Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Солнце клонилось к закату, становилось прохладней. Я провела на кладбище не меньше трех часов. Я думала о разном и больше никуда не спешила. Что это: принятие или просто усталость с дороги? Я даже строила планы на будущее, размышляла, чем займусь в городе. Нужно снова начать ходить в спортзал. Нужно повидаться с Кирой и Юлей. Нужно вообще выбираться из своей раковины и заводить новые знакомства. Я обязательно должна съездить в Новороссийск к родителям. Я так спешила сюда, что пролетела по трассе не заезжая к ним. Мама и папа расстроились. Сейчас мне предстояло еще одно испытание, и я хотела сделать это непременно сегодня. Я должна заехать в мой новый дом.

Когда я оказалась в Балаклаве, уже стемнело. Я припарковалась около дома и заметила, что из соседнего окна на меня смотрела женщина. Я поздоровалась с ней кивком головы, но она ничего не ответила. Сашин «лансер» и какая-то девица в нем – наверное, я смотрелась странно. Придется наладить отношения с соседями.

В доме было так чисто и аккуратно, словно хозяйка уехала в отпуск, а перед этим сделала генеральную уборку. Праздничная посуда расставлена в серванте, все книги на местах, диван и кресла накрыты покрывалами. На столе – ни крошки. Я стояла в гостиной, где мы с Татьяной Леонидовной всегда пили чай. Ничего не изменилось. Сашины фотографии на стенах. Едва сдерживая слезы, я сняла одно фото. Саша улыбался нереальной солнечной улыбкой. Так больше никто не умеет.

Дальше я прошла в спальню Татьяны Леонидовны. Кровать была аккуратно застелена. Около нее, на тумбочке, еще одно фото. На нем Саша был маленьким. Я не сразу заметила, что плакала уже почти в голос. В доме стояла абсолютная тишина, нарушаемая только моими шагами и тиканьем настенных часов в гостиной. И теперь – плачем.

На кухне едва уловимо пахло едой, как будто недавно готовили. Вся посуда вымыта и аккуратно разложена на сушилке. Чайник стоял на плите, словно его только что вскипятили. Я дотронулась до него рукой, уже готовая обжечься. Но он был холодным. Чудес не бывает, Саша.

Я вернулась в гостиную и встала посреди комнаты. Теперь это мой дом. Как я смогу сделать в нем ремонт, когда тут все ждет прежнюю хозяйку? Как я смогу вообще здесь что-то переделать? Разбирать чужие вещи, что-то выкидывать? Как? На глаза попался фотоальбом, он стоял на книжной полке. Я взяла его в руки и села на пол.

Старые черно-белые фотографии, на которых семья Полянских была вместе: красавица мама, обаятельный папа и невероятно улыбчивый малыш. Семья, которой больше нет. Я перебирала снимки, внимательно вглядываясь в каждый из них. Сколько всего уходит в прошлое, в какое-то странное небытие. Куда? Когда-то я и останусь просто изображением на плотной бумаге. Может быть, кто-то тоже будет помнить обо мне. Я отложила фотографии в сторону и горько заплакала. Сколько ни пытайся стать сильной, боль найдет в тебе слабое место и ударит туда снова. Невозможно отрастить броню на все случаи жизни.

Мне казалось, что если я еще хоть немного останусь в этом доме, то сойду с ума от его тишины и покоя. Нужно было с кем-то поговорить. Даже не поговорить, а просто побыть рядом. Я не знала, свободен он или нет. Он не знал, что я уже в городе.

«Можно, я к тебе приеду прямо сейчас?»

Я отправила сообщение Мише и только тут вспомнила, что так и не прочитала то, что он прислал. «Давай отметим твое возвращение?», писал он тогда. Ответ пришел моментально:

«Смотря, сколько это займет времени. Я скоро домой, боюсь, не успеешь»

«Я ближе, чем ты думаешь»

Я мгновенно встала, взяла ключи от машины и вышла из дома. Фотографии так и остались лежать на полу. Миша был единственным человеком, которого хотелось сейчас видеть. Может быть, все это я придумала и он не поймет моего состояния и этой странной тяги к нему. Может быть. Но так хотелось верить в обратное.

Я помнила, как в период нашего новогоднего сумасшествия, иногда мы сидели или лежали, обнявшись. Это могло продолжаться очень долго, час или два. Нам не нужно было ничего говорить, мы как будто восполняли дефицит спокойствия и доверия друг у друга. Без слов, просто быть рядом, думая о чем-то своем. Может быть, поэтом я сейчас так нуждалась в Мише?

Я ехала до Казачки по памяти. В автосервисе еще горел свет, значит, Миша работает. Готова поспорить, он точно не ожидает меня увидеть, несмотря на нашу переписку. Я припарковалась, вышла из машины и не спеша подошла к дверям. Сердце не выпрыгивало из груди, я не волновалась. Как будто я не была тут всего пару дней.

Когда я вошла, Миша был занят работой и не заметил меня. Его непослушные волосы были забраны в высокий пучок, из-под красного рабочего комбинезона выглядывала белая футболка, а из-под нее – кончики серых механических крыльев.

– Привет, художник, – сказала я.

Миша поднял голову и несколько мгновений молча на меня смотрел. Мои уставшие заплаканные глаза не могли точно распознать выражение его лица, что-то снова случилось со зрением. Потом я заметила, как он улыбнулся.

– Александра, – медленно сказал он. – Быть не может. Ты ли?

– Я, – я тоже попыталась улыбнуться.

Он отошел от машины, вытер руки и приблизился ко мне.

– У тебя все в порядке? – спросил Миша, удивленно глядя на меня.

Наверное, я выглядела так себе.

– Обними меня, – сказала я.

– Я грязный.

– Плевать.

Он медленно подошел ко мне, глядя прямо в глаза. Наверное, пытался угадать мое настроение. Мне так хотелось, чтобы у него получилось.

– Моя девочка, – ласково сказал он.

Миша заключил меня в объятья, я крепко прижалась к его груди, вдыхая запах машинного масла. Он гладил меня по волосам, а я беззвучно плакала. Не знаю, сколько времени мы так простояли. Наконец, я подняла голову и посмотрела на него.

– Ты скажи, если я не вовремя…

– Все в порядке. Я почти закончил. Впрочем, закончить я могу и завтра.

Я несмело улыбнулась.

– Прости, что я так внезапно. Даже не предупредила, что вернулась.

– Все в порядке, – повторил он.

– Миш…

– М?

– Татьяна Леонидовна умерла.

– Соболезную. А кто это? – спросил он.

– Это Сашина мама. Если бы я не уехала, этого бы не произошло.

Я снова заплакала и уткнулась лицом в его грудь.

– Но при чем тут ты? Что с ней случилось?

– Сердце, – хлюпая носом, ответила я.

– А что ты такого сделала?

– Я уехала, а надо было остаться с ней рядом.

– Ты не обязана сидеть с кем-то.

– Но я должна была поддержать ее. Ведь у нее вообще никого не осталось, кроме меня.

– Ты опять берешь на себя слишком много, – с укором сказал он. – Во-первых, от тебя это все точно не зависело. А, во-вторых, ты помнишь, в каком ты была состоянии? Тебе нужно было уехать. Просто так случилось.

Он говорил так спокойно, что я хотела ему верить. Эти слова мне были очень нужны сейчас. Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга. Потом он наклонился ко мне и поцеловал в губы. Я закрыла глаза и перестала о чем-либо думать. Миша целовал меня все уверенней. Как же я по нему соскучилась.

– Кажется, работа на сегодня закончена, – с улыбкой произнес он. – Выпьем?

– Ты ужасный человек, – сказала я. – Что ты со мной делаешь?

– Я так понимаю, ты согласна.

Мы вышли на улицу с двумя бокалами виски. Миша предусмотрительно держал бутылку отличного вискаря в мастерской. Я достала сигареты и закурила.

– Я думал, ты бросила, – сказал он.

– Я тоже так думала.

– Ну, рассказывай, какие выводы от поездки, – расслабленно попросил он. – Как тебе вулканы?

Я выдохнула дым сигарет.

– Смешанные. У нас очень, очень большая страна. Если бы мы могли экспортировать снег, то жили бы намного лучше. А на вулканы я так и не попала.

7
{"b":"770632","o":1}