Смотреть ему в глаза было тяжело и страшно. Я словно видела в них приговор.

– Да неужели?

«Не верит! Не верит! Ну конечно, когда это у оборотня сбивался нюх? Никогда! Что ж фея-то это не предусмотрела!»

– Да, ты прав: я изменилась и стала другой, – немного запинаясь, произнесла я. – Близость смерти вообще людей меняет. А я почти погибла. Такой ответ тебя устроит?

Нет, не устроит.

– Значит, близость смерти, – медленно повторил мужчина, неспеша скользнув по мне взглядом.

Сорочка, которая до этого казалась длинной, неудобной и крайне старомодной, вдруг стала откровенной. Я вдруг вспомнила, что под ней у меня почти ничего нет. Лишь трусики, которые одеждой-то назвать сложно. И от этого осознания собственной наготы и беспомощности я внезапно покраснела и смутилась.

– Интересно, – медленно повторил мужчина.

Голос у него стал неожиданно низким, рокочущим, который будто играл на неизвестных струнах моей души.

«Если Агнелика его приворожила, то вот сейчас он… в этот момент… Витторн меня хочет?!»

Хочет…

И не поймешь, испугалась ли я или же, наоборот, замерла от непонятного предвкушения, природу которого понять могла, но не хотела.

А в голове такая противная и навязчивая мысль, от которой просто невозможно избавиться: а каково это – чувствовать, что тебя хочет такой мужчина?

Я позволила себе забыться настолько, что посмотрела на Витторна не как на угрозу своего существования в этом мире, а как на мужчину. Между прочим, очень красивого и эффектного мужчину.

С глазами невероятного оттенка, в которых так хочется утонуть. С телом атлетически сложенного бога. С голосом, от которого мурашки по коже устраивают самые настоящие забеги на время.

Только вот все его чувства ненастоящие, фальшивые и навязанные проклятием одной неуравновешенной девицы, которая не смирилась с чужим выбором.

А следом возникла и другая мысль, которую можно было назвать озарением: это ведь он! Витторн и есть тот самый оборотень, которого присмотрела для меня фея!

Как она там сказала? Хороший мальчик, который бреется ежедневно?!

Мне хотелось хохотать!

Витторн – мой избранник! Мужчина, который всем нутром хочет меня и так же сильно презирает и ненавидит!

– Агнелика, – с тихо затаенной болью и сумасшедшим отчаянием в голосе прошептал он, на мгновение потеряв контроль.

Я будто на себе прочувствовала все эти эмоции, прожила их сама.

«Так! Это надо остановить! Сейчас же! А то потом будет поздно и больно!»

– Тебе здесь делать нечего, Витторн. Ночь на дворе, а ты явился, разбудил и… угрожаешь!

И невидимая, такая хрупкая нить, которая возникла между нами, натянулась и лопнула. Мы снова были по разные стороны баррикад.

– Когда я тебе угрожал? – ровным и даже равнодушным тоном спросил мужчина.

Словно и не было этой вспышки желания.

– Всегда! – вскрикнула я в отчаянье, с ужасом понимая, что каждым произнесенным словом все сильнее загоняю себя в могилу. – Сначала пришел среди ночи, прокрался, будто вор, теперь говоришь, что я – это уже не я. И как это всё следует понимать?

– Агнелика, которую я знал, никогда ни о чем не жалела, не признавала своих ошибок и никогда не просила прощения, – с готовностью ответил Витторн.

В это я могла поверить. Княжна была той еще штучкой.

– А может, ты плохо знал ту Агнелику? – с вызовом спросила у него, невольно выдавая себя.

– Ошибаешься. Я отлично знал ту Агнелику. Даже слишком хорошо, – отозвался мужчина. – На собственной шкуре все почувствовал.

– Тогда тебе не составит труда узнать и новую меня, – выпалила я.

Он не сразу ответил.

Смотрел секунды три, а потом кивнул, растянув губы в странной предвкушающей улыбке.

– Это будет интересно.

«Боже, и что это значит?!»

Витторн ушел.

Но в палате еще остался его запах.

Я ведь его не чувствовала, пока мужчина был здесь. А он ушел, и аромат тут же захлестнул, окружил, щекоча ноздри.

Так пахнет хвойный лес после дождя. Терпко, приятно и ярко.

Что ж, теперь понятно, что он имел в виду, когда говорил, что он чувствует мой запах. Я ведь смогла почувствовать его.

Давно надо было догадаться, что я такая же… Жители Северных земель были оборотнями. И родители Агнелики были ими, как и старшие братья. А вот она родилась с редким даром огненного мага.

«Интересно, может, это неукротимое пламя сделало её такой стервой?»

Я глубоко вздохнула и закрыла глаза.

– Ничего не выйдет.

Я сказала это и себе, и фее с её воспалённым воображением. Потому что только больное воображение могло придумать такое!

– Не хочу, – упрямо произнесла я.

Забравшись в кровать, достала из-под подушки блокнот. Первый лист я сразу перелистнула.

Не хочу вновь смотреть на него и гадать, действительно ли картинки двигаются, или это мое больное воображение.

Передо мной был чистый лист.

Еще один глубокий вздох, и я взяла карандаши. Знакомое ощущение непонятной жажды вновь навалилось, оттесняя сознание. Но в этот раз я не позволила себе такой слабости. Нет, я хотела видеть, что рисую, хотела в этом участвовать.

Сначала глаза. Серо-голубые, с золотистым ободком и крохотными бликами у зрачка. Такие острые, пристальные и звериные.

Затем густые темные брови, прямой нос, едва заметные складки у губ, сами губы… Четко очерченные, правильной формы. Нижняя губа чуть темнее и больше. Почти не заметно для глаз, но я уверена, что она именно такая. Скулы, родинка в уголке рта. Длинная темная челка, падающая на глаза, но не скрывающая тяжелого взгляда.

Сильная шея, кадык, воротник рубашки. Но все это мелочи, ничего не значащий антураж.

Я снова вернулась к глазам. Именно они притягивали меня, требуя совершенства. Я вновь и вновь добавляла штрихи, оттенки, стараясь добиться нужного цвета.

И лишь когда смогла это сделать, опустила руку, изучая своё творение.

Джейд Витторн.

Сходство было невероятное, как и злость в его глазах, нашедшая свое отражение в напряжённых губах, нахмуренных бровях и жестких складках на лбу.

Да, именно таким я хотела его изобразить – злым и недовольным, ненавидящим и презирающим.

Но вот что удивительно. Чем больше я на него смотрела, чем пристальнее вглядывалась, тем сильнее видела изменения.

Складки сами собой разглаживались, черты лица менялись, исчезало напряжение. Даже выражение глаз становилось другим. Злость ушла из них, уступив место желанию…

Шумно вздохнув, я захлопнула блокнот и с силой прижала его к груди.

– Это какое-то безумие! Не могут рисунки сами собой меняться!

Или всё-таки могут?

Агнелика не умела рисовать. Я это точно знала.

Но тогда… неужели это я? Неужели это мой личный дар, который перешел в этот мир, став чем-то особенным?

Я так больше и не уснула.

А ведь честно пыталась. Закрывала глаза и старательно считала овечек, которых нарядила в разноцветные жилетки с яркими номерками, которые красиво переливались в лунном свете.

Закончилось тем, что с подачи одной упрямой овцы под номером двести двенадцать парнокопытные сколотили собственный профсоюз. И наотрез отказались прыгать через забор, так как он не соответствует правилам техники безопасности, а еще требовали надбавку за вредность.

Собственное воображение так захлестнуло, что ни о каком сне я больше не думала, размышляя о том, какую надбавку можно им дать. Ну чего же им не хватает? Не сена же?

Сладко потянувшись, я встала с постели, накинула халат и отправилась в ванную совершать утренние процедуры, а заодно полюбоваться на свою не выспавшуюся физиономию.

Удивительно, но бледность и темные круги под глазами не сделали Агнелику непривлекательной. Девушка относилась к тому типу, который в любой ситуации выглядел на все сто.

Небольшую проблему вызвали волосы. У меня никогда не было таких длинных. В детстве мама делала мне карe, этой же традиции придерживалась и бабушка. Даже став старше, я продолжала коротко стричься, лишь в знак протеста подкрашивая некоторые пряди в фиолетовый цвет.