа, но важней была девушка, которая практически вывалилась на тротуар, когда хиппи открыл дверь. Безудержно хохоча, она едва держалась на ногах. Хиппи подхватил ее, прислонил к микроавтобусу и поцеловал, одной рукой тиская ее за грудь, а другую запустив под юбку. Девица оттолкнула его, но не всерьез. Он опять поцеловал ее, опять потискал, а потом практически отнес к крыльцу, где они долго возились с ключами и друг с другом, но все-таки ухитрились открыть дверь и зайти внутрь. Рис нахмурился, хотя и радостно.

Девушка была пяти футов трех дюймов роста, брюнетка и выглядела в точности на двадцать семь лет.

И еще она была красивая.

Это бонус.

Тира, которая, как обычно, заспалась допоздна, проснулась от шума дождя и обеими руками обхватила себя за череп. Занавески просвечивали серым прямоугольником в полутьме, и она представила себе холодный, мокрый дождь, шлепающий по лицу. Это не помогло. Свернувшись калачиком, Тира кое-как попыталась сшить кусочки своей ночи воедино. Она поссорилась с Сарой – ничего нового, – а потом вихрем вырвалась на улицу, кипя от злобы и обиды. Такое случалось и раньше. А дальше что? «Счастливый час» в «Тики-лонж»? Вроде да. Потом пицца в «Шейки», в том же квартале, и дамский вечер в каком-то клубе в центре. Ей припомнились пустой танцпол, реально крутой бармен и какой-то старикашка, подбивающий к ней клинья с соседнего табурета. В памяти остались разъезды на такси, другие клубы и бары. Наконец она вспомнила того чувака.

«Ой, блин, чувак…»

Это так она сразу и прозвала его. У него, конечно, имелось имя, но какое-то рабоче-крестьянское, вроде Алекс, Уинстон или Брэд. Он представился, предложил ей выпить, и она отозвалась: «Спасибо, чувак!» Он был высокий – это она помнила, – длинный парень с волосами, как у Иисуса, в шелковой рубашке и с чем-то вроде коврика из медвежьей шкуры на груди. После четырех рюмочек текилы Тира пробежалась пальцами по этому коврику и произнесла: «Чувак…» Потом были танцы и поцелуи, смазавшиеся уличные фонари за стеклами микроавтобуса с плюшевым ковром на передней панели. Это был чуваковский фургон. Она хорошо помнила, как сказала это. «Чувак, у тебя чуваковский фургон!» Тира повторяла это самое слово, и когда он на всю катушку врубил Джимми Хендрикса, и когда раскурил косяк, и когда едва не слетел с дороги, пытаясь в самый последний момент свернуть к «Молочной королеве». Похоже, что только одним этим словом весь ее словарный запас в тот вечер и ограничивался. Она произносила его и со смехом, и ласково, и дважды выдохнула его, когда он свернул к центру, а ее пальцы запутались у него в волосах. «Чувак, чувак…»

Но чувака уже не было, и Тиру это особо не печалило. Выбравшись из постели, она раздернула занавески и выглянула на улицу, на серый дождь и серое небо. Ей уже хотелось выпить.

Нет, решила она. Только не сегодня.

Натянув на себя одежду, беспорядочно разбросанную по полу, Тира на цыпочках прокралась из комнаты в коридор. Ее любимая закусочная находилась всего в двух кварталах от дома, но теперь это расстояние показалось многими милями. Даже после кофе, яичницы и кукурузной каши с сыром она так окончательно и не ощутила себя человеком. Но дождь понемногу стихал. Робко проглядывало солнце.

Тира была все еще не в состоянии иметь дело с Сарой.

Более разумным представлялось заглянуть в кино. Кинотеатр располагался еще в шести кварталах, но она поспела аккурат к первому сеансу, остановившись перед афишами, чтобы определиться с выбором.

«КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ».

«ИЗБАВЛЕНИЕ»[10].

Выбрала второе, поскольку Бёрт Рейнольдс выглядел просто отпадно. Когда фильм кончился, она купила шоколадный батончик с банкой колы и посмотрела и вторую картину. Внутри было прохладно. Темно. Пусть даже так, но все равно потребовалась пара бокальчиков винца в местном бистро, прежде чем она была готова опять попробовать с Сарой. Та была так несправедлива! Тира просто пыталась сделать ее жизнь хоть чуточку интереснее.

«Почти никаких наркотиков…»

«Да и с бухлом пора чуток притормозить …»

Она даже подумывала позвонить копам по поводу припаркованных машин, в которые врезалась. Сколько их там было? Пять? Шесть? Блин, да она могла раздолбать хоть пятнадцать! Да еще и убить кого-нибудь.

«Блин…»

Тира бросила деньги на стойку.

«Сара имеет полное право злиться».

Повторяя себе, что наконец-то готова ко всему, Тира направилась в сторону кондоминиума, но в результате четыре или пять раз обошла вокруг собственного квартала, не решаясь зайти внутрь. Солнце уже клонилось к закату, когда она остановилась и подняла взгляд на освещенное окно Сары. Занавески были задернуты, но подруга явно была там.

– О’кей, – сказала себе Тира. – Еще одна попытка.

Всю дорогу до двери Сары она старалась держать нервы в узде.

– Сара? Лапочка? Я знаю, что ты там.

– Уходи, Тира.

Она стучалась еще крепче целую минуту. В конце концов принялась уже колотить изо всех сил.

– Да господи, Сара, я пытаюсь извиниться! Открой дверь. Ладно тебе… – Прекратив дубасить в дверь, Тира раскинула пальцы по гладкой деревянной поверхности. – Ну почему ты не хочешь поговорить со мной?

Никто не понял бы ее нужду, но Сара была тем чутким прибором, при помощи которого она оценивала все, в чем успела напортачить в жизни: плохие приятели, просранная работа… С подобным молчаливым неодобрением до сих пор пришлось столкнуться всего лишь раз, когда Тира перегнула палку с употреблением наркотиков и сделала попытку зарабатывать на жизнь, продавая их. Она хорошо помнила ту ссору, перебранку.

«Твои родители – богачи! Попроси денег у них!»

Но как Тира сумела бы объяснить, откуда у нее все эти долги? И какого сорта людям она задолжала? Ее отец владел своим собственным предприятием и вдобавок вел службы в местной церкви. Достаточно паршиво уже и то, что она бросила колледж…