– Это нападение-то на бригадира пассивное? Вот что я вам скажу: ваша обязанность – работать. Обязанность бригадира – указывать вам, где и как работать. Он не дурак и не станет подвергать ненужному риску людей, в которых я вложил деньги. Ему судить, что опасно, а что нет.

Бригадир снова что-то прошептал хозяину. Ван Хейзен отрицательно помотал головой. Бригадир настаивал, но патрон отмахнулся от него, вновь обратившись к работникам:

– Поступим вот как… Один укус собаке простителен, два – уже нет. Сегодня останетесь без ужина и риры. А завтра посмотрим на ваше поведение.

– Но господин ван Хейз…

– Никаких «но». Ступайте в барак.

Забравшись в койку после отбоя, Уингейт обнаружил, что кто-то подсунул ему питательный батончик. Он благодарно сгрыз его в потемках, недоумевая, кем мог быть его тайный доброжелатель. Еда успокоила пустой желудок, но без риры он все равно не смог уснуть. Он провалялся всю ночь, глядя в гнетущую тьму, слушая разнообразные звуки, издаваемые спящими людьми, и размышляя о положении, в которое он попал. До сегодняшнего дня оно было скверным, но терпимым; теперь же Уингейт ожидал, что мстительный бригадир устроит ему сущий ад. Судя по рассказам старожилов, это бригадир умел.

Уингейт предавался размышлениям около часа и вдруг почувствовал, что кто-то тычет его в бок.

– Хамф, Хамф! – раздался шепот. – Пошли со мной, дело есть!

Это был Джимми.

Уингейт осторожно пробрался между койками и выскользнул за Джимми на улицу. Там его поджидал Кошелек и кто-то еще.

Аннек ван Хейзен. Уингейт недоумевал, как ей удалось проникнуть на закрытую территорию. Глаза девушки опухли; видно было, что она плакала.

Заговорщицким тоном Джимми сказал:

– Девочка говорит, что завтра мне придется везти вас обратно в Адонис.

– Зачем?

– Она не знает, но опасается, что вас собираются продать на Юг. Мне в это слабо верится – старик прежде никогда не продавал никого на Юг. С другой стороны, никому еще не приходило в голову поколотить бригадира. Все может случиться.

Несколько минут они безуспешно решали, как поступить. После недолгого молчания Уингейт спросил Джимми:

– Знаешь, где хранят ключи от крока?

– Нет. Зачем тебе?

– Я могу их достать, – вызвалась Аннек.

– Вы же не умеете управлять кроком, – сказал Джимми.

– Я наблюдал, как ты это делаешь, и кое-что запомнил.

– Хорошо, допустим, – продолжал возражать Джимми. – Вы смоетесь на кроке, но не пройдете и десяти миль, как вам настанет конец. Либо вас поймают, либо с голоду помрете.

Уингейт пожал плечами:

– Все лучше, чем быть проданными на Юг.

– Согласен, – кивнул Хартли.

– Подождите.

– Не вижу лучших вари…

– Подождите, говорю! – оборвал Уингейта Джимми. – Дайте подумать!

Все замолчали. Спустя некоторое время Джимми сказал:

– Ладно. Девчуля, отойдите-ка в сторонку и дайте нам поговорить с глазу на глаз. Чем меньше будете знать, тем лучше для вас.

Аннек была расстроена, но сделала, как велено, и отошла подальше, чтобы ничего не слышать. Трое мужчин посовещались несколько минут, после чего Уингейт поманил девушку к себе.

– Аннек, все решено, – сказал он. – Благодарю вас за все, что вы для нас сделали. Мы придумали выход из положения. – Сделав паузу, он неловко добавил: – Спокойной ночи.

Аннек не сводила с него глаз.

Уингейт не знал, что еще сказать или сделать. Наконец он отвел ее за угол барака и снова пожелал спокойной ночи. Вернулся он поспешно и выглядел смущенным. Все трое вошли в барак.

Этой ночью патрон ван Хейзен тоже не мог сомкнуть глаз. Он терпеть не мог наказывать рабочих. Почему, черт побери, они не могут вести себя хорошо и не беспокоить его? Забот у фермера и без того хватало. На то, чтобы вырастить урожай, уходило больше денег, чем он выручал в Адонисе, – по крайней мере, после выплаты процентов.

После ужина он занялся счетами, чтобы отвлечься от неприятных мыслей, но никак не мог сосредоточиться на цифрах. Это Уингейт… он ведь купил его лишь для того, чтобы уберечь от угнетателя Ригсби, а не затем, что ему нужны были лишние руки. Бригадир постоянно жаловался на то, что рабочей силы не хватает, но ван Хейзен и без того слишком на нее тратился. Теперь перед ним стоял выбор: продать нескольких работников или просить банк снова рефинансировать закладную.

Рабочие больше не отрабатывали вложенные в них средства. Когда ван Хейзен был еще мальчиком, на Венере трудились совсем другие люди. Он вновь углубился в бухгалтерскую книгу. Если рыночные цены поднимутся хоть немного, банк согласится сделать ему скидку побольше, чем в прошлом сезоне. Этого должно быть достаточно.

Его размышления прервала дочь. Ван Хейзен всегда был рад видеть Аннек, но в этот раз она наговорила ему такого, что он вконец разозлился. Охваченная собственными переживаниями, она не осознавала, что ранила сердце отца сильнее ножа.

По крайней мере, вопрос с Уингейтом разрешился сам собой. От смутьяна необходимо избавиться. Ван Хейзен резко, как никогда прежде, приказал дочери отправляться спать.

Виноват в этом только я сам, говорил себе ван Хейзен, ложась в постель. Венерианская ферма – неподходящее место, чтобы растить дочь без матери. Его Аннекхен была уже почти взрослой женщиной; мужа в этой глуши для нее не сыскать. А что станет с ней, если он вдруг умрет? Она ведь не знает, что он не оставит после себя ничего, даже билета на Землю. Нет, он не допустит, чтобы она стала vrouw[131] какого-то работяги. Только через его, ван Хейзена, труп!

Да, от Уингейта придется избавиться, а заодно и от другого, которого кличут Кошельком. Но на Юг он их не продаст. Он никогда так не поступал со своими работниками. С отвращением ван Хейзен представил огромные, похожие на заводы плантации в нескольких сотнях миль от полюса, где температура была на двадцать-тридцать градусов выше, чем у него на болотах, и где смертность рабочих выделялась в отдельную статью расходов. Нет, он отвезет их на распределительный пункт и выставит на аукцион. Что станет с ними после – уже не его дело. Но сам он их на Юг не продаст.

Тут его осенило; подсчитав все в уме, ван Хейзен сообразил, что за выручку от продажи двух действующих контрактов он сможет купить для Аннек билет на Землю. Он был уверен, что его сестра не откажется принять племянницу, даже несмотря на то что не одобряла его женитьбу на матери Аннек. Он бы мог время от времени посылать ей немножко денег. Аннек выучилась бы на секретаря или овладела бы еще какой-нибудь достойной девушки профессией.

Но как тоскливо станет на ферме без Аннекхен!

Он был настолько погружен в думы, что не услышал, как дочь выскользнула из дома на улицу.

Уингейт и Хартли изобразили удивление, когда наутро их не допустили до работы. Джимми вызвали в Большой дом, и через несколько минут он уже выводил из гаража огромный «ремингтон». Подобрав товарищей, Джимми привел машину к Большому дому и дождался, пока появится хозяин. Ван Хейзен не заставил себя долго ждать. Не сказав ни слова и даже не взглянув на работников, он забрался в кабину.

Крок взял курс на Адонис, двигаясь со скоростью десять миль в час. Уингейт с Кошельком тихо переговаривались, дожидаясь условленного момента. Время тянулось бесконечно долго, но наконец крок остановился. Окошко кабины немедленно распахнулось.

– В чем дело? – возмутился ван Хейзен. – Двигатель барахлит?

– Нет, я сам его заглушил, – ухмыльнулся Джимми.

– Это еще зачем?

– Выйдете – узнаете.

– Еще как выйду, черт побери! – Окошко захлопнулось, и ван Хейзен протиснулся из кабины на палубу. – Что за фокусы?

– Ваша остановка, хозяин. Конечная. Выходите.

Ван Хейзен не нашелся, что ответить, но выражение его лица было вполне красноречиво.

– Я не шучу, – сказал Джимми. – Вы приехали. Я не сходил с твердой земли, так что вы сможете вернуться пешком, если пойдете по колее. С вашим весом часа за три-четыре дойдете.