Тем не менее, в концепции Московичи с самого начала (и значительно раньше, чем в теориях Харре и Гергена) была решена задача обновления бихевиористской и когнитивистской социальной психологии, поставлена и разрешена проблема активности социального познания в выстраивании версий реальности (которыми и являются социальные представления), а также проблема относительности и исторической изменчивости знания. Небезынтересен, на наш взгляд, и вопрос о том, на какой теоретической базе осуществлялась постановка всех этих проблем, в целом аналогичных тем, которые решались в рамках британского и американского конструкционизма. Как утверждает Московичи, такой базой послужила для него французская социологическая школа. На первый взгляд, это выглядит вполне логичным и закономерным: французская социологическая традиция порождает во Франции современную социально-психологическую концепцию.
Но, думается, идея о непосредственном выведении методологии концепции социальных представлений из дюркгеймовского «социологизма» не вполне соответствует истине. Безусловно, влияние французской социологической школы на концепцию Московичи ощущается не только в заимствовании им центрального понятия «коллективные представления». Дюркгейм, как верный продолжатель традиции Конта, выступал, прежде всего, против психологизации социальных наук, последовательно проводя принцип «социального реализма»: общество – это реальность, существующая независимо от составляющих его индивидов. Для Дюркгейма психологизация, т. е. декларирование примата индивидуального сознания над коллективными представлениями, – недопустимая редукция высшего к низшему. У Московичи эта мысль выражена достаточно определенно: «Невозможно объяснить социальные факты исходя из психологии индивидов» (Moscovici, 1999, р. 84). При этом Московичи солидаризируется с Моссом, который противопоставляет эту точку зрения представлениям, доминирующим в Англии и Германии (ibid.). По Московичи, реальность социальных представлений – это не индивидуально-психологическая, а социальная реальность, которая конструируется в микро- и макросоциальном взаимодействиях. Как атрибут социальной группы, социальные представления и служат этой группе, участвуя в социальных процессах. Впрочем, здесь уже начинаются различия между взглядами Дюркгейма и Московичи на феномен представления. В социологии Дюркгейма коллективные представления рассматриваются как элемент «коллективного сознания». Корни этого подхода уходят в философию истории Дж. Вико с его противопоставлением общего разума индивидуальному, а также в идеи П.Ж. Прудона о противоречиях между требованиями индивидуального и общего разума как движущей силе истории. Думается, не без влияния этих авторов родоначальник французской социологической школы выдвигал идеи общественной солидарности, социальной интеграции, а также коллективного сознания.
Концепция Московичи существования какого-либо коллективного сознания не предполагает, а социальные представления рассматриваются в ней как ментальные феномены, «разделяемые» членами социальной группы, что придает им статус групповых социально-психологических феноменов. Анализ философских основ социологии Дюркгейма (Емельянова, 1985) позволяет нам заключить, что идеей социального реализма, выразившейся в утверждении примата социального над индивидуальным, и общим центральным понятием «представление» теоретическое сходство концепций Дюркгейма и Московичи практически заканчивается. Действительно, Дюркгейм обычно рассматривается как представитель структурно-функционального подхода в социологии, характерные черты которого во многом могут быть противопоставлены метатеории, заложенной в концепции Московичи.
Дело в том, что структурно-функциональный подход к социальным явлениям, классическим примером которого является ролевая теория Т. Парсонса, предполагал, что участники социального взаимодействия разделяют общую систему символов и значений, относящихся к социокультурной системе ценностей, которая обладает принудительной силой (Абельс, 1999, с. 45). Такой же принудительной силой обладают коллективные представления Дюркгейма. По Дюркгейму и Парсонсу, «социальные факты» заставляют индивидов соответствовать сложившейся в обществе системе норм, статусов и ролей, которые вместе составляют устойчивую структуру. В структурно-функциональном подходе несоответствие индивида требованиям общества признается сбоем адаптации и нарушением социального порядка (там же, с. 42). Теорию Московичи, нацеленную на поиск механизмов изменения социального мышления, скорее можно противопоставить строго нормативному структурно-функциональному подходу.
Этот вывод заставляет нас идти дальше в поисках корней французской социально-психологической концепции. Развитие национальных традиций социологии, заложенных в работах Дюркгейма, Мосса, Леви-Брюля, Хальбвакса утверждается Московичи как характерная черта его подхода (Moscovici, 1999). Между тем, нам кажется, что концепция социальных представлений аккумулировала гораздо более широкий спектр идей, чем тот, что заимствован ею из французской социологической школы. Так, хотя Московичи нигде прямо не говорит о методологическом родстве своей концепции с феноменологией, нам это представляется бесспорным.
Анализируя рассуждения Московичи, в которых он говорит о сути процесса социальной репрезентации научного знания и делает вывод о том, что «индивидуальные или социальные представления делают мир таким, каким, по нашему мнению, он является или должен быть» (Moscovici, 1976, р. 57), стоит обратить внимание на цитату, которую он приводит в подтверждение своей мысли. Это развернутая цитата из работы В. Келера «Психологические ремарки по поводу некоторых вопросов антропологии», где Келер рассуждает о бытовании научных идей и, в частности, утверждает, что «мало-помалу они стали аспектами такого мира, каким мы его воспринимаем» (ibid.). Известно, что методологической базой гештальтпсихологии была феноменология. Рассуждения Московичи о реконструировании объектов в процессе их репрезентации, при котором «создается впечатление “реализма”. материализации абстракций» (ibid., р. 56), весьма близки, в частности, к идеям социологии знания.
Но это не единственная точка соприкосновения феноменологии и подхода Московичи. В одном из важнейших для концепции Московичи пунктов – при обсуждении путей проникновения психоанализа в общество – он обращается к коммуникации посредством разговора, к коммуникации «неспецифической, лукавой, утонченной и часто определяющей формирование точки зрения, направление поведения» (Moscovici, 1976, р. 97). Для подтверждения мысли о важности этого пути распространения информации Московичи обращается к работе Бергера и Лукмана «Социальное конструирование реальности» (русский перевод см.: Бергер, Лукман, 1995) и приводит из нее следующее высказывание: «Важнейшим средством поддержания реальности является разговорное общение. Можно рассматривать повседневную жизнь индивида в терминах непрерывной работы аппарата разговорного общения, который постоянно поддерживает, видоизменяет и реконструирует его субъективную реальность» (Moscovici, 1976, р. 97). Эта цитата наводит на мысль о том, что Московичи разделяет и общий контекст рассуждений Бергера и Лукмана, состоящий в утверждении первостепенного значения разговора для формирования и поддержания основных элементов социальной реальности (Бергер, Лукман, 1995, с. 247–251). Подобная специфически интеракционистская идея очень созвучна тому, как Московичи рисует логику проникновения научных психоаналитических идей в обыденное сознание. По этому вопросу Московичи гораздо ближе к Миду и Блумеру, чем к Дюркгейму и Парсонсу. Согласно первым, общественная жизнь представляет собой непрерывный процесс взаимного согласования действий членов этого общества (Абельс, 1999, с. 53). По Миду, действующий субъект создает свой социальный мир в процессе коммуникации с другими людьми, а социальный порядок при этом есть не что иное, как имманентный процесс изменений, и в его формировании люди участвуют как свободные творцы (там же, с. 42–43).
