В такой ситуации человек непосредственно осознает, каким счастьем до сегодняшнего дня было испытывать в своей жизни то, что еще по пути в клинику не воспринималось им как подарок, за который можно быть благодарным. Например, остановиться у витрины книжного магазина и присмотреть себе новую книгу или вещи на будущий сезон; порадоваться смене времени года или полюбоваться разнообразием и пышностью красок в цветочном киоске и т. д. Короче говоря, человека сразу поражает мысль, какой интересной, великолепной и беззаботной была по большей части его жизнь. И с этой мыслью ему становится ясно, насколько благодарным стоило ему быть все это время даже за такое банальное, «само собой разумеющееся» повседневное счастье.

Представим себе, что спустя неделю человек снова идет на прием, результаты тестов уже готовы. И врач встречает его с радостной новостью, что все в порядке; это была всего лишь безобидная инфекция, от которой можно легко избавиться. Именно она изменила состав крови, то есть тревога была ложной. Легко вообразить себе, каким новым светом засияет та же улица с магазинами на обратном пути. Что же это за новый свет? Это свет благодарности. Благодарности за что? За то, что у человека снова есть эта повседневность; ничего больше не произошло. Перемена случилась именно внутри человека: пришло благодарное осознание, что якобы банальное и само собой разумеющееся счастье повседневности вовсе не банально и уж тем более не нечто само собой разумеющееся. Именно оно есть счастье.

Говоря иначе, мы иногда настолько привыкаем к тому, что имеем, и нередко настолько же озабочены тем, что нам хотелось бы иметь или, как нам кажется, что мы иметь должны, что благодарность за все успехи, здоровье, за все хорошее атрофируется, то есть не получает достаточной подпитки и отмирает. И в этом случае именно угроза потери или потеря того, что мы воспринимали как само собой разумеющееся, дает нам понять, какими подарками нас все время одаривали. И какими слепыми мы были к прекрасному, хорошему и успешному в нашей жизни все это время.

Итак, это с виду маленькое предложение сразу на нескольких уровнях хранит в себе глубокую мудрость, которая действительно меняет жизнь к лучшему. Оно открывает доступ к естественной и искренней благодарности, ведь она имеет свое основание и человек ее на самом деле ощущает. Это та самая благодарность, которую человек не реализует как «моральный долг» или формальность, но которую можно действительно прожить, испытать на своем личном опыте. Счастье поистине в том, что миновало.

Лукас: Позвольте поздравить вас с тем, что вы поняли эту мысль. Из огромного фонда логотерапевтических идей вы выбрали одну очень важную. Факт в том, что неблагодарность распространяется, как злостная инфекционная болезнь.

Я обратила на это внимание еще в начале 1970-х годов, работая над своей диссертацией, но тогда «инфекция» еще имела границы. Убогие, скудные послевоенные годы еще не стерлись из памяти многих европейцев. Однако благосостояние уже начало свой победный марш, порождая иррациональное претенциозное мышление. С опорой на триаду Франкла («творческие ценностей», «ценности переживания» и «ценности отношения») в процессе работы над диссертацией я начала анализировать ценностную ориентацию тысячи ответов, которые дали случайные опрошенные. Я обратила внимание, что на вопрос о том, в чем можно найти смысл, немало респондентов указывали радость позитивных факторов и/или готовность разделить такие «сокровища» с другими людьми. Эти ответы лишь немного касались «ценностей переживаний» и были похожи скорее на «ценности отношения» с противоположным знаком. Очевидно, великодушное и ориентированное на смысл отношение существует не только к горю и страданию, но и к щедрым источникам, которые иногда становятся нам доступны.

Я посоветовалась со своим куратором, и Франкл положительно отнесся к идее расширить его определение «ценностей отношения» до «обобщенных ценностей отношения» (Лукас). В итоге анализ ценностной составляющей ответов в моем опроснике обнаружил интересные результаты. Три «главные улицы нахождения смысла» (Франкл) у тех опрошенных, кто считал свою жизнь наполненной смыслом, были представлены в следующим образом: 50,40 % – «творческие ценности», 23,26 % – «ценности переживания» и 26,34 % – «ценности отношения + обобщенные ценности отношения» (= 100 %). Итак, около половины опрошенных находили смысл в осуществлении реальной деятельности. Примерно треть находила смысл в восприятии красоты мира. Примерно треть находила смысл в отношении к данностям мира, будь они поводом для радости или печали (Lukas in: Frankl, 1982c, S. 290).

Баттиани: Работа «Логотерапия как теория личности» (Lukas, 1971) была, насколько мне известно, первой немецкоязычной диссертацией на тему логотерапии. Она, наряду с «Purpose in life-test» Крамбо и Махолика (Crumbaugh, Maholick, 1964), являлась самым цитируемым Франклом трудом эмпирической логотерапии.

Чтобы дополнить историческую картину, следует упомянуть, что ваш научный руководитель, на тот момент заведующий кафедрой психологии Университета Вены Гизельхер Гутман (будучи учеником Хуберта Рорахера, был представителем тех, кто рассматривал психологию строго как эмпирическую науку, а также пионером в области нейропсихологии), начал признавать значение логотерапии как теории личности, так и психотерапии, не в последнюю очередь под впечатлением от собранных вами данных. По крайней мере, это то, что сказал мне сам профессор Гутман спустя 30 лет, когда был научным руководителем уже моей диссертации. Именно профессор Гутман, руководствуясь надежностью этих эмпирических данных, на протяжении многих лет поддерживал логотерапию в австрийском научном дискурсе и добился того, что австрийское министерство, а именно комитет психотерапии признал логотерапию в качестве нормативной психотерапии.

Но вернемся к настоящему. Ваша исследовательская работа была завершена в 1971 году в Институте психологии Университета Вены. Принимая во внимание ваши многолетние терапевтические наблюдения, клинический опыт, преподавательскую и лекционную деятельность, я задаюсь вопросом: сегодня, примерно 50 лет спустя, процентное соотношение ценностных ориентиров выглядело бы таким же, если бы это исследование было проведено снова?

Лукас: Нет, вероятно, процентное соотношение выглядело бы сегодня иначе. Я предполагаю, что как «ценности переживаний», так и «ценности отношения плюс обобщенные ценности отношения» опустились бы до отметки 25 %. Насчет «ценностей переживаний» я не уверена, но мне кажется, что даже самые убежденные фанаты Интернета не расценивают использование сети и общение онлайн как исключительно «радостное переживание», но определяют их место где-то между получением информации, давлением и принуждением. В любом случае для других радостных переживаний временные окошки становятся все уже. Для «ценностей отношения» в ситуациях, вызывающих страдания, растущее негодование и жалостливость избалованных людей, пожалуй, слишком велики. А для «обобщенных ценностей отношения» часто не хватает чувства благодарности.

То, что можно занять храбрую, достойную позицию по отношению к тяжелой судьбе, которую нельзя изменить, довольно-таки удивительно для наших современников. То, что можно ценить легкую, благосклонную судьбу, что уместно радоваться радостному, звучит почти как фарс. «Это же логично!» – восклицает разум, и всё же, по-видимому, необходима настоящая акробатика ума, чтобы человек так действительно думал. Журналисты со всего света безостановочно демонстрируют нам ужасные картины страдающих от голода и войны стран, население которых вынуждено спасаться бегством; это картины изгнаний, притеснений, безысходности, однако «логичного» сравнения с нашими здешними практически райскими условиями не происходит. Напротив, количество людей, которые потеряли душевное равновесие и нуждаются в терапии, в нашем культурном круге растет. Ощущение удовлетворенности уменьшается.